Роберт Гэлбрейт - Зов кукушки

— Вы учились в начальной школе «Блейкифилд»?

— Недолго. Пока мать не сообразила, что плата ей не по карману.

— Понятно. Я этого не знал. И все же вы, вероятно, не в полной мере сознаете… Джон всегда был — пользуясь выражением моей сестры — крайне возбудимым. После смерти Чарли родители даже водили Джона к психологам, вообразите. Не хочу строить из себя специалиста по вопросам психиатрии, но мне кажется, что со смертью Лулы он выпал из нашего…

— Не слишком удачное выражение, но я вас понимаю. — Страйк записал: «Бристоу псих». — По какой именно причине он выпал из вашего круга?

— Не я один, многие считают, что повторное расследование — это нелепая, бессмысленная затея, — ответил Лэндри.

Страйк держал ручку над блокнотом. Лэндри подвигал челюстями, будто пожевал, а потом напористо сказал:

— Лула страдала маниакально-депрессивным психозом и выбросилась из окна после скандала со своим наркоманом-любовником. Никакой загадки здесь нет. Для всех нас, особенно для ее несчастной матери, это было страшным ударом, но такова суровая истина. Я невольно прихожу к выводу, что у Джона психоз. Мне неловко говорить такие вещи открытым текстом, но если позволите…

— Не стесняйтесь.

— …ваше потакание только усугубляет его нездоровую тягу отгородиться от правды.

— Которая заключается в том, что Лула покончила с собой?

— Это подтвердили полиция, судебно-медицинская экспертиза и коронер. Но Джон, по недоступной для меня причине, вознамерился доказать убийство. Кому от этого будет легче — затрудняюсь сказать.

— Видите ли, — сказал Страйк, — родные и близкие самоубийц часто терзаются угрызениями совести. Они считают — пусть даже безосновательно, — будто не сделали всего, что в их силах, чтобы не допустить трагедии. А вердикт «убийство» мог бы избавить родственников от всяких угрызений, правда?

— Нам не в чем себя винить, — ледяным тоном заявил Лэндри. — Лула с юных лет получала самое лучшее медицинское обслуживание и пользовалась всеми материальными благами, какие только могла предоставить ей приемная семья. «Донельзя избалованная» — только такими словами можно описать мою приемную племянницу, мистер Страйк. Мать буквально была готова отдать за нее жизнь — и что она видела взамен?

— Вы считаете, Лула была неблагодарной, так?

— Какого черта вы это записываете? Или ваши заметки рассчитаны на грязный бульварный листок?

Страйку даже стало интересно, куда делась учтивость, с которой Лэндри явился в ресторан. Официантка подала заказ; Лэндри не поблагодарил и лишь сверлил взглядом Страйка, пока девушка не отошла. Потом он сказал:

— Вы суетесь туда, где можете причинить только вред. Я, откровенно говоря, был потрясен, когда узнал о планах Джона. Просто потрясен.

— Разве он не делился с родней своими сомнениями насчет версии самоубийства?

— Джон, как и все остальные, был в шоке, и это естественно, но я не припоминаю, чтобы он хоть намеком коснулся темы убийства.

— У вас тесные отношения с племянником, мистер Лэндри?

— При чем тут наши отношения?

— Возможно, это объяснит, почему он с вами не всем делился.

— У нас с Джоном нормальные рабочие отношения.

— Рабочие отношения?

— Да, мистер Страйк, мы вместе работаем. Неужели мы и за стенами фирмы должны мозолить друг другу глаза? Конечно нет. Но нас объединяют заботы о моей сестре, леди Бристоу, матери Джона, которая сейчас находится в критическом состоянии. Во внеслужебное время мы в основном разговариваем об Иветте.

— Джон показался мне очень преданным сыном.

— Мать теперь стала для него всем; ее близкая кончина тоже не укрепляет его психику.

— Вряд ли она стала для него всем. Есть ведь еще Элисон, правда?

— Вряд ли это серьезные отношения.

— Не мог ли Джон, поручая мне расследование, руководствоваться желанием открыть матери правду, пока та еще жива?

— Правда Иветте не поможет. Кому нравится слышать «что посеешь, то и пожнешь»?

Страйк промолчал. Как он и рассчитывал, адвокат поддался искушению объяснить и вскоре продолжил:

— Иветту всегда отличало какое-то гипертрофированное материнское чувство. Она обожает грудных детей. — Лэндри говорил об этом с легким отвращением, как о патологии. — Попадись ей на жизненном пути достаточно плодовитый мужчина, она без малейшего стеснения родила бы десятка два младенцев. Слава богу, что Алек бесплоден, — или Джон об этом умолчал?

— Он упомянул, что сэр Алек Бристоу не приходится ему биологическим отцом, если вы об этом.

Если Лэндри и обескуражило, что его опередили, он тем не менее с жаром продолжил:

— Иветта и Алек усыновили двоих мальчиков, но она с ними не справлялась. Мать из нее никудышная. Ни присмотра, ни дисциплины, потакание любым капризам и категорическое нежелание видеть дальше своего носа. Не хочу сказать, что всему виной ее воспитание — кто знает, какая там была наследственность, — но Джон рос нытиком, симулянтом и прилипалой, а Чарли — форменным уголовником, и в результате… — Лэндри пошел красными пятнами и умолк.

— И в результате стал кататься на велосипеде по кромке обрыва? — продолжил за него Страйк.

Он сказал это лишь для того, чтобы посмотреть на реакцию Лэндри, и не разочаровался. Впечатление было такое, будто перед ним сузился туннель, захлопнулась дверца, встала стена.

— Грубо говоря, да. Слишком поздно Иветта начала кидаться на Алека, вопить и царапаться, падать без чувств. Прояви она хоть толику строгости, мальчишка не посмел бы плевать на ее запреты. Я как раз гостил у них в доме, — с каменным лицом сказал Лэндри. — Приехал на Пасху. Пошел прогуляться по деревне, прихожу — они с ног сбились, ищут Чарли. Я — сразу к каменоломне. Как чувствовал. Где еще ему быть, как не там, куда запрещено ездить?

— Значит, это вы нашли тело?

— Да, я.

— Представляю, какое это было страшное зрелище.

— Да. — Лэнди едва шевелил губами. — Страшное.

— И после смерти Чарли ваша сестра и сэр Алек удочерили Лулу, правильно я понимаю?

— Это, наверное, была самая большая глупость, на какую только согласился Алек Бристоу, — сказал Лэндри. — Иветта уже показала, какая из нее мать; неужели в период тяжелейшей скорби она смогла бы себя переделать? Конечно, она всегда хотела малютку-девочку, чтобы наряжать ее в розовое, и Алек решил осчастливить жену. Он потакал всем прихотям Иветты. Потерял голову, когда она зашла в его машинописное бюро; сам он из низов. А Иветту всегда тянуло к простолюдинам.

Страйк пока не понимал, какова истинная причина такой злости.

— У вас неважные отношения с сестрой, мистер Лэндри? — спросил он.

— Мы с ней прекрасно ладим; дело лишь в том, что я не закрываю глаза на ее сущность, мистер Страйк, и вижу, что она — виновница всех своих бед.

— После смерти Чарли им беспрепятственно разрешили очередное усыновление?

— Не будь Алек мультимиллионером, препятствий, думаю, было бы немало, — фыркнул Лэндри. — Мне известно, что органы опеки были обеспокоены нервно-психическим состоянием Иветты, да и возраст супругов был далеко не юным. Жаль, что их заявление не отклонили. Но Алек был чрезвычайно изворотлив, да к тому же у него остались разные сомнительные связи еще с той поры, когда он подвизался лоточником. Но даже он, с его возможностями, не смог заполучить белого ребенка. Привел в семью неизвестно кого и доверил заботам депрессивной истерички, начисто лишенной здравого смысла. Меня не удивляет, что это закончилось катастрофой. Лула росла неуравновешенной, как Джон, и неуправляемой, как Чарли, а Иветта не умела ее приструнить.

Строча в блокноте под взглядом Лэндри, Страйк размышлял: не потому ли Бристоу так переживает из-за негритянских корней Лулы, что глубоко верит в генетическую предопределенность? Вне сомнения, Бристоу с малых лет был посвящен в дядюшкины взгляды; дети впитывают убеждения взрослых на каком-то глубинном, первобытном уровне. Он, Страйк, нутром чуял, когда никто еще не заговаривал об этом в его присутствии, что их мать не такая, как у других, что есть в ней (если верить неписаному кодексу, который связывал всех окружавших его взрослых) нечто позорное.

— Насколько я знаю, вы виделись с Лулой в день ее гибели? — спросил Страйк.

Ресницы Лэндри были такими светлыми, что казались седыми.

— Прошу прощения?

— Угу… — Страйк демонстративно полистал блокнот и уставился на совершенно чистую страницу. — Вы встретились в доме вашей сестры, так ведь? Когда Лула заехала проведать леди Бристоу, верно?

— Кто вам это сказал? Джон?

— Это есть в деле. Разве здесь какая-то нестыковка?

— Нет, все так, просто я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.