Александр Юдин - Золотой Лингам
Так вот, в краткое время скопчество распространилось по многим уездам и губерниям Российской империи. Когда счет оскопленным пошел уже на тысячи, власти, наконец, очнулись. В этом же, 74-м году Селиванов был бит кнутом и сослан в каторжные работы. Так случились «крестная смерть» и «погребение» нашего лже-Христа. По пути в Сибирь повстречал он Пугачева, которого как раз везли на казнь. Тут-то ему и пришла благодатная мысль назваться именем императора Петра III.
В Сибири «христос-амператор» Селиванов долго не задержался – при помощи соратников с каторги бежал, «воскреснув» уже в Петербурге. Впрочем, в столице он был словлен и посажен в Петропавловскую крепость. Там бы ему и сгинуть, если бы не кончина Екатерины Великой. Император Павел, особенно не разбираясь, а скорее в пику ненавистной покойнице-матушке, перевел Кондратия Селиванова в смирительный дом при Обуховской больнице под именем «секретного арестанта». А потом произошло «чудо», навеки вписанное в анналы скопчества. В 1802 году больницу посетил Александр I; он долго беседовал с Селивановым и по результатам этой беседы приказал его немедленно освободить и поместить в богадельню Смоленского монастыря, причем «в первый сорт». Да уж, в чем, в чем, а в умении влиять на людей нашему Отцу Искупителю не откажешь! Уже через три месяца он покинул богадельню и поселился в доме купца Сидора Ненастьева, в котором тогда собирались на свои «радения» все петербургские скопцы. А надо сказать, что среди них были люди, принадлежащие к образованному и даже высшему обществу. Началась эпоха процветания российского скопчества. Через тринадцать лет другой купец-скопец – Солодовников, возводит специально для Селиванова в Литейной части, близ Лиговки, особняк, названный «Новым Иерусалимом». В нем скопческий «живой бог» жил до 1820 года, пока не был отправлен в почетную ссылку в суздальский Спасо-Евфимьев монастырь. За эти годы омерзительная ересь распространила свои метастазы по всей империи, и число скопцов выросло неимоверно. Только в трех городах – Москве, Санкт-Петербурге и Риге в ту пору проживало до десяти тысяч сектаторов. Тем более что сам Селиванов и его «апостолы» практиковали не только добровольное «убеление», но, зачастую, скопили своих жертв обманным, а то и насильственным путем. Что ж такого? Кто на «белого коня» сел, тому обратная дорога заказана. Или оставайся в секте, или, если власти узнают, – в солдаты. Между прочим, отданные в солдаты скопцы – а именно такое им полагалось наказание – и там продолжали миссионерскую деятельность, множа новообращенных. Так что вскоре у скопцов образовалась целая, вполне боеспособная, армия! И во все эти годы, до самой кончины, Кондратий Селиванов твердо и единовластно правил скопческим кораблем.
Кстати, Иван Федорович, при первой нашей встрече вы обмолвились, назвав свое ведомство «кораблем». Да, именно кораблями именовали свои общины последователи Селиванова, все эти «таинственно воскресшие» христы. И, между прочим, скопцы главного, селивановского корабля прозывались «белыми голубями». Это вам ничего не напоминает?
– Лекция познавательная, – с печальным вздохом покачал головой Шигин, игнорируя последний вопрос, – только… как вы можете так? …И какое чудовищное заблуждение! У вас, натурально, идея фикс! Ну, право, нельзя же эдак, в самом деле. – Продолжал он тем же увещевательным тоном: – Ведь это я пока фобию вашу заблуждением величаю. А можно ведь и по-другому – клеветой и оговором, например. А это уже статья! И-эх, Горислав Игоревич, Горислав Игоревич! Ваше счастье, что я человек не злопамятный. Потому что – искренне верующий, православный… Да я ни одной службы не пропускаю! Пощусь, исповедуюсь, причащаюсь! А вы меня – в сектаторы! Ай-ай! Нехорошо, грех вам!
– Ну, разумеется, исповедуетесь и, разумеется, не пропускаете, – согласился Костромиров. – Сам «христос-амператор» Селиванов заповедовал «голубям» неукоснительно и строго соблюдать все обряды православия. В целях конспирации.
– Ну-ка, прекратите немедленно! – рявкнул Председатель и с силой приложил ладонью по столу. – Довольно! Хватит! Это переходит, натурально, всякие границы. Вы вообще понимаете, с кем разговариваете?! С министром, с членом Правительства! ПРАВИТЕЛЬСТВА! Мне по должности с сектантами всякими поручено бороться! А вы меня записали в какую-то изуверскую секту кастратов! Ср-р-рам какой!
– Да, согласен, история неприличная, но зачем же слюной брызгать? – невозмутимо парировал Горислав. – Министр, говорите? Что ж, иметь в правительстве своих людей, давнишняя мечта скопческой братии. Петербургские «белые голуби» (еще те – прежние, не ваши) даже пытались получить для своего «христа» место обер-прокурора Святейшего Синода. А в 1804, если не ошибаюсь, году некий камергер Еленский – тоже скопец – и вовсе представил государю проект об учреждении в России «божественной канцелярии» – фактически предложив установить скопческо-теократическую форму правления. Так что поздравляю, вы, отчасти, осуществили мечтания своих предшественников. Кстати, я слышал, что определенные силы прочат вас в претенденты на президентский пост, так?
И не надо делать вид, что не понимаете разницы между кастратами и скопцами. Уж кому-кому, а вам-то прекрасно известно, что оскопление предполагает, гм… более кардинальное хирургическое вмешательство по сравнению с кастрацией. Я даже не стану предлагать вам прибегнуть к самой простой – наглядной – демонстрации вашей непричастности. Потому как человек я по натуре впечатлительный, тонкой душевной организации. И всякие уродства мне глубоко претят. Кроме того, я еще три дня назад осмотрел в морге тело одного из ваших «голубков» – того, что погиб в стычке с ассасинами. И своими глазами удостоверился в полном отсутствии наружных половых органов. А эксперт пояснил, что ампутация носит давнишний характер. А помните Андрея Сурина? Того, что по ходу нашего первого разговора чуть не потерял сознание? Вы списали это на боевое ранение. А начальник вашей СБ, Каплунов, представьте, сказал мне, что Сурин не участвовал в стычке с ассасинами…
– Старый идиот! – со злобой прошипел Шигин.
– Что, один из ваших неофитов, новообращенный? Собственно, вы еще тогда упомянули «белого коня», на которого Сурин, дескать, сел. Только я не придал значения. Вернее, истолковал эту фразу в ином смысле.
– Ну-у… хорошо, – процедил Председатель. – Допустим – только допустим – что вы правы. Я, Иван Федорович Шигин, руковожу скопческой общиной Москвы. И сам, натурально, скопец. Зачем тогда, скажите на милость, мне, скопцу, этот ваш Золотой Лингам?! Ну если я добровольно избрал для себя стезю аскезы и мученичества?
– Могу предположить, – пожал плечами Костромиров, – что вы разочаровались в скопчестве. Личность вы, без сомнений, сильная. Однако не семи пядей во лбу. Иначе не погрязли бы в пучине этакого мракобесия. И как до сих пор вы свято следовали учению Селиванова, так же слепо поверили в волшебные свойства Золотого Лингама. То есть решили вернуть себе мужское достоинство. А заодно приобрести мощь Арак Кола – тоже довод нелишний. Впрочем, подозреваю, что тут как-нибудь не обошлось без «шерше ля фам». Я прав? Ну конечно! Ольга Ивановна, «абелярова» страсть… Что, решили произвести ее в скопческие королевы? О, сия «Элоиза» вполне вас достойна, и она еще преподнесет вам сюрприз. Вот уж истинно: два сапога – пара.
Иван Федорович, кажется задетый за живое, ничего на это не ответил. С минуту, подавшись на стуле вперед, он молча буровил собеседника взглядом, барабаня пальцами по столешнице. Постепенно его постукивания приобрели ритмический характер, и он принялся нашептывать себе под нос что-то неразборчивое. Да нет, не нашептывать, – скорее, напевать. Горислав прислушался в легком недоумении.
– Я родитель сокровенный, – бормотал Шигин, – для живущих в мире чад, для своих же откровений им я дал мой светлый взгляд. Дети веры, дети света зрят меня в своих делах; не постигнут – ждут ответа в гласе духа, не в словах… – и далее в том же полубессмысленном роде.
«Да здоров ли он?» – подумал Костромиров.
– Для спасенья верных чад основал я Белый град, – продолжал речитативно бормотать Председатель. – А во граде – Божий храм я возвел на радость вам. Ты на церкву погляди, вокруг нее походи, Духа свята поищи. Кругом церкви дерева, не руби их на дрова: перво древо кипарис, друго дерево анис, третье древо барбарис; ты древам тем поклонись да на церкву помолись. Я в той церкви порадею, трудов своих не жалея; накатила благодать, стал я духом обладать! Накати-ка, накати, мою душу обнови, дух свят, дух! Кати, кати, ух!
«Неужели помешался?» – всплыла в сознании Костромирова вялая мысль. Он вдруг ощутил, насколько сам вымотан и разбит.
А между тем в кабинете стало заметно темнее; стены спрятались за какой-то дымкой, по углам клубились косматые сгустки тьмы; зато лицо Председателя четко выступало из сумрака, словно подсвеченное снизу невидимой лампой. И этот светящийся лик раздавался, ширился, грозя заполнить собой все видимое пространство. Горислав ощутил легкое, приятное покалывание в затылочной области.
