Убийство в красках - Владимир Григорьевич Колычев
Герберт и не заметил, как заснул, разбудил его стук, с которым закрылась входная дверь. У входа стоял затравленного вида очкарик в хорошем костюме, рукав надорван, рубашка в крови. Губа разбита, на щеке ссадина, на подбородке размазанная кровь.
– Здесь свободно? – спросил он, испуганно глядя на Герберта.
– Здесь не свободно, но места всегда есть… Чего так поздно?
– Так из ночного клуба.
– Подрались?
– Ну, сначала подрались, а потом травмат… У меня травмат был, а-а! – Парень отчаянно махнул рукой и скривился, как будто вот-вот заплачет. Но не заплакал. И очки не снял. А стеклышки целые, чистые, интересно, как они в драке не пострадали?
И еще Герберта смутило время, слишком уж поздно для появления парня в изоляторе временного содержания. Обычно если что-то серьезное, в камере для временно задержанных до утра держат. А парень, надо сказать, не слабый на вид. Очкарик да, сутулится, голову низко держит, плечи не расправляет. А плечи широкие, ноги длинные, сильные. Странно все это.
Парень сел на нижнюю шконку через проход от Герберта, обхватил голову руками.
– Я ему в глаз попал, а если убил?
– Ты уже сел, привыкай.
– Не хочу сидеть!
Очкарик вскочил и, обогнув стол, подошел к зарешеченному окну. И руками провел по горлу, как будто снимал галстук. Глубоко и шумно вдохнул, словно поймал приток свежего воздуха. Но от окна если дуло, то совсем чуть-чуть. А стоял он совсем рядом от Герберта, и это напрягало.
– Слышь, не дави на клапан! От решки отошел!
Парень кивнул, вернулся на свою шконку, сел, чуть погодя лег. И заплакал. Их разделял стол, Герберт не видел слез, но слышал всхлипы. Может, правда кого-то застрелил у всех на глазах, даже вину доказывать не надо, может, потому и определили его сразу в ИВС. Все возможно. И спортсмены бывают людьми морально отсталыми.
И все же Герберт всего лишь сделал вид, что заснул. Даже слегка всхрапнул для большей убедительности. Но время шло, а очкарик продолжал жить своей сопливой жизнью, ворочался, шумно вздыхал, встал, сходил за перегородку, струя отзвучала звонко. Вернулся, лег, затих…
И снова Герберт не заметил, как заснул. И не услышал, как поднялся новичок, подошел к окну. Почувствовал только его взгляд, что его и разбудило.
Парень опускался перед ним на одно колено, без очков, взгляд ледяной, рука уже в полете. Он бил в грудь, мощным движением передавая импульс из плеча в кулак. Герберт просто не успевал подставить руку, он всего лишь приподнял правое плечо, этим лишь слегка смягчив пропущенный удар. И этого хватило лишь на то, чтобы не остановилось сердце. Но дыхание от удара встало, легкие перестали качать воздух, парализующая боль из грудной клетки по ребрам передалась в позвоночник, у Герберта отнялись ноги.
Пока Герберт приходил в себя, парень перепоясал его шею полотенцем. И откуда он только его взял? Руки у него сильные, движения уверенные, горло сжал так, что Герберт не мог даже хрипеть. И доступ воздуха перекрыт намертво, а сила в руках зверская, не вырваться.
Киллер сделал все правильно, но не учел силу противодействия. Тем более что Герберт не вырубился, как планировалось. Инстинкт самосохранения разблокировал парализованные болью ноги, Герберт извернулся, оттолкнулся от стены, сдвинув киллера с места и натолкнув его на стол. Но от захвата этим не освободился, а времени у него осталось совсем ничего. Это же не погружение в воду, когда можно продержаться без воздуха три-четыре, а то и больше минут. Полотенце перекрывало еще и доступ крови в мозг, еще мгновение-другое – и Герберт начнет терять силы, а это верная смерть.
Нижней частью спины киллер упирался в стол, слегка перегибаясь через него. В отчаянной борьбе за жизнь Герберт зацепился за верхнюю шконку одной ногой, тут же оперся второй и, с силой разгибая колени, навалился на душителя. А шконка закреплена крепко, стол вмурован в пол намертво, железные уголки больно впивались в спину наемника, а Герберт продолжал давить. Еще и руку за голову забросил, нащупал глаза противника, с силой надавил на один. Киллер взвыл от боли, но всего лишь ослабил хватку. Но Герберт, ощутив слабину, вцепился в полотенце, ненамного, но оттянул его от себя, и кровь хлынула в голову, и воздух в легкие. А он продолжал вдавливать противника в стол, и затылком смог его ударить, и снова ткнуть пальцем в глаз. Но все же нокаутировало подсадного не это, а боль в позвоночнике. Герберт заставил его разжать руки, дальше проще.
Герберт вырвался из захвата, тут же атаковал, сбив киллера на пол, заломил ему руки за спину, связав их тем самым полотенцем, в петле из которого его могли обнаружить утром.
Герберт переместил киллера на шконку, уложив лицом вниз.
– Теперь можно познакомиться. Кто такой?
– Миша.
– Кто меня заказал, Миша?
– Не знаю, – сквозь зубы процедил парень.
Герберт сунул руку под подушку, вытащил оттуда очки, осмотрел их. Обычное пластиковое стекло, никаких диоптрий, ну так это неудивительно.
– Позвонили, сказали куда ехать, что делать. Избил кого-то, что-то украл? Кто тебя вел, кто на меня выводил?
– Кто-то из ментов…
– Кто-то из ментов, – в раздумье кивнул Герберт.
Липатий запросто мог организовать срочную доставку киллера, но связи в полиции имелись и у Водорезова. Но зачем старому хрычу мочить Герберта? Ему скорее нужно взять его живым и отдать вору на растерзание, как провокатора. Свалить всю вину на Герберта, а самому выйти сухим из воды…
Возможно, Водорезов узнал, кто пытался подмять под себя власть в «Мистрале», спасая от уничтожения паутину, сотканную Хомутовым. Ему конкуренты не нужны. Так же как и Хомутову.
– А сам на кого работаешь?
– Сам на себя.
– А заказ кто сделал?
– Диспетчер. Я его не знаю.
– Диспетчера, может, и не знаешь, но кого-то из своей системы знаешь.
– Может, и знаю.
– Но не скажешь?
– Нет.
– И дальше будешь за мной охотиться.
– Буду.
– Ну хоть скажи, кому это нужно.
– Я не знаю. Мне сказали – я делаю.
Вряд ли Миша попал в изолятор по реально серьезной причине, скорее всего завтра его уже выпустят. И Герберт вряд ли задержится надолго. Выйдет, а Миша уже у него на хвосте, а специалист он, по всей видимости, неплохой, наверняка опытный.
– А если не сделаешь? Если здесь останешься? Полотенце ты хорошее взял, крепкое, не порвется, когда вешаться будешь… А почему я должен
