Капкан на змея - Наталья Николаевна Александрова
– Ничего не помню, – тихо сказал наконец Бакланов. – Морочить голову она умела виртуозно. Как только спрошу что-нибудь – так сразу шутки у нее, прибаутки, поцелуйчики и все такое прочее, ну, вы понимаете. А после обо всем забудешь…
– Я же говорю – умная была женщина, – согласился Леня. – Ладно, будем рассуждать логически. Стало быть, окончила она испанскую школу, оттуда дорога одна – в языковой вуз. Тем более мы знаем, что испанским она владела безупречно. Альбина, компьютер где?
Через минуту Леня уже сосредоточенно нажимал кнопки.
Вузов, обучающих студентов иностранным языкам, в городе было четыре штуки. Конечно, в последнее время развелось еще множество коммерческих обучающих организаций, но туда Леня решил обратиться в самую последнюю очередь. Во-первых, образование не то, а во-вторых, они быстро возникают, как грибы после дождя, и так же быстро пропадают.
Итак, ему не понадобилось много времени, чтобы исключить три вуза и выяснить, что в таком-то году Анастасия Юрьевна Кривошеина поступила в Институт иностранных языков на испанское отделение. Но в списке выпускников ее почему-то не оказалось.
– Ох, и беспокойная девица эта Кривошеина! – вздохнул он. – Ладно, нужно идти туда и выяснять на месте.
– Бог тебе в помощь! – Альбина погладила его по руке.
Испанское отделение занимало отдельный этаж. Отличить его от прочих не составило труда, поскольку перед входом на это отделение красовался удивительный иконостас. На стене ровными рядами были размещены портреты наиболее выдающихся представителей испанской и латиноамериканской культуры и истории, как их представляло себе руководство отделения. Леня увидел портреты великого мореплавателя Христофора Колумба и конкистадора Фернандо Кортеса, писателей Мигеля де Сервантеса и Лопе де Веги, художников Диего Веласкеса и Эль Греко, Пабло Пикассо и Сальватора Дали, певцов Хулио Иглесиаса и Хосе Каррераса, и рядом с ними – Фиделя Кастро и Че Гевары в его неизбежном берете, а также знаменитого актера Антонио Бандераса и его не менее знаменитой соотечественницы Пенелопы Крус.
Леня не стал задерживаться возле этой портретной галереи и вошел в дверь с табличкой «Деканат».
За этой дверью оказалось довольно просторное помещение, большая часть которого была заставлена горшками и ящиками с комнатными цветами. Здесь были бегонии и герани, фуксии и азалии, настурции, узамбарские фиалки и другие цветы, названий которых Леня не знал. А если какой цветок и узнал в лицо, то исключительно благодаря Лоле. Вот она комнатные цветы просто обожала и вела нескончаемую войну с котом, который тоже любил цветы, но по-своему. Особенно отличал он узамбарские фиалки, за что неоднократно бывал бит полотенцем, тапкой или свернутой газетой. Глядя на безжалостно объеденные цветы, Лола буквально зверела, и даже Леня ничего не мог поделать. Кот, надо сказать, принимал наказание стоически, видно, понимал, что не прав.
Среди всего этого великолепия сидела за просторным столом дама лет пятидесяти, в несколько старомодном бордовом жакете, с волосами, уложенными в высокую прическу, и с таким выражением на лице, которое вырабатывается долгими годами абсолютной власти.
Когда-то давно Леня учился в цирковом училище, на отделении фокусов и иллюзий. Училище это очень отличалось от других учебных заведений, на занятиях вынимали из карманов и шляп кроликов и голубей, безжалостно распиливали студенток и даже преподавательниц помоложе, но и там тоже была женщина с такой же высокой прической и таким же решительным и властным лицом – секретарь деканата Татьяна Филаретовна.
Татьяну Филаретовну боялись студенты и преподаватели, больше того – ее боялся декан отделения, знаменитый иллюзионист Артур Альбертович Руо, и даже директор училища всемогущий Ашот Акопович Невсесян.
С тех пор прошло много лет, Леня приобрел разнообразные знания и навыки, но у него сохранилось твердое убеждение, что в каждом институте и училище есть своя Татьяна Филаретовна. И сейчас перед ним, несомненно, был здешний представитель этого всемогущего племени – секретарь деканата.
В подтверждение этой мысли, перед столом секретаря стояли навытяжку двое студентов, которых властная дама отчитывала:
– Вам, Пустышкин, был дан последний шанс. Вы должны были сдать испанскую литературу еще прошлой зимой, но вы и не подумали…
– Я подумал, Варвара Савельевна… – ныл несчастный студент. – Но я тогда болел гриппом, и у меня были осложнения…
– На голову? – язвительно переспросила суровая дама. – С тех пор вы могли не только испанскую литературу, вы все экзамены за третий курс могли сдать! А вы, Пузырев, что смотрите? На вас библиотека жалуется! Вы им не вернули одиннадцать единиц хранения!
– Но, Варвара Савельевна, – вступил второй студент, – я не виноват, это мыши сгрызли книжки…
– Заведите кошку! – отрезала секретарь. – Если не вернете в ближайшие три дня, мы будем принимать меры! И все, оба свободны! У меня и без вас работы хватает!
Студентов как ветром сдуло, а грозная Варвара Савельевна повернулась к скромно дожидавшейся ее внимания женщине лет тридцати с хвостиком, одетой во что-то блекло-серое, с невзрачным лицом и бесцветными волосами. В этой женщине было что-то от цветка, засохшего между страницами книги. Причем книга эта была не сборником лирических стихотворений и не любовным романом, а пособием по испанской грамматике для студентов неязыковых вузов, да и цветок – не роза и не камелия, а какой-то невзрачный полевой цветочек из тех, названия которых невозможно запомнить.
– Людмила Борисовна, – строго произнесла секретарь, – на вас снова жаловались. После вашего занятия в кабинете пахло табаком. Вы знаете, что сейчас мы, как никогда, боремся с курением, и тем не менее не делаете выводов…
– Но, Варвара Савельевна! – подала голос бесцветная женщина. – Вы же знаете, что этот Гречишкин…
– Не знаю и знать не хочу! – оборвала ее секретарь. – Вы преподаватель, и вы должны контролировать порядок на занятиях! А вы, молодой человек, по какому вопросу? – обратилась она к Маркизу, которого только теперь заметила.
– Я хотел бы навести справки об одной вашей выпускнице, – проговорил Маркиз скромным и интеллигентным тоном. – Точнее, об одной вашей бывшей студентке…
– Так выпускнице или студентке? – сурово переспросила секретарь. – Вы уж как-нибудь определитесь!
– В том-то и дело, что она есть в списке поступивших к вам, но отсутствует в списке выпускников… ее фамилия Кривошеина, Анастасия Кривошеина…
– А вы, собственно, кто такой и на каком основании интересуетесь нашими бывшими студентами? – В голосе Варвары Савельевны зазвучал металл, а взгляд стал холодным и пронзительным.
– Я – частный детектив, – признался Леня. – Навожу справки о Кривошеиной по заданию своего клиента…
– Вот и наводите их где-нибудь в другом месте! – отчеканила строгая дама. – Здесь люди работают, а не всякой ерундой занимаются! Здесь учебный вуз, а не справочное бюро!
Леня хотел предпринять еще одну попытку пробить оборону Варвары Савельевны, но вдруг он перехватил быстрый взгляд бесцветной преподавательницы, которую перед ним отчитывала секретарь. Та мигала ему по очереди обоими глазами и показывала на дверь.
Леня откликнулся на этот безмолвный призыв и вышел из деканата, изменив своим правилась и не простившись с противной Варварой. Та, надо сказать, этому факту нисколько не огорчилась.
Бледная Людмила Борисовна тут же появилась в коридоре, догнала его и спросила с живейшим интересом:
– А вы правда частный детектив?
То ли от быстрой ходьбы, то ли от любопытства она малость зарумянилась, и глаза ее заблестели.
– Правда, – ответил Маркиз, не задумываясь.
– Какая, наверное, интересная работа! – вздохнула Людмила. – А тут… вдалбливаешь оболтусам спряжения испанских глаголов, принимаешь у них безграмотные корявые переводы… а вы почему про Настю Кривошеину спрашивали?
– Вообще-то это конфиденциальная информация. – Маркиз окинул взглядом
