Дик Фрэнсис - Перелом
- Гм… - Она задумчиво подняла глаза к потолку. - Мне нужно пристроить трехлетнюю девчушку-негритяночку в одну семью в Дорсете…
Я вдруг страшно устал.
- Ну ладно, забудем.
- Я могла бы приехать в среду.
Вернувшись в Ньюмаркет, я не сразу вошел в дом, а сначала походил по двору. Тишина и покой, и мягкий свет закатного солнца, сумеречные тени… Кирпичи казались розовыми и теплыми, кусты покрылись цветками, а за зелеными дверями «шесть миллионов фунтов» мирно хрустели овсом в кормушках. Спокойно во всех конюшнях, во многих денниках победители - атмосфера процветания и надежности.
Скоро меня здесь не будет; и Энсо нет, и Алессандро. Когда отец вернется, все пойдет по-прежнему, как будто в последние три месяца ничего не произошло. Он и с Этти и Маргарет опять будет работать, как раньше; а мне предстоит читать о знакомых лошадях в газетах.
Я еще не решил, чем займусь.
Конечно, я дозрел до отцовской работы, можно бы обзавестись собственной конюшней где-то в другом месте. Я не вернусь к антиквариату, и также понятно, что не стану больше работать на Рассела Арлетти.
Строить новую империю, как сказала Джилли.
А что, может быть.
Я заглянул к Архангелу, которого больше не охраняли люди, собака и электроника. Крупный гнедой жеребец поднял голову от кормушки и обратил ко мне вопросительный взгляд. Я невольно улыбнулся ему. Видно было, что скачки накануне дались ему нелегко, но он крепок, здоров и имеет неплохие шансы подарить победу в Дерби своему банкиру.
Я подавил вздох, вошел в дом и услышал телефон в конторе.
По вечерам в воскресенье часто звонят владельцы, но сейчас звонил не владелец, звонили из больницы.
- Весьма сожалею, - произнес несколько раз голос на другом конце провода. - Мы пытаемся найти вас уже несколько часов. Очень сожалеем. Очень сожалеем.
- Но как он мог умереть? - Я тупо твердил свое: - Я был у него сегодня днем и видел, что он в полном порядке. Он прекрасно себя чувствовал, когда я уходил.
- Вот сразу после вашего ухода, - сказали мне. - В течение получаса.
- Но почему? - Мой мозг отказывался признать этот факт. - У него всего лишь был перелом ноги… и кость срасталась.
Не хочу ли я поговорить с дежурным врачом, спросили меня. Да, я хочу.
- Когда я уезжал, с ним было все в порядке, - пс вторил я. - Он судно требовал!
- Ах да. Вы знаете, - произнес высокий голос, отягощенный профессиональным сочувствием. - Это… гм… это весьма типичный признак при легочной эмболии. Просил судно… очень типично. Но успокойтесь, уверяю вас, мистер Гриффон, ваш отец умер очень быстро. За несколько секунд. Именно так.
- Что такое легочная эмболия? - спросил я с ощущением полной нереальности происходящего.
- Сгусток крови, тромб, - с готовностью ответил врач. - К несчастью, нередко встречается у пожилых людей, которые определенное время были прикованы к постели. А перелом у вашего отца… что ж, это трагично, трагично, но, боюсь, типичное осложнение. Смерть всегда начеку, как говорят. Очень быстро, мистер Гриффон. Очень быстро. Мы ничего не могли сделать, поверьте мне.
- Я вам верю, - сказал я и подумал: он не мог умереть, это невозможно. Я разговаривал с ним сегодня днем…
Больнице нужны инструкции, деликатно напомнили мне.
- Пришлю кого-нибудь из Ньюмаркета, - невнятно ответил я. Катафалк из Ньюмаркета, чтобы привезти его домой.
Понедельник я провел в бесконечной болтовне. Разговаривал с полицией. Разговаривал с Жокейским клубом. Разговаривал приблизительно с дюжиной владельцев, которые звонили и спрашивали, что будет с их лошадьми.
Говорил, говорил и говорил.
Маргарет справлялась с кучей свалившихся на нее дел столь же спокойно, как со своей дочкой Сьюзи и ее подружкой. А подружка Сьюзи, по словам Маргарет, случайно доложила, что Алессандро не выходит из комнаты. Полиция привезла его в субботу утром, с тех пор он ничего не ел и не хочет ни с кем разговаривать, только кричит, чтобы оставили его в покое. Мама подружки Сьюзи сказала, что все бы ничего, но у Алессандро никогда не было денег, а счет оплачен только до прошлой субботы, и они намереваются просить его съехать.
- Скажите маме подружки Сьюзи, что у Алессандро есть деньги в Роули-Лодж, а также что в Швейцарии он будет очень богат.
- Обязательно, - откликнулась она и немедленно позвонила в гостиницу «Форбери».
Этти взяла на себя руководство обеими проездками, провела тренировки и исхитрилась выкроить время, чтобы отправить в Бат скаковых лошадей в соответствии с заявкой. Вик Янг, который ездил с ними, потом ругался, что ученик, скакавший на Пулитцере вместо Алессандро, никуда не годился.
В полиции я рассказал все, что случилось в субботу утром, но ничего о том, что происходило до этого. Энсо недавно приехал в Англию, сказал я, и вбил себе в голову эту странную идею. У них не было причины не принять эту урезанную версию, и никто из свидетелей не добавил к ней ничего существенного.
В Жокейском клубе у меня состоялось длительное совещание с членами комитета и парой стюардов, задержавшихся специально после состязания на приз в две тысячи гиней, и меня тоже отпустили с миром.
После этого я попросил Маргарет оповестить всех вопрошающих владельцев, что я останусь в Роули-Лодж до конца сезона, а они, по желанию, могут оставить или забрать своих лошадей.
- Вы серьезно? - спросила она. - Действительно остаетесь?
- А разве есть другой выход? - сказал я. Но оба мы улыбались.
- Я поняла, что вам здесь нравится, еще в тот раз, когда вы наврали, что не можете найти замену, а сами отказали Джону Бредону.
Я не стал разочаровывать ее.
- Я рада, что вы остаетесь, - сказала Маргарет. - Наверное, это нелояльно по отношению к вашему отцу, ведь он только вчера умер, но я предпочитаю работать с вами.
Я был не столь деспотичен, вот и все. Маргарет успешно работала бы с кем угодно.
В три часа, перед уходом, она сказала, что никто из владельцев, звонивших сегодня, не намерен забирать лошадей, в том числе и банкир, владелец Архангела.
Когда она ушла, я написал своему адвокату в Лондон и попросил прислать обратно в Ньюмаркет пакет, который полагалось вскрыть в случае моей внезапной смерти.
После этого я проглотил пару таблеток кодеина, подождал, пока не утихла боль, и обошел вместе с Этти все денники.
Мы прошли мимо пустого денника Ланкета.
- Черт бы побрал этого Алекса, - сказала Этти, но без особого пыла.
Что прошло, то прошло. Завтрашние скачки - вот что имело значение. Завтра в Честере. Она говорила о планах на будущее. Она рассуждала четко, разумно и по-деловому. Переход от моего отца ко мне совершался постепенно, так что теперь не нужно было что-то резко корректировать.
Я оставил ее наблюдать за вечерней раздачей корма лошадям, как она обычно и делала, а сам направился к дому. Что-то заставило меня посмотреть на подъездную дорожку. Там неподвижно стоял Алессандро, полускрытый стволами деревьев. Такое впечатление, что половину дорожки он одолел, а дальше храбрости не хватило. Я не спеша пошел ему навстречу.
Переживания так состарили его, что сейчас он тянул скорее на сорок, чем на восемнадцать. Кожа да кости. Тусклые черные глаза. Надежды не заметно.
- Я пришел… - начал он, - мне нужны… я имею в виду, что вы сказали, вначале, что мне полагается половина денег, заработанных на скачках… они все еще… мои?
- Конечно.
Он сглотнул.
- Я прошу прощения за свой приход. Но мне надо было прийти. Чтобы спросить у вас о деньгах.
- Можешь получить сейчас, - сказал я. - Пошли в контору.
Я уж хотел повернуть обратно, но он не двинулся с места.
- Нет. Я… не могу.
- Я пришлю тебе деньги в «Форбери», - предложил я.
Он кивнул:
- Благодарю вас.
- Есть у тебя какие-то планы? - спросил я его. Тени на лице стали еще глубже.
- Нет.
Видно было простым глазом, как он собирает остатки былой решимости, чтобы задать мне вопрос. Вопрос, который терзал его:
- Когда меня уволят?
Нейл Гриффон точно был большой оригинал, как сказала Джилли.
- Тебя не собираются увольнять, - ответил я. - У меня был разговор в Жокейском клубе, сегодня утром. Я убеждал их, что не следует лишать тебя лицензии из-за того, что твой отец сошел с ума, и они тоже встали на эту точку зрения. Конечно, тебе неприятно, что я сделал упор на болезнь твоего отца, но это все, что мне оставалось.
- А… - протянул он в замешательстве и затем осмысленно добавил: - Разве вы не рассказали им о Мунроке, Индиго… и о своем плече?
- Нет.
- Я не понимаю… почему?
- Не вижу смысла мстить тебе за то, что натворил твой отец.
- Но ведь… он только потому и затеял все это… в самом начале… потому что я попросил.
- Алессандро, - сказал я, - многие ли отцы способны на то, что сделал он? Какой отец дойдет до убийства, чтобы выполнить просьбу сына, которому захотелось скакать на Архангеле в Дерби?
После долгой паузы Алессандро сказал:
