Диана Кирсанова - Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь
Потом я встала. Поплелась в свою комнату, сняла наконец платье, туфли, комбинацию. Все это я делала машинально, ощущая страшную тяжесть в руках и ногах – мне стоило огромных усилий стащить с шеи даже ювелирные украшения. Примятые волосы лежали влажной, спутанной паутиной – зеркало в моей комнате отразило и это, и темные круги под глазами – наверное, это потекла тушь… Я отрешенно смотрела на свое отражение, на свое тело, которое до сегодняшнего дня имела претензию считать соблазнительным, и ничего утешительного не находила в этом зрелище. Когда тебе под сорок и этот возраст как бы вычерчен у тебя на лбу двумя глубокими морщинками, и та же каинова печать проставлена вокруг глаз, рта и на шее – вообще не приходится надеяться на то, что муж будет любить тебя с той же пылкостью, что и двадцать лет назад.
Но ведь и Борис очень изменился за эти годы.
Он долго не мог найти себя. Бросался из одного бизнеса в другой, где-то терял, на чем-то зарабатывал. Но всегда это были какие-то одноразовые проекты, нацеленные на сиюминутный заработок. В нашей старой квартире на Люсиновской улице появилась добротная мебель, красивая посуда, у моей дочери было все самое лучшее, мы никогда не покупали одежду или продукты на дешевых рынках.
Но вот он попал на хорошую должность, в банк, сразу как-то вырос – и пошел, замаршировал вверх по карьерной лестнице, последовательно занимая должности вице-президента, президента, компаньона, владельца нескольких компаний по переработке «давальческого» сырья.
Дела Бориса быстро пошли в гору. После нашего возвращения из Сирии у него появился собственный офис на Полянке, небольшая, но мобильная армия подчиненных. Муж начал разъезжать по Москве на машине с собственным шофером, стал завсегдатаем светских мероприятий. У него появились странные привычки – например, он любил заказать в дорогом ресторане что-нибудь особенно экзотическое и такое же несъедобное – для того только, чтобы дать понять окружающим, что он может себе это позволить. Наверное, именно в это время он стал интересоваться молоденькими девочками.
А мне теперь почти сорок лет – в этом возрасте принято подводить итоги. И они оказались очень неутешительными.
Я не просто одинока – я заброшена, потому что из-за своей вечной занятости муж частенько забывает даже святые для нас обоих даты, такие, как день свадьбы и даже день рождения дочери…
В этой вечной гонке за жизненными благами и мужниной карьерой оба мы совсем забыли, что такое секс. А в такие минуты, как сейчас, стоя у зеркала, я чувствую приближение пожилого возраста, вижу первые морщинки на лице и понимаю, что я не вечна.
Мы сто лет не были с мужем в отпуске, даже просто не гуляли вдвоем. Нам стало не о чем говорить, наш совместный лексикон ужался до бытовых слов и выражений, обозначающих короткие просьбы типа «Дай мне чистую рубашку» и предупреждений вроде «Сегодня я вернусь поздно, не жди».
Это была скучная, серая жизнь. Но все-таки – жизнь. А теперь оказалось, что эти годы были просто потеряны. Потому что у моего мужа, для которого я (пусть это громко сказано – но ведь это правда!) пожертвовала собой, есть другая, интересная, насыщенная жизнь.
И в этой второй жизни Бориса есть и любовь, и секс – есть все, что я потеряла.
Ради него!
Все это пронеслось у меня в голове за какие-то считаные минуты. Последний раз взглянув на себя в зеркало, я поплелась в ванную. Попутно подумала – надо постелить себе в гостиной. Конечно, я все равно не усну в эту ночь. Но лучше я буду не спать на узком диване под мерное тиканье настенных часов, чем вслушиваться в дыхание человека, который так подло меня предал. Может быть, я ему даже неприятна?
– Если хочешь, я могу сам лечь в гостиной, – сказал Борис, когда, стараясь не смотреть на него, я доставала из комода комплект чистого постельного белья.
– Я ничего от тебя не хочу.
– Послушай… Я не хотел тебя обидеть. Но… Понимаешь… Невозможно разорвать связь без того, чтобы какая-нибудь сторона не страдала. Это жестоко звучит, но это так. Если хочешь, давай поговорим…
– Я ничего, ничего от тебя не хочу!
Ночью мне пришлось несколько раз вставать и брести в ванную – я плакала, в бессилии сжимая углы подушки и кусая пододеяльник. «Никому, никому, никому не нужна» – эта мысль стучала у меня в висках, била в затылок, ударяла в грудь и исторгала из меня все новые и новые приступы слез. К утру я отупела от этой боли, стала совсем бесчувственной. Как это страшно, когда ты никому нужна, господи, как же это страшно, если бы кто-нибудь только знал!
А утром он ушел.
Утро этого дня резануло меня особенно хлестко – когда я не увидела в нашем шкафу его белья и рубашек и заиндевела от холодного тона оставленной на кухонном столе записки. Он бросил меня, оставил и нашу несчастную дочь, отряхнул с себя двадцать три года нашей жизни – как отряхивают с ног приставшую пыль городских улиц! Я стала так же несчастна, брошена и одинока, как и моя дочь, которая вот уже не первый год балансирует между мыслями о самоубийстве и решением пойти в монастырь – я же мать, я все вижу! Стоял ясный летний день, Лера была на даче, кухонное окно было открыто настежь, до меня доносились возбужденные голоса дворовых подростков – они играли в футбол, потом крики стихли, спустился вечер, сумрак подъедал строки записки, лежавшей у меня на коленях… зажглись фонари, затем они угасли, дворник начал шаркать метлой по асфальту, а я сидела одна, одна, на кухонном табурете, с тетрадным листом на коленях и молилась! Господи, как же я молилась о том, чтобы он никогда не познал счастья, как я ненавидела его, и сколько раз умирала за эту ночь!
Я поняла, что буду мстить – холодно, жестоко, беспощадно. И я буду мстить не только ему – я решила, что умрут все. Все те, кто сделал несчастными меня и мою дочь, – потому что, кроме нее, у меня в этой жизни не осталось больше никого. Там же, за кухонным столом, положив руку на столешницу и бездумно глядя вдаль, я поняла, что пришло время платить по счетам.
Комбинация созрела у меня не сразу – долгих три месяца прошло, прежде чем я приступила к ее исполнению.
Я наняла частного детектива – и он выяснил, что Борис ушел «в никуда», просто снял гостиничный номер, где принимал – каждый день! – молодую верткую девицу с такими нахальными глазами и вызывающей манерой держаться, что против ее ночного присутствия не решались возразить даже горластые горничные. Прошло еще немного времени, прежде чем тот же детектив установил, что… и вот тут-то я с трудом удержалась от крика и от желания вцепиться ему в горло, потому что этого просто не могло быть! – прежде чем он установил, что Анжелика, любовница моего мужа, была дочерью – о боже, этого не может быть! – дочерью моей подруги студенческих лет! Мы так давно не общались, что я не сразу вспомнила ее фамилию, но когда вспомнила – Андросова!!! – то немедленно вписала ее в список своих должников.
Теперь их было четверо: Борис, Анжелика, Вера. И – тот подонок, Владик.
Борис, Анжелика, Вера, Владик! Эти четыре имени стали для меня молитвой на все последующие три месяца. Борис, Анжелика, Вера, Владик! Я твердила это утром, еще не встав с кровати, и повторяла ночью, глядя бессонными глазами в темный потолок своей комнаты. Борис, Анжелика, Вера, Владик!
Последнего из них – Владика – было не так просто найти. Но я не теряла надежды, непогрешимо веря, что задуманное мной возмездие вернет краски на лицо моей дочери и снимет с меня тот самой груз, который так давил, что не давал дышать!
И задуманное случилось! Частный детектив нашел Владика – он работал, а вернее, просто делал вид, что работает, кем-то вроде постоянного гостя, платного партнера для танцев в клубе «Голубой топаз». Его главной обязанностью было также привлекать в заведение немолодых состоятельных дам, а заодно он проворачивал другие, более темные делишки. В день нашего окончательного расчета – а я не поскупилась на то, чтобы оплатить эти сведения, – частный детектив «бонусно», как он выразился, сообщил мне и дополнительную информацию: а именно, что шеф и приятель Владика, некто Никола Бобуа, проходимец с таким же темным прошлым, каким светлым и ясным был его взгляд, не чает, как избавиться от Владика – навсегда. Наглый молодой человек стал совать нос в дела, которые его совсем не касались…
– Кстати, любопытное совпадение: Бобуа живет в вашем же доме, – заметил детектв.
– Вот что. Устройте мне встречу с этим Бобуа, – попросила я, положив сверху оговоренной суммы еще несколько стодолларовых бумажек.
Он кивнул, аккуратно прибирая деньги.
И мы встретились. Мало того что встретились – мы отлично поняли друг друга. И еще поняли, что можем верить – он мне, а я ему. Иногда бывает так, что люди при первом же взгляде угадывают в незнакомце нового, но – надежного партнера.
Нами был разработан сложный и детальный план – его сложность сводила к минимуму риск разоблачения, и именно на этом строились наши надежды. Кто же знал, что все пойдет наперекосяк едва ли не с первой минуты!
