Ольга Тарасевич - Чеченский угол
И Лика заверила редактора:
– Раз так – все сделаю вовремя. Извините за беспокойство, я перезвоню, когда отправлю вам текст.
Что ж, может, это и хорошо, что надо выдавить из себя очередную книжку. Конечно, в ней будет упоминаться Чечня, писать на другую тему сейчас просто невозможно. За рамки привычного формата придется переступить, но… Поскольку еще кровоточит душа – текст получится убедительным. Свежи воспоминания о цинизме бандитов и героизме солдат. Последнее особенно стоит того, чтобы быть описанным. Причем, возможно, массовая литература для этих целей подходит наилучшим образом, у нее самая широкая аудитория.
«Если ситуацию нельзя изменить, – подвела Лика мысленный итог своих умозаключений. – Надо ею воспользоваться. Все. Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи. Плагиат, конечно. Но все уже украдено до нас. Опять плагиат!»
Итак. Синопсис. Главная героиня, глупая и авантюрная, отправляется в Чечню. Там она становится свидетельницей убийств нескольких генералов. Виновник произошедшего – сотрудничавший с федеральными силами чеченец. Оборотень в погонах – такие везде пролезут, паразиты. Однако героиня, при всей своей глупости, обладает одним ценным качеством – дотошностью. И вот она выводит мерзавца на чистую воду.
«Только ради этого стоило заняться писательством, – подумала Лика, – хотя бы в книжке за преступлением всегда следует наказание».
Увы, форель слегка подгорела. Увлеченная мыслями Лика не сразу вспомнила, что в этом, прозаичном и некнижном мире, есть готовящийся ужин, плита, а в ней огонь, который вообще-то давно пора бы уменьшить. Зато пережаренную рыбу компенсировала четко продуманная схема получения информации о материалах реальных уголовных дел.
* * *«Август. А уже пахнет осенью», – с неудовольствием подумал следователь прокуратуры Владимир Седов, наступая на желтые плевки первых опавших листьев, распластавшихся по влажной после дождя тротуарной плитке.
Он придирался к осени, плескал на нее накопленной обидой. Жене Людмиле, измученной полугодовалым Санькой, предъявлять какие-либо претензии совесть не позволяет. Начальник, перекинувший на Седова типичный «висяк» с двумя трупами, опять-таки вне критики. Имеет право, субординация. И еще, как назло, под коронкой противно ноет зуб. Кого в этом винить, кроме себя? До ночи пропадает в прокуратуре, а потом со всех ног бежит домой, чтобы жена могла хоть немного вздремнуть, пока он возится с вечно хныкающим наследником. Некогда, некогда идти в поликлинику – хоть ты тресни. Но чем заниматься самобичеванием – лучше побурчать на осень.
Володя вошел в старенькое, облупившееся здание прокуратуры, добрался до своего кабинета. Папки и документы, сложенные на столе, нагоняли сонливость.
Молодые родители часто мечтают о том, чтобы покемарить. С работой следователя такой роскоши себе позволить невозможно, и потому Седов придумал радикальный способ. Просто себя не кормить. До вечера. Тогда все успеешь – и материалы дел оформить, и допросы провести, и за результатами экспертизы съездить. Но сегодня особенно манила пицца с колбасой, залитая толстым слоем расплавленного сыра. Да под запотевший бокал ледяного пивка. Итог чревоугодничества: глаза слипаются.
Плюхнулась на стол зеленая клякса, зацокала коготками по папке, затрещала:
– Подпишите протокол, гр-ражданин.
– Амнистия, умница, – Седов протянул ладонь, и попугайчик доверчиво на нее вскочил, пополз вверх по плечу, тюкнул в русые волосы. – Хорошая птичка, хорошая.
Улыбнувшись, следователь вспомнил: когда открыл коробку, из которой выпорхнула эта «хорошая», под веселое ржание друзей, решивших поздравить с Днем юриста, особой радости, мягко говоря, не испытал. Домой живность нести нельзя – Люда растечется морем слез, она аллергик. Знакомые войти в положение и выручить не пожелали, отделавшись рассуждениями: твой подарок – ты и наслаждайся.
Так птица, почти мгновенно выхватившая из разговора слово «амнистия», осталась в прокуренном кабинете. Ее «камеру» – небольшую металлическую клетку – Седов никогда не закрывал принципиально. Хватит уже того, что не без его помощи за решетку отправляются преступники.
Соседствовать с Амнистией оказалось весело. Хотя разговорчивый попугай иногда и начинал вести себя, словно дятел, нещадно долбил по папкам с материалами уголовных дел. Клювик маленький – а превращает листы в груды мусора. Так что этот процесс надо рубить на корню, шугать нещадно – иначе от важных документов останется горка искрошенной бумаги.
– Хорошая птица, – повторил Седов, снимая пернатое создание с плеча. – Я объелся. Спать хочу. Но на сегодня это последняя неприятность. Нет, ошибся. Далеко не последняя. К нам направляется Лика Вронская.
– Чик-чик-чик, – возмущенно прокомментировала новость Амнистия. И, тонко присвистнув, перепорхнула на сейф. Похоже, ей передавалось настроение следователя.
Знакомство Володи Седова с Ликой началось с веских подозрений в ее причастности к нескольким убийствам в престижном фитнес-центре «Мир спорта». Правда, пока он терзался сомнениями по поводу Вронской, ловкие преступники едва не отправили на тот свет и следователя, и подозреваемую, а совместное попадание в переплет, что ни говори, здорово сближает. Однако беззаботной дружбы не сложилось по одной простой причине. Лика и спокойные отношения – несовместимы. Вронская относится к тому типу людей, которые активно ищут приключений на свое заднее место. А даже если не ищут – ничего не меняется. Неприятности их находят сами. Последняя поездка Лики в Египет – характерное тому подтверждение. Отправилась отдыхать в Хургаду с Пашей – и лишь по чистой случайности вернулась в Москву. Возле нормальных людей на пляже всегда лежат беззаботные отдыхающие. Вронской же досталась пара трупиков, и она не постеснялась потребовать помощи в сборе информации по каналам следствия.
Едва Лика переступила порог прокуратуры, а Седов уже не сомневался: явилась втянуть его в очередную сомнительную историю.
– Как жизнь? – с деланной беззаботностью поинтересовалась Вронская, забираясь на подоконник. Уже без содрогания. Привыкла к лежавшей там черепушке, доставшейся Седову от прежнего владельца кабинета. Володя, впервые увидев желтоватую кость с черными провалами глазниц, подумал и решил: а пусть лежит. Заставляет почаще вспоминать о том, что всех нас ждет. Да и на подследственных впечатление производит.
Следователь махнул рукой на гору папок.
– Жизнь бьет ключом. И всё по голове. Правда, пока, к счастью, не меня лично. Давай, дорогая. Ближе к телу. Появилось уже на примете холодное тельце?
Лика поморщилась. Ко всему можно адаптироваться, читалось на ее лице. К черепу на подоконнике, кровавым лоскуткам, оружию и прочим, попадающим в эти стены, вещдокам. За исключением черного юмора самих «следаков».
– Три тела, – тихо уточнила Вронская. – Хотя нет, видимо, все-таки четыре.
– Дорогая, ты растешь! Кто больше? Почему не пять? Или нет – давай уж сразу десять. К чему мелочиться? Десять – это по-богатому.
– А ты телевизор смотришь?
Володя отрицательно покачал головой:
– Не-а. Пьяницы, грабители и убивцы с утра, Санька ближе к полуночи. Вот и все мои нехитрые зрелища.
– Понятно. Но я думаю, хотя бы в фоновом режиме до тебя дошла информация о ситуации в Чечне. Обстановка там в последнее время очень напряженная. Убиты руководитель и заместитель руководителя Местного оперативного штаба. И еще один генерал, командовавший штурмом захваченной в Дагестане больницы. Расправились с тремя военачальниками высокого уровня.
– Да, слышал краем уха. Хочешь поковыряться в их косточках?
С белым, как полотно, лицом, Лика подскочила к следователю, намереваясь влепить пощечину по усмехающейся физиономии с яблочками полных щек. В последний миг сдержалась, опустила руку, пару секунд глядела в сторону.
– Володь, я там была. Я вернулась. Не ерничай, умоляю тебя.
– Сам дурак, – рефлекторно огрызнулся Седов. – Предупреждать надо, – и, закурив сигарету, уже сочувственно поинтересовался: – Как ты? Как там?
– Плохо. И мне, и там. В Чечне полнейший бардак творится. Формально в республике много федеральных и местных структур по охране правопорядка. Фактически ни права, ни порядка нет и в помине. Бандиты что хотят, то и творят. На моих глазах людей убивали. Сама уже с жизнью прощалась. Думала: все, конец… А конец на самом деле – это то, как мы здесь живем. Суетимся, как муравьи, занимаемся важными, как нам кажется, делами. А там люди гибнут. Чуть ли не каждый день – взрывы, нападения. Равнодушие. Суета. Позиция «моя хата с краю». Вот что страшно.
– А генералы здесь при чем?
Лика стрельнула сигарету из пачки Седова, щелкнула зажигалкой и вновь забралась на подоконник.
