Энн Перри - Казнь на Вестминстерском мосту

Веспасия испытала все это на себе после смерти Джорджа, поэтому знала, что чувствует Зенобия. И поэтому же у нее не было ни малейших сомнений в необходимости вызвать Шарлотту и поручить ей выяснить хоть что-нибудь. Она бы подключила к этому и Эмили, если бы та не путешествовала по Италии. И без угрызений совести готова была отнять время у Сомерсета Карлайла и воспользоваться его талантами, если таковые окажутся полезными.

Он принял ее в своем кабинете, который был меньше, чем малая гостиная, но значительно уютнее. Этот уют кабинету обеспечивала старая мебель с потертой кожаной обивкой и идеально отполированными деревянными поверхностями, в которых отражались отблески огня в камине. Большой письменный стол был завален бумагами и открытыми книгами, из письменного прибора торчали три пера, с полдюжины палочек печатного воска и лист неиспользованных почтовых марок.

Сомерсету Карлайлу было далеко за пятьдесят. Худой, он выглядел так, будто его сжигает избыток энергии, будто его обуревает жажда деятельности. Он воспринимал окружающую действительность с иронией, и только долгие годы тренировки помогали ему не выходить за рамки приличий в демонстрации своего отношения к обществу, причем вовсе не потому, что он боялся каких-то догматов или верил в них, а потому, что знал, насколько нецелесообразно шокировать людей. Однако, как было известно Веспасии, он обладал живым и безграничным воображением и готов был на любые действия, если считал дело правым, каким бы странным оно ни казалось на первый взгляд.

Ее появление удивило Сомерсета и тут же разожгло его любопытство. Дама ее статуса никогда бы не приехала без предварительной договоренности, если бы ее не вынуждали к этому обстоятельства. Зная Веспасию, он предположил, что ее визит связан с преступлением или какой-то несправедливостью, затрагивающей ее интересы.

Как только она вошла, он встал, но при этом нечаянно свалил на пол стопку писем, однако даже не обратил на это внимания.

— Леди Камминг-Гульд! Для меня всегда радость — видеть вас. Но вы, я уверен, приехали не только ради дружбы. Прошу вас, садитесь. — Карлайл поспешил согнать с кресла огромного голенастого рыжего кота и, обмахнув сиденье рукой, взбил для гостьи подушку. — Подать вам чаю?

— Думаю, попозже, — ответила Веспасия. — В настоящий момент мне требуется ваша помощь.

— Конечно. В чем дело?

Рыжий кот обошел стол, запрыгнул на него и попытался спрятаться за стопкой книг, не от страха перед чужим человеком, а из любопытства.

— Кыш! — рассеянно произнес Карлайл. — Прочь отсюда, дурачок! — Кот проигнорировал его. — Что-то случилось? — спросил Сомерсет, поворачиваясь к Веспасии.

— Именно так, — подтвердила она, вновь ощутив в душе теплое расположение к этому человеку. — На Вестминстерском мосту двум депутатам парламента перерезали горло.

Карлайл изогнул одну бровь.

— И из-за этого вы пришли?

— Нет, не из-за этого, конечно. Кажется, полиция подозревает племянницу моей очень близкой подруги, и это беспокоит меня.

— Женщину? — недоверчиво спросил Карлайл. — Преступление не похоже на женское — ни по способу, ни по месту. Разве Томас Питт не придерживается такого же мнения?

— Если честно, не знаю, — призналась Веспасия. — Наверное, нет, иначе Шарлотта об этом сказала бы, если допустить, что ей это известно. В последнее время она была занята свадьбой Эмили.

— Свадьбой Эмили? — Карлайл был искренне изумлен и обрадован. — Я не знал, что она снова вышла замуж.

— Да, за молодого человека, у которого море обаяния и ни пенса денег. Но все не так печально, как кажется. Я думаю — если в этом вообще можно быть уверенным, — что он всем сердцем любит ее и будет верен ей даже в трудные времена. При этом он обладает вполне разумной склонностью к авантюрам и хорошим чувством юмора, так что, полагаю, у них получится счастливый союз. Во всяком случае, начиналось все замечательно, а такое тоже бывает нечасто.

— Но вы переживаете из-за племянницы своей подруги? А с какой стати ей могло понадобиться убивать депутата парламента? — Карлайл явно считал такое предположение абсурдным, но Веспасия знала: он понимает, что ее страхи небеспочвенны, и его беззаботный тон не означает, что он относится к ситуации несерьезно.

— С такой, что вторая жертва — Вивиан Этеридж пообещал ей вернуть опеку над ее ребенком, а потом отказался от своего слова и стал помогать ее мужу. В результате женщина потеряла дочь и, вероятнее всего, больше никогда с ней не увидится.

Карлайл подобрался, сосредоточился и слегка наклонился к Веспасии.

— А почему? Почему матери отказали в опеке над ребенком? — спросил он.

— Ее считают непригодной для воспитания девочки из-за ее взглядов. Например, она твердо уверена, что женщины должны иметь право избирать своих представителей в парламент и местные органы управления, а еще она присоединилась к миссис Безант в борьбе за достойное жалованье и улучшение условий труда женщин на спичечной фабрике «Бриант и Мейз». Не сомневаюсь, вы лучше, чем я, осведомлены о количестве тех, кто умирает от некроза челюсти, вызванного фосфором, и лысеет, не достигнув и двадцати лет, оттого, что перетаскивает коробки, ставя их себе на голову.

Карлайл вдруг сморщился, как будто его пронзила острая боль.

— Осведомлен. Скажите, Веспасия, — отбросив формальности, спросил он, — вы действительно верите, что эта женщина могла убить депутатов парламента?

— Верю, — призналась она. — Хотя я с ней еще не встречалась. Вполне возможно, что я изменю свое мнение, когда познакомлюсь, хотя и сомневаюсь в этом. Нобби — Зенобия Ганн — тоже так думает. Но я пообещала помочь ей. Поэтому и приехала к вам, чтобы узнать, что вам известно о Локвуде Гамильтоне или о Вивиане Этеридже. Мне важны любые сведения, которые помогли бы выяснить, кто их убил — Флоренс Айвори и Африка Дауэлл или кто-то еще.

— Две женщины?

— Флоренс Айвори — мать, потерявшая своего ребенка, Африка Дауэлл — племянница Нобби, она приютила у себя Флоренс Айвори.

Карлайл подошел к двери, приказал принести чаю и сэндвичей, вернулся и сел напротив Веспасии, предварительно опять согнав Хэмиша с кресла.

— Когда я услышал об убийствах, мне, естественно, стало интересно, кто его совершил: анархисты, сумасшедший или же человек, движимый личными мотивами… хотя, признаю, после убийства Этериджа третье показалось мне маловероятным.

— У них есть нечто общее?

— Если и есть, то я не знаю, что именно, кроме того, что оно объединяет пару сотен других людей!

— Тогда можно предположить, что одного убили вместо другого, — сказала Веспасия. — Вы допускаете такое?

Сомерсет на мгновение задумался.

— Да. Оба жили на южном берегу реки недалеко от Вестминстерского моста, у обоих от парламента до дома рукой подать, обоим нравилось ходить домой пешком. Оба были среднего роста, примерно одинакового телосложения, обоих отличали седые волосы, светлая кожа, вытянутая форма лица. Я никогда не путал их, но человек, видевший их мельком, да еще и в темноте, вполне мог перепутать. Тогда получается, что главной жертвой был Этеридж, а Гамильтон — случайной. Вряд ли убийца ошибся во второй раз.

— Расскажите мне все, что знаете об Этеридже. — Веспасия откинулась на спинку кресла, сложила руки на коленях и устремила внимательный взгляд на Карлайла.

Несколько секунд он молчал, выстраивая в четкий порядок свои мысли. За это время подали чай и сэндвичи.

— Его карьера была гладкой, но неяркой, — наконец заговорил он. — У него есть недвижимость в двух или трех графствах, а также в Лондоне, он очень хорошо обеспечен, но это старые деньги, не новые. Сам он почти ничего не заработал.

— Политические интриги?

Уголки его рта слегка опустились.

— Это-то и трудно понять. Он не совершил ничего, что шло бы вразрез с линией партии, насколько мне известно. Он за реформы, но чтобы они шли с той скоростью, которую одобряют его коллеги. Едва ли его можно назвать радикалом или новатором, да и консерватором тоже нельзя.

— Вы утверждаете, что он шел туда, куда его гнал преобладающий ветер, — не без пренебрежения произнесла Веспасия.

— Едва ли я охарактеризовал бы его так жестко. Однако он всегда следовал господствующей тенденции. Если у него и были убеждения, то они совпадали с убеждениями большинства его коллег. Он был против ирландского гомруля, но только во время голосования; в палате он ни с кем этот вопрос не обсуждал, так что вряд ли мог стать целью фений.

— Государственная служба? — с надеждой спросила Веспасия. — А вдруг он наступил на чью-то мозоль, поднимаясь наверх?

— Моя дорогая Веспасия, он поднялся не настолько высоко, чтобы ради этой должности сметать со своего пути конкурентов. Во всяком случае, он не совершил ничего такого, за что можно было бы перерезать горло.