Светлана Гончаренко - Победитель свое получит
– Ты точно не от нее? – переспросил Кирилл, сверля Илью опытным режиссерским глазом. – Ладно, верю! Теперь посмотри на меня и скажи: похож я на идиота?
– Темновато здесь, – уклонился Илья от прямого ответа.
– А все-таки? По-твоему, я способен сам сунуть голову в петлю?
– Нет, не думаю. Скорее всего, вы смоетесь. Вы пугливый.
– Не хами, Бочков, – строго предупредил Кирилл. – Ты странный парень! Я не успел тебя до конца раскусить. Но я не верю, что в этот сортир ты притащился по нужде и на вокзал попал случайно. Если ты не от нее, то от кого же?
– Я сам по себе. Пацаны в студии волнуются, куда вы подевались. Они обрывают телефоны ваших знакомых. А я пошел по сортирам и оказался прав.
Кирилл резко откинулся, стукнув затылком по оконному стеклу.
– Значит, и тебя зацепило, – сказал он с сочувствием. – Жалко студии, жалко перспективы. Понимаю. Поманила актерская карьера? Ну что ж, ты не без способностей: хороший рост, характерное выразительное лицо…
– Да нет у меня никаких способностей! – отрезал Илья. – И «Гамлет» ваш отстой. Никто на него не пойдет.
– Э, тут ты не прав! Я эпатирую зрителя. Я вызываю недоумение, раздражение, гнев – стало быть, обратную связь. Стало быть, реакцию, часто бурную. Люди такое любят!
– Если по справедливости и с обратной связью, то и зрителям тоже надо вас раздражать и эпатировать. Например, гнилым помидором. Так ведь было в старину, вы сами рассказывали. Я бы сам первый чего-нибудь в вас кинул! Но вы, Кирилл Аркадьевич, должны вернуться в нашу студию.
– Все кончено, Бочков! – объявил Кирилл, весело потягиваясь. – Все решено – я уезжаю навсегда.
– В Москву?
– В Москву.
– И что вы будете там делать?
Кирилл оптимистично хлопнул себя по джинсовой коленке:
– О, в Москве всякий найдет себе место! Тем более я. Еду не наудачу – меня ждут. Поначалу, правда, буду ставить в очередь с двумя другими бедолагами какой-то дрянной сериальчик для бабья. Но это пока! Летом один мой друган запускается с фильмом, обещал роль. И вообще театров и театриков в Москве полно, и всюду приятели. В конце концов, Любка Барахтина баба классная, не даст пропасть.
– Барахтина? – удивился Илья. – Разве ее уже выпустили из подвала?
Он тут же сообразил, что сглупил – в подвале с кляпом во рту сидела не сама Барахтина, а ее героиня.
Кирилл понял его вопрос по-своему:
– Ты имеешь в виду театр Псурцева? Нет, она давно там не играет – поцапалась с Гутовской. Характер у Любки не сахар! Да и Псурцева, кажется, из подвала уже выперли, баню там какую-то сделали. Любка сейчас у Сыроногова в сериале занята да еще в мюзикле в одном выходит раз в месяц. Обещала и меня туда устроить – текучка у них страшная.
– Как, вы будете петь?
– Почему бы нет? Надо будет, спою. Только за оч-чень большие деньги – в отличие от птичек. И станцую. Гляди!
Кирилл легко соскочил с подоконника, вышел к умывальникам, сунул руки в карманы. Вдруг, ловко стуча и шлепая подошвами по рыжей плитке, он выбил истеричную ирландскую дробь.
– Классно, – признался Илья. – Почти как у Снегирева выходит.
– Снегирев – это кто?
– Он грузчиком у нас работает. Пенсии ему не хватает, и вот он…
– Слушай, Бочков, я все-таки дам тебе по затылку! Ты хам!
Кирилл стоял, широко расставив ноги на рыжем кафеле, и зло гипнотизировал Илью. Он совсем не моргал – значит, сердился. Его широкая спина отражалась в восьми зеркалах над умывальниками.
Илья вдруг вспомнил, что многие и лучшие сцены голливудских фильмов разворачиваются именно в сортирах. Хорошо! Пускай! Пусть будет как в Америке! Забить бы теперь Попова до полусмерти, притиснуть его прекрасное большеглазое лицо к скользким рыжим плиткам! Обмазать дизайнерскую бородку густым кровавым кетчупом… Тара, ты его забудешь, он не любит и умрет!
Никто в ту страшную минуту не умер и не захлебнулся кетчупом. Зато какой-то мужичонка в кожаной кепке и со старомодным чемоданом на «молнии» вдруг спустился по ступенькам в туалет. Он долго возился, выбирал кабинку поуютнее и наконец забрел за поворот, где стояли двое странных людей и убивали друг друга взглядами.
Попов одумался первым. Он открыл кран и стал старательно мыть руки. Мужичонка пожал плечами, втиснулся вместе с чемоданом в кабинку и громогласно заперся на задвижку. Тогда Попов бросил мыть руки. Он небрежно побрызгал на пол с рыстопыренных пальцев.
– Дурак ты, Бочков, – тихо сказал он. – Дон Кихот Фурорский! Кажется, я понял, в чем дело. Но вслух ничего говорить не буду, а то ты сразу начнешь шуметь, махать руками и кидаться плевательницами. Не надо! Я уеду тихо. Меня уже ждет слава, а вот ты…
– Где Анжелика? – вдруг прервал его Илья.
– Здрасте! Я ведь сам тебя спрашивал о том же самом! Откуда мне знать? Да и не хочу я знать, потому что…
Кирилл вдруг подхватил Илью под руку мокрой ладонью и потащил за перегородку, где на подоконнике осталась его сумка. Здесь он вытер руки мятым носовым платком, вытащенным из карманчика сумки, а из собственного кармана достал другой платок, посвежее.
Высморкавшись, он сказал Илье негромко, но веско:
– Мне плевать на Нетск и на тебя, Бочков. Все нетское закончилось на этом вокзале. Это была лишь одна минута моей жизни, не более. Но я не монстр! Я умею ценить людей. Ты замечательно дубасил у меня Гамлета! Но ты, кажется, все путаешь. Ты не понимаешь, где жизнь, а где игрушки.
– К чему вы это? – насторожился Илья.
– Слушай сюда, как говорят в Одессе. Вчера утром на мою съемную квартиру пришли какие-то двое. Я было собрался за хлебом и был уже на лестнице, когда они вошли в подъезд. Я тертый калач, и я увидел их в прореху между перилами. Увидел эти плечи и эти макушки. Они были того рода, что лучше с ними не встречаться – понимаешь? Глаз художника не обманет.
– И что вы сделали?
– Я не пошел за хлебом и не вернулся в свою квартиру. Я тут же оказался в квартире напротив.
– Вы туда позвонили? Но они же могли слышать… – ужаснулся Илья.
Он очень хорошо представил себе эти страшные плечи и макушки.
– У меня был ключ, – сказал Кирилл. – В этой квартире живет Маринка, очень милая девочка – ты понимаешь? Она работает на телефонной станции и дежурит сутками. Ее как раз не было дома, так что никакого шума, никаких приветствий. Я просто исчез, а эти двое, как и подсказала мне моя интуиция, стали звонить в мою дверь. Двое не по-хорошему крепких парней! Я их в глазок рассмотрел – вернее, их затылки и профили, в которых не было ничего замечательного. Одно это уже пугало! Они звонили, никто им, естественно, не открывал. Тогда они вошли в мою квартиру.
– Как? Они взломали дверь?
– Нет. Они спокойно открыли ее ключом и вошли. Пробыли в квартире с полчаса, вышли и позвонили в дверь напротив, за которой как раз стоял я. И я не только не открыл, но и отодвинулся от глазка, чтоб они думали – на них никто не смотрит. Я стоял за дверью и не дышал, будто только что пришиб старушку-процентщицу и за мной пришли. Хотя у Достоевского было, кажется, все наоборот? Это состояние надо запомнить… Ужас, оказывается, глух и нем… И смерть тиха.
Человек с чемоданом, единственный посторонний клиент глухого туалетного угла, до той минуты сидел в своей кабинке тихо и только изредка чем-то шуршал. Но тут его нервы не выдержали. Он вдруг принялся шумно бороться с задвижкой, затем выскочил наружу и, скользя на рыжей плитке, побежал к выходу.
– Правильная реакция, – одобрил его Попов.
– А что было потом? – спросил Илья.
– Потом? Они потрезвонили немного и ушли. Во дворе зашумел мотор. Я тихонько выглянул в щелочку Маринкиной шторы и увидел, как эти двое сели в машину и уехали.
– А машина какая была?
– Честно говоря, я думал, у них какая-то крутая тачка, этакий зловещий черный джип или что-то в таком роде. Ничего подобного! Это оказалась старая «Волга»!
– Серая?
– Вроде бы. А ты откуда знаешь? Что с тобой? Нагнала историйка страху, да? – усмехнулся Кирилл.
Илья действительно стоял с открытым ртом. Он ничего не понимал: ведь Кирилл не жил в Обители Пропавших Душ и не был пенсионером, у которого можно отобрать квартиру!
– Теперь понял, Бочков? – мрачно подмигнул Кирилл. – Не лезь лучше в глупые истории. Не оказывай услуг роковым блондинкам и тем более не будь у них на побегушках. Держись подальше от Анжелики – целее будешь. Ведь она мне врала, что она по-крупному рекламой занимается. Оказалось, реклама с таким гарниром, что теперь меня, того и гляди, в капусту порубят.
– И поэтому вы уезжаете?
– Поэтому тоже. Как только эти двое суровых ребят уехали, я по-быстрому собрал манатки, переночевал у Виталика – и вот делаю ноги. Засиделся в глуши! Я ведь еще в апреле в столицу собирался, планы были. Но поманили Тотельдорфом, будь он неладен… К черту эту дыру! Я имею в виду Нетск. И Тотельдорф в своем роде тоже дыра. Всех к черту! И тебя, Бочков.
Кирилл посмотрел на часы, стащил с подоконника сумку – легко, будто она набита мятыми газетами, – и двинулся к выходу вдоль распахнутых кабинок. Его тонкий профиль и фигурные закраины дизайнерской бородки восемь раз отразились в зеленых туалетных зеркалах.