Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова
Они прошли в кухню. Запах кофе и тостов разбудил в Ольге такой аппетит, что она предложила:
– Мы можем начать разговор прямо за едой. Я никогда не записываю беседу, даже на диктофон. Запоминаю дословно. Увидишь, когда пришлю материал.
Вот и получилось похвастаться.
– Хорошо, – Марина поставила перед Ольгой чашку с кофе и тарелку с тостами. – Но журналист тут ты. Может, скажешь, с чего начать?
– С этой минуты. С того, как именно сейчас ты оцениваешь ту резкую и мгновенную перемену в судьбе, которая разделила жизнь на совершенно непохожие части. Жизнь востребованной актрисы – это всегда переполненный зал. Жизнь автора загадочных книг, создание которых требует полного уединения, – совсем другое. Противоположное. У такой перемены есть плюсы, минусы? Или просто так получилось и уже не имеет смысла считать потери и приобретения?
– Так получилось и не имеет смысла считать. Есть потери, есть приобретения. Но я уверена, что именно сейчас я вышла на прямой контакт с собой. Я там, где мое место. Да, тут нет переполненного зала, но только так я способна слышать шорох моих страниц в незнакомых и невидимых руках. И я такая, какой наконец могу себе позволить быть.
– Независимой и естественной?
– Да. Ты поняла, потому что мы в чем-то похожи. И давай сразу обозначим. Вижу, ты по мере возможностей изучила перемены моей судьбы, причины, следствия и, вероятно, такие подробности, за какими журналист пойдет босиком по гвоздям. А ты похожа на упорного и увлекающегося репортера. Так вот: этой темы у нас не будет. Без обид. Не потому, что мне есть что скрывать. Я способна спокойно обозначить и проанализировать самые болезненные воспоминания, коснуться самой острой темы. Просто именно этой темы у меня больше нет. Я удалила все из памяти и души, как файл, зараженный опасным, разрушающим вирусом.
– Понимаю, – произнесла Оля. – Честно, я и не собиралась касаться тех событий. Не буду, правда, говорить, что мне все это безразлично. Конечно нет. Такое невозможно узнавать без эмоций и желания услышать правду, очищенную от шелухи сплетен. По крайней мере для меня так. Но я достаточно хорошо знаю среду, воспаленный мир бурлящих драм и людоедской страсти к перемыванию чужих косточек. Так что просто скажу: сожалею, что все это случилось. И на этом закроем тему, у нас есть много других. Например: как, откуда, по каким причинам возникает в тебе потребность отправиться в нереальный, туманный и не всем понятный мир? Отправиться самой и увлечь за собой большое количество читателей, то есть совершенно незнакомых людей. Это возможно передать простыми, доступными словами?
– Только так и возможно сказать о той могущественной силе, которая завладевает мыслями и чувствами человека, ищущего смысл собственного существования и готового за это платить даже покоем. Или именно покоем. Я о том, что в моем, столь тщательно созданном уединении так и не появился покой, хотя было время, когда я не сомневалась, что хочу лишь его. Но я принесла свой долгожданный покой в жертву беспощадной и чаще всего болезненной истине. Так что мои туманные блуждания за гранями обыденности – это не побег. Это совсем наоборот. Я создала мистический помост для открытого произнесения тех мыслей, чувств и констатаций, какие на плоском фоне реальности так трудно, так больно и так бесполезно озвучивать. Я подарила читателям выбор – понять или отказаться. Связать с собственными явными и тайными терзаниями и надеждами или посчитать сказкой на ночь.
Ольга сразу увидела название своего интервью: «ЭТО НЕ ПОБЕГ».
У нее не было сомнений в том, что в ее работе, а может, и в жизни случилась особая встреча. Она скажется на том, что будет потом. От места одного интервью до следующих неизбежных перемен. Заразилась, что ли, у мистического автора, но еще никогда Олю не мучило такое количество предчувствий, какие туманили голову, когда она возвращалась домой. Но и в затуманенной голове, в отдельном, особо охраняемом месте сохранились в точности не только все слова, произнесенные героиней интервью, но и каждая интонация, пауза, невольный вздох. И почему-то возникла мысль о том, что эта работа не закончится, когда материал будет опубликован. Разумеется, далеко не все, о чем они говорили, Оля использует. Марина не рвалась откровенничать, но она ни разу не слукавила, говоря о людях и событиях. Все четко, конкретно – причины, следствия, вывод. Никакой щадящей лакировки чужих проявлений или собственных восприятий и оценок. Никакой снисходительности или демонстрации всепрощения к низости, подлости, зависти, злобе.
– Так получилось, что я рано узнала, что такое настоящее преследование человека ни за что, не по какой-то причине, а потому, что он именно такой, какой может разбудить в ком-то все самое уродливое, – говорила Марина. – Мне вообще кажется, что носители ненависти и злобы выбирают своих жертв с бо́льшим сладострастием, чем нормальные люди – объекты любви. Никогда не испытывала желания ответить кому-то тем же, отплатить или хотя бы помечтать о мести. Но и не переступала через чужую подлость смиренно и безропотно.
– А как?
– Есть много способов не скрывать свое презрение, отвращение. Для этого далеко не всегда требуются слова. Уверена, никто никогда не сомневался относительно моих чувств. Я в напряженный момент даже не посмотрю на преследователя с яростью. Я с яростью отвернусь. Могу назвать несколько имен, не для печати, конечно. Я все поняла об этих людях, а лиц совершенно не помню, хотя встречалась с ними не раз.
Марина не называла этих имен, но круг узок. И Ольга не раз за каким-то обобщением ясно видела конкретного человека. Причем не из тех больных прошлых событий, которых они обе по умолчанию даже не касались. А именно сейчас, в этой тихой, одинокой жизни Марины. Она вроде бы спокойно сидит на диване, а на самом деле ни на минуту не прекращает свое нелегкое, часто мучительное путешествие туда,
