Андрей Кокотюха - Чужие скелеты
– И никто даже не пытался? – полюбопытствовал Кравцов.
– Никто. Это позже я поняла, почему большинство «братьев и сестер» готовы браться за любое дело, за любую, даже самую грязную работу, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. На себе проверила: это намного хуже «очищения»…
– Не спеши, Леся, – Роман опустил ладонь на плечо девушки. – Ты мужественная и честная, но это не значит, что ты должна выкладывать нам то, что сама хотела бы забыть. Он ведь всех вас держал этой памятью на коротком поводке. Стоит тебе ослушаться – и весь мир узнает, как оно было, так? Слышала такие угрозы?
– Слышала, – кивнула Леся.
– И никто не рискнул проверить – реальны они или нет?
– Только Оксана… После целой недели «очищения»…
Юлия хотела что-то спросить, но Кравцов остановил ее жестом.
– Хорошо. Значит, два дня ты бездельничала, общалась с парнем, который тебя туда привел, и ни на что не обращала внимания. Это тебе нравилось. И ты не чувствовала ничего такого… необычного?
– Ничего. А потом я и сама такой стала. С новичками – приветливая и жизнерадостная, потому что до «посвящения» никто не должен был ничего заподозрить. А после человек уже и сам никому ничего не хочет рассказывать. Каждый понимал: со всеми, кто приходит, произойдет то же самое, но предупредить кого-то – значит признать: с тобой это уже случилось.
Кравцов вздохнул и покосился на женщину:
– Довольно примитивно. Общий страх, общий стыд, общая вина. На этом и держалась власть вашего брата, Юлия. А сам он таких чувств вообще не знал – они ему не были свойственны… Ну что ж, Леся, я думаю, вы уже готовы рассказать, как все это происходило. Можно без подробностей, в общих чертах.
Девушка все еще колебалась. Эти подробности… Люди из следственной группы, которым ей пришлось давать показания, на них настаивали. Ей даже стало казаться, что они смакуют каждую жуткую деталь, получая от этого удовольствие – недаром ее заставляли повторять свой рассказ снова и снова… Все занесено в протоколы, подшитые в папках уголовного дела, и, пока это дело не окончено, никому, кроме прокурора, следователей и оперов, доступа к ним нет. Тайна следствия…
Бывшие «братья и сестры» будут молчать, о Территории Свободы скоро забудут. Безымянный Учитель и его любовница, наводившая ужас на «младших братьев», сначала скрылись, а теперь оба мертвы.
Но ведь это значит, что дело будет закрыто, уйдет в архив, покроется пылью. А потом придет день, когда какой-нибудь досужий журналист, охотник за сенсациями, получит разрешение, и тома под шестизначными номерами лягут перед ним на казенный стол. Он перелистает сотню-другую пожелтевших страниц, наткнется на показания Леси Коваленко, потерпевшей, и…
15
Вечером на третий день ее пребывания на Территории Свободы все собрались в большой комнате их общего дома. Предстояло посвящение новой «младшей сестры».
Леся еще до того почувствовала, как вокруг нее сгущается странное напряжение, но решила, что все дело в торжественности момента. Она все еще продолжала считать, что все это – что-то вроде ролевой игры в коммуну свободных земледельцев, где все равны, все всем друзья и всем от этого хорошо. Дальнейшее произошло быстро, настолько быстро, что события этого вечера не успели улечься у нее в голове, а когда она позже пыталась их припомнить, все время ускользали.
Учитель Свободы сказал небольшую вступительную речь. Он вообще часто говорил, и его слова всегда казались необыкновенно мудрыми и значительными. Слушая его, Леся порой ловила себя на мысли: как же я сама до этого не додумалась? Выходит, надо было поссориться с родителями, чтобы познакомиться с таким интересным, хоть и странноватым человеком. Но это не важно – мудрецы и наставники, они всегда не от мира сего.
А потом из комнаты, где, как всем было известно, Учитель Свободы жил отдельно от остальных братьев и сестер, вышла молчаливая женщина. Вся в черном, с длинными распущенными волосами и злыми – такие вещи не скроешь! – глазами. Леся уже мельком видела ее, но женщина исчезала так же быстро, как и появлялась, порой даже казалось, что это не живой человек, а призрак, фантом, какая-то голограмма. Девушка спросила у своего приятеля, кто она, но тот отвел взгляд и уклонился от ответа, только неохотно пробормотал: «Учитель хочет, чтобы ее называли Черной».
Теперь эта Черная подошла к Лесе, взяла ее за подбородок и заглянула в глаза.
Девушка погрузилась в этот взгляд, даже не сопротивляясь его свирепой безудержной силе, – и отключилась.
А когда опомнилась – обнаружила себя голой рядом с Учителем, тоже раздетым. Вокруг толпились остальные «младшие братья». Заметив, что Леся открыла глаза, они нестройным хором начали просить у нее прощения. А у нее мучительно болело все тело.
Она сразу поняла, что с ней случилось, но по характеру боли поняла и другое – какие вещи проделывали с ней на виду у всех. Но об этом даже думать было страшно…
«Ты прощаешь нас?» – негромко спросил Учитель, который теперь стал так отвратителен ей, что она попыталась отползти подальше, лихорадочно озираясь в поисках хоть какого-нибудь лоскутка, которым можно прикрыть наготу. «Ты прощаешь нас»? – повторил он. «НЕТ!» – вырвалось у девушки, и тогда Учитель сделал какой-то жест, который был воспринят всеми как приказ. Несколько «братьев и сестер» – среди них был и ее приятель – подхватили ее, голую, под руки.
Еще мгновение – и она очутилась в холодном темном подвале, где невозможно было выпрямиться во весь рост. Позже она поняла: именно с этой целью с помощью кирпичной кладки был поднят пол – и теперь подвал походил на склеп.
Когда над ее головой захлопнулся люк, Леся закричала. Бесполезно – никто ее не услышал.
Позже, когда на ее глазах и с ее участием вновь и вновь совершался обряд «очищения от скверны несвободной жизни» – именно так называлось заточение в подвале, – она поняла: слышать «очищаемых» запрещено. Иначе сам окажешься на их месте, а этого не хотелось никому.
Сколько прошло времени, Леся не знала. Наконец крышка люка откинулась, и нестройный хор голосов, доносившихся сверху, снова попросил у нее прощения. Но она не могла понять, как можно простить такое, – и в результате люк снова захлопнулся. В этот раз его не открывали гораздо дольше. К тому же «очищаемых» не кормили, что считалось частью обряда.
Она слишком поздно поняла некоторые вещи. Нет, уж лучше простить всем и все, выбраться на волю и бежать, бежать отсюда! Спохватившись, она принялась колотить по крышке люка, разбила руки в кровь, но результата не было никакого. Только позже она догадалась: чем настойчивее ты просишь о пощаде, тем дольше просидишь в подвале. Быстрой готовности простить всех и за все недостаточно, чтобы освободиться от заблуждений и суеверий. Так говорил Учитель.
«Все просто: вы хотите вырваться оттуда, – наставлял он „младших“, – и думаете, что ради это можно даже солгать. Скажем, признать: то, что с вами случилось, произошло по вашей собственной воле. Но ведь вы и в самом деле сами пришли сюда, на Территорию Свободы. Согласились принять ее законы. Значит, винить в том, что они вам не по душе, остается только себя. Если, конечно, надо кого-то винить».
«Учитель прав», – вскоре признала Леся. Прав во всем. Это страшная, извращенная, вывихнутая правда, но от этого она не перестает быть правдой.
Она, Леся, действительно пришла сюда по своей воле. Никто ее не принуждал. Те, кто играет в рулетку в надежде выиграть миллион, а вместо этого проигрывают все до нитки, тоже поступают так по своей воле. Кто виноват – тот, кто открыл казино? Тот, кто изобрел азартные игры? Тот, кто создал этот мир – мир неосуществленных мечтаний и несбыточных надежд?
Учитель повторял это ежедневно, буквально вбивал эти мысли в их головы.
При этом его тайно ненавидели, а Черную панически боялись. От одного ее вида у Леси мучительно сжималось и ныло сердце. Она уже поняла: эта женщина – глухонемая, возможно – психически ущербная, а Учитель Свободы – единственный, на кого она смотрит с безграничным обожанием и собачьей преданностью.
Они общались между собой на языке жестов, и только Учитель мог понять Черную. Каждый день она избирала одного или двух из числа «братьев и сестер», смотрела им в глаза, после чего они начинали по приказу Учителя творить такое, чего не выдумать даже человеку с больным воображением.
А затем – непременная процедура всеобщего прощения.
Всем обитателям Территории Свободы было хорошо известно, куда отправляются непокорные.
И нет ничего удивительного в том, что «младшие братья и сестры» не общались между собой. Им не о чем было говорить. Что касается мыслей о побеге… Учитель и здесь оказался прав: «Путь открыт. Вы свободны в своих поступках и намерениях. Но выйти отсюда – не значит выйти на свободу. Только здесь вы действительно свободны, потому что равны с остальными. А там, во внешнем мире, в вас будут плевать и тыкать пальцами. У меня ведь найдется, что порассказать вашим близким и друзьям!»
