Знак белой лилии - Наталия Николаевна Антонова
– Будем, – согласилась Мирослава и сделала себе бутерброд из сыра и ветчины.
Андриевский последовал примеру гостьи, и по тому, как он налегал на бутерброд, Мирослава догадалась, что он с утра ничего не ел. Сама она запила крепким чаем свой бутерброд, на заварку Андриевский не поскупился, и стала ждать, когда насытится хозяин.
К ее удивлению, он также ограничился одним бутербродом и спросил:
– О чем вы хотели поговорить со мной?
Мирослава не стала ходить вокруг да около и ответила:
– О Любочке Осташевской.
– Так вы и до нее докопались, – проговорил он, ничем не выдав своего огорчения.
Мирослава согласно кивнула.
– Выходит, вы и впрямь хороший детектив, – грустно улыбнулся Андриевский. – И что же вы хотели узнать о Любочке?
– Только одно, собирались ли вы на самом деле лишить девушку жизни?
– Наверное, собирался, – не слишком уверенно признался он.
– Что значит наверное? Вы что, не знали, что вы делаете?
– Можно сказать и так, – ответил Андриевский. – Понимаете, когда Осташевская стала угрожать тем, что все расскажет о нас с Леной и ее посадят в тюрьму, я потерял контроль над собой. В моем мозгу билась одна-единственная мысль – я должен предотвратить это! И неважно, какой ценой. Но я рад, что этого не случилось и что Люба осталась жива, – проговорил он тихо.
– Она тоже, надо думать, рада тому, что осталась жива, – проговорила Мирослава.
Она подождала, не спросит ли Андриевский о том, как сложилась судьба девушки, едва не поплатившейся жизнью за свою влюбленность в него. Но он ничего не спросил.
И тогда Мирослава задала вопрос, неожиданный для Андриевского:
– Скажите, Эммануил Захарович, вы ревновали свою жену?
– К кому? – с искренним изумлением спросил он.
– То есть вы уверены, что она никогда вам не изменяла?
– Уверен, – твердо ответил Андриевский.
И его уверенность можно было легко понять, какому же мужчине, имеющему жену старше себя на двадцать лет, придет в голову сомневаться в ее верности. Скорее всего, никакому. Мужчины, как известно, в большинстве своем не сомневаются в своей неотразимости. Любой плюгавенький мужичонка мнит себя пупом земли. Что же говорить о молодом, на самом деле красивом и обеспеченном Эммануиле Захаровиче Андриевском. Не так много найдется женщин, которые откажутся связать свою судьбу с ним.
– Что ж, пока у меня больше вопросов к вам нет, – сказала Мирослава и направилась к двери.
Он догнал ее уже у порога и окликнул:
– Погодите!
Мирослава обернулась.
– Почему вы спросили меня о том, не изменяла ли мне Елена?
– Я спросила не совсем об этом.
– А о чем же? – его голос зазвенел.
– Я спросила о вашей уверенности в верности своей жены.
– Разве это не одно и то же?!
– Конечно нет, – несколько устало ответила Мирослава и, не захотев ничего больше объяснять клиенту, покинула его квартиру. Она сама ни в чем не была уверена.
Когда Мирослава подъезжала к дому, невесть откуда набежавшие тучи полностью закрыли небесную синеву и хлынул сильный дождь.
Мирослава ожидала молний и грома, но их не последовало.
– Явилась наконец-то твоя хозяйка, – сказал Морис Дону, дожидавшемуся Мирославу на крыльце.
– До дождя он сидел у ворот, – доложил Миндаугас Мирославе, – все глаза проглядел. Даже печенку отказался есть.
– Солнышко мое, – ласково обратилась к коту Мирослава, – погоди, сполоснусь и возьму тебя на руки.
– Сначала поедим, – решительно заявил Морис, – а обнимашки потом.
– Ладно уж, – ответила она, скрываясь в ванной.
Пока Мирослава смывала усталость и пыль, Морис накрыл на стол.
Приготовленная на гриле камбала буквально таяла во рту, потом был салат из свежих овощей и клубничный десерт.
Миндаугас был терпеливым человеком. На этот раз выдержка также не изменила ему. Он не задал Мирославе ни одного вопроса не только за едой, но и после, когда все было убрано со стола.
«Наобнимается с котом и сама все расскажет», – решил он.
Так оно и случилось.
– Морис, – позвала она, – иди, пожалуйста, сюда. – Она пошлепала ладонью по дивану рядом с собой.
Он не заставил просить себя дважды и сел именно там, где она хотела.
– В общем, слушай. – Мирослава подробно рассказала ему обо всех своих беседах с людьми, хоть как-то причастными к этому делу.
Больше всего его удивила история с Осташевской.
– Вот уж никогда не подумал бы, что наш клиент способен душить хрупкую девушку.
– Не забывай, он был в состоянии аффекта, – попыталась высказаться в защиту клиента детектив.
– И все-таки, – обронил Морис.
– Главное, что Любовь Александровна жива и здорова, и теперь она вовсе не Осташевская, а Макарова, счастливая мать семейства.
– Да, это верно, – согласился Миндаугас и добавил: – Я не одобряю девушек, которые бегают за парнями и тем более пытаются заполучить их с помощью шантажа.
– Кто же поспорит с этим, – ответила Мирослава.
– Я только не понял, зачем вы спросили Андриевского, уверен ли он в верности своей жены.
– Не ты один…
– Что?
– Андриевский тоже этого не понял.
– И все-таки. – Морис тихонько дотронулся до ее руки.
– Меня напрягали две вещи!
– Какие?
– Конфликт с Маковым и упорное репетиторство Андриевской. С Маковым все разъяснилось. Но какого черта, – детектив повысила голос, – обеспеченная женщина, имея молодого красивого мужа, возится с учениками до ночи и остается ночевать в пустой квартире!
– Мало ли… – пожал плечами Морис.
– Не знаю, мало или много, – несколько раздраженно ответила Мирослава, – но у меня возникает закономерный вопрос!
– Какой еще вопрос?
– Была ли квартира пуста, когда Андриевская оставалась в ней на ночь?!
– То есть вы думаете, что у Елены Валентиновны все ж таки был любовник?! – округлил глаза Морис.
Мирослава кивнула.
– А как же имеющийся у нее молодой обеспеченный муж? – спросил он.
– Может быть, Эммануил ей надоел? – сказала Мирослава.
– Как это надоел? – искренне удивился Морис.
Волгина пожала плечами:
– Банально.
– Но у них же сын! – воскликнул Миндаугас.
– И что? – усмехнулась она. – Эка невидаль, сын. От Горчаковского у нее было двое детей, – напомнила Мирослава.
– Я не понимаю этого, – вздохнул Миндаугас.
Мирослава хотела сказать ему, что его наивность порой не имеет границ, но воздержалась. Вместо этого она спросила:
– Шура не звонил?
– Увы! – Морис развел руками.
– Ты знаешь, – сказала Мирослава, – мне кажется, что он прячется от нас.
– Что? Что значит прячется? – удивился Миндаугас.
– То и значит, – ответила она и уткнулась носом в шерсть кота, которого все это время держала на руках.
– Исчерпывающий ответ, – буркнул Миндаугас.
– Не сердись.
– Я и не сержусь. Разве на вас можно сердиться?
– Нельзя, – улыбнулась Мирослава. – Я собираюсь позвонить Горчаковскому, – сказала она.
– Первому мужу Андриевской?
– Да.
– Зачем?
– Хочу поговорить со Станиславом Владимировичем о его бывшей жене.
– Уж не думаете ли вы, что Горчаковский через столько лет решил отомстить своей бывшей?
– Нет. Я хочу узнать, не давала ли Елена Валентиновна ему поводов для ревности еще до того, как закрутила роман с несовершеннолетним Эммануилом.
– Опять вы за свое!
– У тебя есть другие версии? – изогнула она вопросительно правую бровь.
– У меня
