Анна Данилова - Незнакомка до востребования
— Ирина, успокойся… И что было дальше? Ты не вышла, не посмотрела, открыта ли дверь Караваевых или нет?
— Да нет, конечно! — с горечью воскликнула Ирина. — Говорю же, я испугалась. Причем этот страх был какой-то странный, животный. Меня будто бы парализовало. Я-то думала, что сейчас буду спать как убитая. Но сна не было вообще! Я тихонько, на цыпочках вернулась к двери, едва дыша, щелкнула еще двумя замками, закрылась на цепочку (ну не смешно ли?), потом посидела еще какое-то время на кухне, в темноте… Да, свет-то я сразу везде выключила, чтобы меня не вычислили, понимаешь? Ну, как будто бы я сплю… Я еще долго прислушивалась к звукам в соседней квартире, но их не было… ну, а потом я уснула. Проснулась часов в семь. Дом просыпался, я слышала, как начали хлопать дверями, как заработал лифт… Да, кстати, этот человек не пользовался лифтом, он, вероятно, не хотел этим шумом привлекать к себе внимания. Но это я позже поняла…
— А ты не выглянула в окно? Может, увидела бы его…
— Нет, мои окна выходят на улицу, не во двор, ты же знаешь.
— Ах, ну да… И что потом?
— А потом было самое ужасное. Вот представь, все в доме просыпаются, каждый спешит по своим делам, лифт то поднимется, то опустится, я слышу, как открываются и закрываются двери, и понимаю, что ни одна душа не появится на нашем этаже. Ведь нас же здесь всего две семьи: я и Караваевы. Но в их квартире тихо. Максим обычно рано уезжает на работу, я почти всегда слышу, как он выходит из своей квартиры. А тут — тишина. И тогда я решила все-таки выйти. Проверить, может, дверь открыта… Короче, утром мне все показалось уже не таким страшным. Я открыла дверь, в руке у меня мусорное ведро, вроде как мусор собираюсь выбросить. Выхожу такая, с беспечным видом… И вижу на полу, на плитках — капли крови. Теперь все поняла?
— Ира… Что же это получается? Ее Максим убил?
— Не знаю. Но то, что ее убили здесь, точно. Я же сама видела, как ее выносили. Я вот как думаю. Если ее ударили ножом в грудь, а ее именно так убили, мне соседи с третьего этажа рассказали, то я и не могла увидеть кровь на пижаме в области груди… Он же нес ее спиной кверху, понимаешь?
— Ты мне лучше скажи: это был Максим?
— Я не знаю… Видела только, что мужчина в коричневой дубленке с меховым воротником. Среднего роста. Двигался медленно.
— Да его ноги не слушались, — догадалась Соня. — Ты только представь себе, что он должен был чувствовать…
— Я не знаю, он это или нет, но Максима не было больше суток дома, а может, и больше. Вероятно, скрывался где-нибудь, отсиживался.
— И что ты собираешься делать? Сообщать об этом в полицию?
— Вот об этом и хотела с тобой посоветоваться. Во-первых, я не уверена, что это был Максим. Лица-то мужчины я не видела. Во-вторых, ты только представь себе, во что превратится моя жизнь, если я выступлю в роли свидетельницы. Я буду часами давать показания, пропадать целыми днями в прокуратуре, полиции, беседовать со следователями, прокурором, полицейскими. Потом мне устроят сеанс опознания, ну, это когда выстраивают несколько человек, и я должна буду сказать, похож кто-нибудь из них на преступника или нет. Но я лица-то не видела! Я не хочу нести ответственность за судьбу невинного человека. А ведь мне наверняка подсунут какого-нибудь уголовника, чтобы я его опознала… Короче, Соня, мне страшно, и я не хочу никуда идти и ничего никому рассказывать. Верочку все равно не вернуть, да и не верю я, что это был Максим.
— Но тогда кто? Не любовник же к ней пришел, чтобы убить?! Она что, гуляла от мужа?
— Да вроде нет… Они вообще хорошо жили.
— Вдвоем?
— Да, вдвоем. Правда, потом к ним приехала и гостила у них какая-то родственница, кажется. Мне даже кто-то говорил, что это взрослая дочь Максима.
— А они не ругались?
— Нет, говорю же, семья интеллигентная, всегда было тихо. Ничего такого… Ну так что, сестренка? Идти признаваться в том, что видела убийцу и ничего не предприняла, никаких действий? А вдруг за это тоже бывает статья?
— Крови много было?
— Соня! Бррр… Немного, но была, конечно… Такое больше жирное пятно и два небольших и у самых ступенек несколько капель.
— У вас подъезд убирают?
— Конечно!
— Значит, уборщица мыла лестницу и тоже видела кровь?
— Ну и что? Не думаю, что она придала этому большое значение. Мало ли у кого может пойти кровь. Может, кто-то нос разбил.
— Ну, не скажи. Она, может, и не обратила внимание на эту кровь, но если потом узнала, что убили хозяйку этой квартиры, то могла бы и сопоставить факты…
— …и, как и я, тоже промолчала.
— Вот именно!
— Соня, но я боюсь! Представь, что будет, если я приду в полицию и все расскажу! Закончится моя спокойная жизнь. Во-первых, сразу же задержат Максима, а у меня с ним хорошие отношения, и вообще, он замечательный человек. Но главное, я не смогу работать, рисовать… Ичезнет то, что мы привыкли называть вдохновением. А у меня план, ты знаешь. Словом, вот как-то все так…
— Я понимаю тебя, Ирочка. И не знаю, как я бы поступила на твоем месте. Хочешь узнать мое мнение?
— Ну, конечно! Только говори всю правду, вот все, что ты думаешь.
— Смотри. Веру, как ты правильно говоришь, уже не вернуть. И вряд ли ее убил Максим. Его отсутствие можно объяснить как раз не тем, что он, убив свою жену, где-то там прятался, а наоборот: убийца наверняка знал, что Максим, скажем, куда-нибудь уехал, а потому пришел к Вере. Поэтому я все-таки предполагаю, что Веру убил не муж, а другой мужчина. И уж точно не маньяк. У нас в городе сейчас нет никаких маньяков, иначе бы мы об этом знали, об этом писали бы в газетах, а мой муж, как тебе известно, выписывает газеты и вообще в курсе всего, что происходит у него под носом и в мире. И не думаю, чтобы это был банальный грабитель. Вот скажи мне, где нашли ее тело?
— Говорят, где-то за городом.
— Вот! Если бы это был обыкновенный грабитель, то зачем ему было так рисковать и выносить тело из квартиры? Его же могли увидеть, вот как ты, например, увидела…
— На самом деле зачем ее было выносить?
— Человек, который вынес тело (может, даже и не убийца, а тот, предположим, который пришел в квартиру и обнаружил труп Веры), не хотел, чтобы это убийство повесили на Максима. Мне вот почему-то так кажется…
— Скажи только одно: ты презираешь меня? — Ирина заглянула в глаза сестры. — Только честно.
Соня обняла сестру и поцеловала.
— Успокойся… Представь себе, что ты в ту ночь просто крепко спала.
— Ты добрая, Сонечка, и я тебя люблю. Но все равно, на душе так гадко… А знаешь, что у меня есть коньяк… Давай хотя бы помянем Верочку…
33
Молодая женщина, закутанная в черный плащ, под большим черным зонтом, быстрым шагом шла по кладбищенской дорожке и, судя по всему, точно знала маршрут. Дойдя до перекрестка, среди стынущих под дождем могил и памятников, она уверенно повернула сначала на левую дорожку, прошла несколько шагов и снова свернула. Потом замедлила ход, осмотрелась, задержав взгляд на одном из вычурных мраморных памятников, вздохнула, сделала еще несколько шагов и подошла к скромной могиле с черной прямоугольной каменной плитой.
— Ну, здравствуй, Мила, — сказала она совсем тихо, чуть пошевелив губами. — Как видишь, я тебя не забыла.
Женщина достала из пакета большой букет пышных белых хризантем и положила на плиту.
— С днем рождения, дорогая подружка. Как ты? А у тебя здесь чисто, все убрано. Значит, этот старик, которому я тогда заплатила, держит свое обещание и присматривает тут за тобой.
В ее руках появилась маленькая фляжка, женщина открутила пробку и сделала несколько маленьких глотков. Зажмурилась.
— Это виски. Как ты любила. Да… Мрачновато тут у тебя… Хотя кто сказал, что ты здесь? — И она подняла голову, устремив взгляд в затянутое серыми тучами небо. Подставила лицо холодным дождевым каплям. — Ты же там, на небе. Я в этом уверена. А потому все видишь и понимаешь.
Снова спрятавшись под зонтом, она принялась разговаривать, как ей казалось, с душой покойницы. Говорила тихо, чтобы не привлекать к себе внимание тех редких посетителей кладбища, которые время от времени проходили мимо.
— Видишь, Милочка, люди приходят сюда, несмотря на дождь. Как ты думаешь, что их тянет сюда? Ведь все они, я думаю, вполне нормальные, адекватные люди, не верящие в призраков. А я тебе скажу: они тоже, как и я, тайно и тихо верят в загробную жизнь. Верят, что души умерших витают над кладбищем, летают над прахом… И тем, кто к ним приходит, хочется поговорить с родной душой. Быть может, посоветоваться. Или открыть им свою душу. Мила, моя дорогая Милочка… Знаешь, а ведь я принесла тебе послушать твою любимую запись… Она, эта волшебная женщина, Фрида Баккара, поет так, что мороз по коже… Вот, послушай…
Женщина достала из кармана плеер с наушниками, включила музыку, и, едва услышав первые звуки, закрыла глаза, замерла. По щекам ее покатились слезы.
