Камилла Лэкберг - Запах соли, крики птиц

— Девочку, несомненно, задушили — можно увидеть переломы подъязычной кости и верхнего рожка щитовидного хряща. У нее, однако, нет никаких следов от веревки, только посинения с обеих сторон шеи, что как раз характерно при мануальном удушении. — Он положил перед Патриком крупный снимок и показал, какие посинения имеет в виду.

— То есть ты хочешь сказать, что ее задушили руками.

— Да, — сухо подтвердил Педерсен. Он всегда испытывал большое сочувствие к попадавшей к нему на стол жертве, но редко показывал это своим тоном. — Еще одним признаком удушения являются петехии, то есть точечные кровоизлияния на конъюнктиве глаз и коже вокруг.

— Чтобы так задушить, требуется большая сила? — Патрик с трудом оторвал взгляд от фотографии голубовато-бледного лица Лиллемур.

— Большая, чем обычно думают. Чтобы кого-нибудь задушить, нужно довольно много времени, и необходимо, не переставая, сильно давить на шею. Но в данном случае… — Он закашлялся и на секунду отвернулся, а потом продолжил: — В данном случае преступник несколько облегчил себе задачу.

— Что ты имеешь в виду? — Патрик с интересом наклонился ближе. Педерсен перелистывал лежавшие перед ним бумаги, пока не нашел нужное место.

— Вот: мы обнаружили у нее в организме остатки снотворного. По всей видимости, ее сперва усыпили, а потом задушили.

— Черт, — произнес Патрик и снова посмотрел на фотографию Лиллемур. — Удалось ли установить, как в нее попало снотворное? Я хочу сказать, его во что-то подмешали?

Педерсен покачал головой.

— Содержимое ее желудка напоминало дьявольский коктейль. Я представления не имею, что она пила, но запах алкоголя присутствовал со всей очевидностью. В момент смерти девушка, вне всяких сомнений, была очень сильно пьяна.

— Да, нам говорили, что она основательно набралась тем вечером. Ты думаешь, ей подмешали снотворное в какой-нибудь напиток?

Педерсен развел руками:

— Невозможно сказать. Но такое вполне вероятно.

— О'кей, значит, ее усыпили, а потом задушили. Это мы теперь знаем. Есть ли еще какие-нибудь зацепки?

Педерсен снова принялся просматривать бумаги.

— Ну, имеется еще ряд повреждений. Похоже, ей нанесли несколько ударов по телу, и на одной щеке есть кровоизлияние под кожей и в мышце, как будто ей дали сильную пощечину.

— Вполне соответствует нашей информации о том вечере, — угрюмо подтвердил Патрик.

— У нее также имелось несколько основательных резаных ран на запястьях. Они, вероятно, обильно кровоточили.

— Резаных ран, — повторил Патрик. Этого он не заметил, когда смотрел на нее в мусороуборочной машине. Правда, он не смог заставить себя осмотреть тело как следует: только взглянул и поспешно отвернулся. Сведения, безусловно, интересные. — Что ты можешь сказать об этих ранах?

— Не много. — Педерсен еще больше взлохматил рукой волосы, и у Патрика возникло ощущение дежавю: ведь в последние дни его в зеркале встречала точно такая же картина. — Правда, располагаются они так, что едва ли она могла нанести их себе сама. А то сейчас популярно, особенно среди молодых девушек, резать себе эти места.

У Патрика перед глазами сразу возник образ Йонны в комнате для допросов, ее руки, изрезанные от запястий до локтей. Стала созревать мысль. Но ее придется додумать попозже.

— А время? — спросил Патрик. — Можно ли примерно сказать, когда она умерла?

— Как тебе известно, я занимаюсь не точными науками, но температура тела на момент обнаружения показывает, что она умерла где-то в течение ночи. По опыту я бы предположил, что часа в три-четыре утра.

— О'кей, — с задумчивым видом произнес Патрик. Записывать он ничего не стал, поскольку знал, что перед уходом получит копию результатов вскрытия. — Что-нибудь еще?

Он сам слышал у себя в голосе надежду. В последние недели они блуждали вслепую, не имея ничего конкретного, что бы продвинуло расследование вперед, и он надеялся хоть на какую-нибудь соломинку.

— Да, нам удалось извлечь из ее руки несколько интересных волосков. Я предполагаю, что преступник раздел ее, чтобы удалить возможные следы, но не заметил, что в последние мгновения она за что-то схватилась.

— А эти волоски не могут происходить из мусорного контейнера?

— Нет, учитывая их расположение в сжатой руке.

— Ну и? — Патрик почувствовал, что у него от нетерпения прямо поднимается температура. По лицу Педерсена он видел, что они наконец получат нечто полезное. — Что это за волоски?

— Ну, сказав «волоски», я выразился несколько небрежно. Это собачья шерсть. От испанской борзой, чтобы быть точным. Сведения Государственной лаборатории судебной экспертизы. — Он положил перед Патриком бумагу с результатами, которая милосердно закрыла фотографию Лиллемур.

— Можно ли установить, какой конкретно собаке принадлежат волоски?

— И да и нет, — ответил Педерсен, с некоторым сожалением покачав головой. — ДНК собаки столь же индивидуальна и определима, как у человека. Но как и с человеком, для выделения ДНК требуется, чтобы сохранилась луковица волоса, а когда собака теряет волоски, они чаще всего оказываются без луковиц. В данном случае никаких луковиц не сохранилось. С другой стороны, вам повезло, потому что испанская борзая — это очень необычная порода. Во всей Швеции найдется только порядка двухсот экземпляров.

Патрик смотрел на него с восхищением.

— Ты можешь это с ходу сказать? Насколько же широкое образование вы получаете?

— Ну, после сериала «CSI: Место преступления» наша профессия действительно шагнула вперед, — засмеялся Педерсен. — Публика думает, что мы знаем все на свете! К сожалению, вынужден тебя разочаровать. Просто мой тесть случайно является одним из двухсот владельцев испанских борзых, и при каждой встрече мне приходится выслушивать массу сведений об этой злосчастной собаке.

— Знакомо. Не по семье моей теперешней невесты — ее родители, к сожалению, несколько лет назад погибли в ДТП, а по отцу моей бывшей жены. В его случае главной темой для обсуждения всегда были машины.

— Да, родители жен часто имеют свои минусы, но нам тоже со временем придется оказаться в этой роли. — Педерсен засмеялся, но потом вновь обрел серьезность.

— Если у тебя возникнут вопросы по поводу собачьей шерсти, обращайся прямо в лабораторию. Мне известно не больше, чем написано в этих бумагах, и ты можешь получить копии.

— Замечательно, — сказал Патрик. — У меня есть только еще один вопрос. Не связана ли смерть Лиллемур с какими-либо сексуальными посягательствами? Нет ли признаков изнасилования или чего-то подобного?

Педерсен помотал головой.

— Никаких. Правда, это еще не означает, что убийство не было вызвано сексуальными посягательствами, но никаких доказательств, указывающих на это, не имеется.

— Тогда спасибо, — поблагодарил Патрик и уже начал вставать с кресла.

— А как продвигается другое дело? — вдруг спросил Педерсен, и Патрик тяжело плюхнулся обратно в кресло. На его лице явно читалось чувство вины.

— Оно… оно, к сожалению, немного отошло на задний план, — мрачно ответил он. — Поднялась такая чертова шумиха с телевидением, газетчиками и начальниками, которые непрерывно названивают, спрашивая, удалось ли нам сдвинуться с мертвой точки, что… то дело, к сожалению, практически лежит без движения. Но так больше продолжаться не будет. Я немедленно берусь за него всерьез.

— М-да, кто бы ни совершил это преступление, полиции необходимо его безотлагательно поймать. Я ничего подобного еще не видел, и чтобы убить таким образом, требуется изрядная доля хладнокровия.

— Да, знаю, — угрюмо произнес Патрик. Ему вспомнился голос Керстин, звонившей пару часов назад, и то, как безжизненно и безнадежно он звучал. Патрик не мог простить себе, что забросил расследование смерти Марит. — Но, как я уже сказал, теперь приоритеты будут расставлены по-другому. Я надеюсь получить кое-какие ответы уже сегодня. — Он встал, взял протянутую Педерсеном пачку бумаг, пожал ему руку и поблагодарил.

Вернувшись к машине, он поехал в сторону того места, где надеялся найти некоторые ответы. Или, по крайней мере, новые вопросы.

— Ты узнал у Педерсена что-нибудь полезное?

Мартин слушал и записывал, пока Патрик кратко пересказывал ему результаты беседы.

— Про собачьи волоски — это чертовски интересно. Дает нам кое-что конкретное для движения вперед. — Он продолжал слушать. — Резаные раны? Понимаю, о чем ты подумал. Кое-кто становится более интересным. Новый допрос? Да, непременно. Я могу взять с собой Ханну, и мы ее обработаем. Нет проблем.

После короткого «пока» он положил трубку и немного посидел молча. Потом встал и отправился на поиски Ханны.

Ровно через полчаса напротив них в комнате для допросов сидела Йонна. Далеко ходить, чтобы ее забрать, не пришлось — она находилась на своем рабочем месте, в универсаме, напротив здания полиции.