Наталья Солнцева - Зеленый омут
С детства прикованный к инвалидному креслу, Никита исследовал свою «землю обетованную», мысленно проникая в самые потаенные и недоступные ее уголки при помощи своего воображения, или, может быть, иным способом, который трудно объяснить, но которым легко пользоваться. Вот Никита и пользовался, иногда пытаясь найти этому подходящее определение, но чаще просто получая удовольствие и испытывая удивительные переживания.
Валерия оказалась первым человеком, которого он не только посвятил в таинства своей вселенной, но перед которым почти без раздумий распахнул самые сокровенные уголки души, куда не было доступа даже горячо им любимой и почитаемой бабуле, которой с детства доверялись все секреты мальчика Никиты. Ему захотелось, чтобы Валерия была рядом с ним во время этих мысленных путешествий, и он предложил ей попробовать. Долго объяснять, как это достигается, ему не пришлось. Женщина как будто всю жизнь сама предавалась подобным развлечениям, настолько легко и просто у нее получалось все то, что делал Никита, плюс ее собственные лабиринты памяти или подсознания, куда она то и дело сворачивала, переживая потрясающие вещи и рассказывая о них.
Постепенно Никита почувствовал, что он запросто может следовать за ее воображением или воспоминаниями, или видениями – они оба затруднялись дать этому подходящее название – и ощущать все то же, что и Валерия. Словно глядя на экран и следя за событиями захватывающего или страшного фильма, незаметно сам становишься его участником, воспринимая происходящее не снаружи, а как бы изнутри.
Валерия рассказывала ему о своих «индийских снах», которые видела до знакомства с ним, и это так захватило ее, что продолжение истории развернулось перед ее внутренним взором во всем своем пышном великолепии и смертельной истоме трагической развязки…
Белый дворец, цветок жасмина в изумруде садов, невесомый и изящный, словно парил в воздухе, как лепесток на крыльях ветра. Кружева ребристых колонн обрамляли огромные окна, через которые лилась густая синева неба, солнце горело на занавесях из золотой парчи, в низких и широких драгоценных сосудах курились благовония…
Сабхидари, возлюбленная всесильного правителя, Великого Раджи Бгарати, таяла на глазах, и никто ничего не мог с этим поделать: ни целители, ни мудрецы, ни заморские маги, которых множество перебывало в золоченых покоях девушки. Ни один из них не ушел без щедрых даров, но недуг Сабхидари продолжал развиваться, отнимая у нее нежный румянец, красоту и радость жизни.
Роскошные пурпурные ткани, устилавшие ее ложе, только оттеняли бледность и худобу прекрасного лица, на котором оставались только глаза, черные и бездонные, в глубине которых притаилась тоска. Тяжелые браслеты едва не соскальзывали с исхудавших рук, розовый шелк одежды спадал складками, скрывающими разрушающие действия болезни. Непросыхающие слезы проделывали дорожки на крашеных румянами щеках.
Девушки обрывали лепестки белых роз, усыпая ими мраморный пол, ярко-синий ковер с вытканными на нем золотом божественными символами. На маленьком столике у изголовья больной красавицы – ларцы с редкостными украшениями, тарелки со сладостями и фруктами, изысканные статуэтки, золотые и костяные гребни, драгоценные четки…Ничто не радует госпожу, ничто не привлекает ее потухшего взора.
Печальные девушки испуганно разбежались при виде входящего правителя, не в силах вынести его тяжелого пристального взгляда.
– О, Великий, – забормотала самая старшая, – я не знаю, что делать! Лицо Сабхидари не высыхает от слез, она не может уснуть даже на миг, она словно уже ушла от нас – и только ее измученное тело призывает слезами покидающий его дух!
– Уйди! – голос правителя был спокоен. Великий Раджа полностью владел собой. Негоже ему, первому и единственному сыну знаменитого воина, мудрого и почитаемого Царя Двапара, выказывать свою слабость в присутствии слуг!
В дверях появились несколько ученых брахманов, которые слышали все сказанное. Молодой царь окинул их всех взглядом, который невозможно описать – и мольба, и надежда, и повеление, и безнадежная страсть, и угроза – все слилось в нем, как в нестерпимом блеске алмаза сливаются все цвета радуги. Правитель почувствовал, как под этим взглядом словно окаменели сердца невозмутимо взирающих на него Просветленных, которые в одной только мудрости нашли отраду сердца.
– Сабхидари больше не может сделать ни одного глотка своим опухшим горлом. Ароматные фрукты и напитки остаются нетронутыми. – Он повел рукой в сторону ложа и стоящего у изголовья столика. – Все это ей готовы подать при первом же легком знаке, но она знает, что еда для нее теперь так же невозможна, как и жизнь. Розовый шелк ее одежды, нежнейший, как пух фламинго, ранит ее горячее тело, вызывает ледяной озноб и отвратительную дрожь. Она измучена. Тоска ее длится и длится. Сабхидари больше не хочет ничего помнить: ни радостей, ни солнца на небе, ни ненависти, ни любви. Она не хочет смотреть на этот мир, и смотрит только внутрь себя, туда, куда я не могу проникнуть за нею…
Слезы на глазах грозного владыки – небывалое зрелище. Брахманы с трудом заставили себя не отводить взгляды. Раджа Бгарати подавил готовый вырваться тяжелый вздох и продолжал:
– Великий Учитель! – обратился он к одному из брахманов, самому с виду неприметному, – Есть ли какое-то средство? Ведь она так молода! Почему это происходит с нами? Скажи!
Человек, к которому обратился правитель, молчал.
– Что ж, твоя мудрость не знает ответа? – разочарованно произнес царь. – Говори. Я хочу знать правду, какой бы она ни была.
– Сабхидари умирает по своей собственной воле, – медленно и едва слышно произнес брахман. – Она сама так решила. Всему виной отчаяние и протест – слабое место любого человека. Колесо Судьбы вращается в безмолвии…
– Я не понимаю…
– Она сама себе причиняет эту боль.
– Но почему?
– Я не знаю. И она сейчас не знает. В этот момент времени нет никого, кто смог бы ответить тебе, Владыка. Ты сам можешь повторить то, что совершил твой отец, великий царь-воин Двапар…
– Неужели это неумолимая карма[42] тяготеет над нами? Моя мать умерла, производя меня на свет. А затем и мой отец последовал за нею. Что послужило причиной?
– Царя Двапара нашли мертвым на ложе вместе с девушкой, которую подарил ему побежденный военачальник или правитель соседнего княжества. Оба залитые кровью, слившиеся в последнем объятии…Отчаяние и протест – все те же палачи невежественных смертных. Девушка была ядовита, как тысяча кобр.
– Разве это возможно?.. – ужаснулся Владыка Бгарати.
– Под этим небом многое возможно. Твой отец узнал, что любовь красавицы несет ему смерть и не смог смириться с этим. – Брахман задумался. – С тобой, пожалуй, этого не случится. Твоя сила велика. Любовь убивает слабых, а сильных она делает еще сильнее. У вас с Сабхидари разные дороги. Она любит кого-то сильнее, чем тебя. Это давнее, старое, как звезды, обещание другому. Она будет искать его, пока не найдет. Колесо Судьбы вращается…И Любовь вплетает сияющие золотые нити в покрывало вечности. Это и есть неизлечимая болезнь Сабхидари. Пусть ваше прощание будет красивым! Сделай ей подарок…
– Но… – Раджа обескураженно смотрел на Учителя, не в силах взять себя в руки. Наконец, ему удалось справиться со своим волнением. Ему показалось, что его истекающее кровью сердце разорвалось на куски, такой болью отозвалось все его существо на жестокие слова брахмана. – Нет ничего такого, чего бы я уже не дарил Сабхидари!
– Преподнеси ей вот эти серьги из падмарага…[43] Вложи их в руку умирающей и знай, что ты сделал лучший из земных даров! Отпусти ее с миром.
…Давно затихли в длинном коридоре удаляющиеся шаги брахманов, а молодой царь все еще сидел в оцепенении у ложа прекрасной Сабхидари. Камни, которые вручил ему Учитель, жгли руку нестерпимо.
Правитель говорил сам с собой. Он не произносил свои слова вслух, – они звучали в его измученной душе, словно молитва или жалоба в тиши храма, где всемогущие Боги вершат свою волю…
– Ты страдаешь, но я страдаю сильней от мук ревности…Боги рассудили, что ты слишком нежна, слишком беззащитна для земной жизни. Возможно, это кара. Я недостаточно заботился о тебе, лучшем из даров судьбы. И вот Боги забирают свой дар у того, кто не умел ценить его! Ты будешь очарована их вечной юностью и неувядающей красотой, они навеки привлекут твое сердце и ум своими несравненной мудростью, непревзойденным красноречием, безграничной любовью, неиссякаемым весельем – и ты станешь их вечной спутницей. Ты будешь неустанно срывать сладостные плоды наслаждений в садах Индры![44] Вот мой соперник – Всепривлекающий, Всепобеждающий Абсолют…и он повергает меня в отчаяние. Скажи, хотя бы, что ты не забудешь меня! Ты не будешь помнить всего того, чем я радовал тебя в земной жизни. Как может смертный человек, – пусть даже он царь, сын Великого царя, – превзойти наслаждения духа, даруемые Богами?! Океан божественного милосердия скоро унесет тебя от меня. Камни падмарага – это мой последний дар, держи их в руке!
