Евгения Михайлова - Сломанные крылья
– Да, я сейчас поеду.
– Тебе страшно? – Олины глаза были полны слез.
– В том-то и дело, что мне гораздо хуже, чем страшно. Может, на месте Григория я бы пристрелил такого зятя, который спрятался от пули за спиной жены. И спас бы меня от самого себя.
– Не говори так, Ники, – взмолилась Лена.
– Прости, мамочка. Но ты ведь тоже, наверное, о них думаешь – о Стелле и Григории.
– Еще бы, – прижала руки к груди Лена. – Потерять дочку, здоровую, молодую, так внезапно. Я тоже обязательно к ним поеду. Просто давай сначала ты. Я пока боюсь.
– Хорошо. Я поехал, – Никита попытался улыбнуться. – Звоните, если что.
Когда Никита ушел, Оля засобиралась.
– Я думала опять чай вскипятить, – загрустила Лена.
– Так ребенок же! – Оля спрятала под длинными ресницами счастливый взгляд. – Понимаете, он уже переведен на искусственное кормление, но охотнее пьет из бутылочки, если я кормлю.
– Как он, детка наша многострадальная?
– Он неописуемо прекрасен, здоров. Знаете, эта страшная женщина его, видимо, очень полюбила. Врач сказала: «Да он сверкает. Как наследный принц, которого целая свита выхаживала».
– Да уж, полюбила. Однозначно. Просто так людей не убивают. Оленька, я сразу к тебе приду на него посмотреть, как только все выяснится с похоронами Нади, с Никитой.
– Конечно. Я на похороны тоже поеду, только, чтоб никто меня не видел, в сторонке постою.
– Ты как назвала-то наследного принца?
– Эти люди назвали его Антоном. Мне кажется, он уже откликается. Я решила оставить. И найду способ сообщить этой Ирине об этом. Ее ждут большие мучения. Пусть она знает.
– Добрая ты. Теперь и не знаешь, хорошо это или плохо.
* * *Марк дрожал в кабинете Славы. Он сидел на кончике стула и с ужасом озирался по сторонам, как будто ждал конвоиров с наручниками.
– Может, воды? – спросил Слава.
– Нет.
– Расслабьтесь, Марк, – вмешался Сергей. – Никита говорил, вы нормальный, уверенный в себе парень. Ну, что с нервами-то?
– Вы спрашиваете, что с нервами? Я всего лишь подобрал на улице незнакомую девушку. Оказалось, она как-то страшно умерла. Не так давно я собирался жениться. Мою невесту убили.
– Она к этому времени стала женой другого, что, разумеется, не умаляет вашей печали, – сказал Сергей. – Я о другом. Вам нечего опасаться: вы здесь как свидетель.
– Какой я свидетель? – почти взвизгнул Марк. –Я ничего не знаю и еще меньше понимаю. Ясно лишь, что я оказался в центре какого-то криминального клубка. Дернул черт познакомиться с этой Зиной, рассказать Наде!
– Да, везунчиком вас в данной ситуации не назовешь, – заключил Слава. – Но насчет криминального клубка – это перебор. Просто в этом деле много людей, не справившихся со своими чувствами. А зачем вы посылали своих людей заглядывать в окна Васильевых?
– Да просто спать хотел, а Зина эта пристала. Ревновала она своего любовника.
– Почему вы рассказали об этом Надежде Волковой?
– Надя страдала из-за того, что ее муж сутками пропадает, ищет ребенка своей бывшей девушки. А Зина очень убедительно мне объяснила, что у Васильевых ребенок появился совершенно внезапно, жена там бесплодна и, что самое подозрительное, они этого ребенка скрывают. Я телевизор посмотрел – информацию об освобождении похищенной девушки. Там было сказано, что похититель мог кому-то подбросить ребенка. Сроки совпадали.
– То есть вы хотели как лучше?
– Надю он хотел заинтересовать, – объяснил Сергей.
– А что, не надо было ей говорить? – запальчиво спросил Марк.
– Ну, ты подумал, о чем спросил, – поморщился Сергей. – Такая трагедия. Как теперь скажешь, что надо, чего не надо?
– Давайте пропуск, – сказал Слава. – Вы в деле участвуете как свидетель. Пожалуйста, не уезжайте никуда, не сообщив нам.
– Это что, подписка о невыезде?
– Я сказал, пожалуйста. Никакой подписки. Просто на суд нужно прийти. Как вам это ни противно.
– Судить будут убийцу Нади, – заметил Сергей.
– Я приду, – Марк боком пробирался к выходу.
Он вышел, Сергей сел на стол Славы.
– И как ты думаешь, он действительно так ее любил?
– Кого?
– Надю, конечно.
– Девка была видная, папа миллионер. Но я о другом думаю: как я мог взять ее, да и Никиту, на это задержание? С их мозгами, повернутыми в разные стороны, но только на любовь? Ты, что ли, на меня так действуешь…
– А не взяли бы, упустили бы Ирину Васильеву. Это Надя сообразила про ворота из подвального гаража.
– Взяли бы ее в другом месте.
– Слава, она была вооружена, практически невменяема и с грудным ребенком в машине. Что она могла бы натворить до этого другого места?
* * *Дмитрия нашли быстро по описанию проводницы и адресу электронной почты, найденному в ноутбуке Ирины. Он держался вызывающе, сначала все отрицал, потом с насмешкой спросил:
– Ну, и что за преступление – девушку в поезд посадить?
– Она вас об этом не просила, мягко говоря, – заметил Слава. – Мы читали вашу переписку с Ириной Васильевой.
– Ну, хорошо. Ирина меня попросила. Мне трудно, что ли?
– О чем попросила?
– Отправить знакомую во Владивосток.
– Которой туда совсем не нужно.
– Этого я не знаю, нужно или не нужно. У них спрашивайте.
– У Зинаиды Петровой больше ни о чем не спросишь. Она мертва. Умерла в том самом поезде.
Дмитрий побледнел:
– Я не понял, а что с ней случилось?
– Передозировка медицинских препаратов, интоксикация, в результате асфиксия.
– Это из-за тех ампул, которые я в вино добавил?
– Отчасти из-за них. Она утратила контроль над собой. Это лекарство нельзя было добавлять в спиртное. В вагоне она еще таблетки принимала.
– Так было задумано? Чтоб она умерла? Меня так подставили?
– Полагаю, нет. Но вы оставили ее одну в пустом купе. Если бы там был еще один человек, она, скорее всего, осталась бы жива. И все равно была бы пострадавшей.
– Я так понял, у меня отсюда нет обратного выхода.
– Пока мы вас задержим ненадолго: явка с повинной, очная ставка, если вы решите, что это целесообразно. Потом – на усмотрение судьи. Вас могут отпустить до начала заседания под подписку о невыезде. Если все поверят, что вы не ведали, что творили… Давно подобными поручениями зарабатываете?
– Первый раз. Честное слово. Просто деньги были нужны.
– Проверим.
– Черт, не могу поверить, что она так умерла. Мучилась?
– Да, здорово.
– А знаете, теперь уже все равно, могу сказать. Она мне понравилась. Такая симпатичная. Я даже адрес ее записал потом, ждал ведь у подъезда. Думал, приедет, найду ее.
– Плохой способ знакомства.
– Знаю. Хреновый способ. И хреново для меня закончился.
Глава 32
Виктор лежал лицом к стене, когда его позвали в комнату свиданий. Он подумал, что это мать, и сказал:
– Не пойду.
– А кто тебя спрашивает, пойдешь или нет? Сказали: вставай. Следователь девушке свидание дал.
– Девушке? – Виктор вскочил, поправил одежду и рванулся к двери.
– Эй, ты что, на марафон собрался? Иди, как положено.
Оля сидела у стола, глядя на руки. Она поздоровалась с Виктором. Он сел напротив, не отводя глаз от ее лица, но она на него не смотрела.
– Мне тяжело было прийти к тебе, Виктор. Но я должна сказать. Моего сына нашли.
– Он…
– Да, жив и здоров, как ты и говорил.
– Ох! Ты не поверишь, как я рад.
– Это неважно теперь, поверю я или нет. Виктор, ты должен выбросить из головы надежду увидеть его. Я сделаю все, чтобы этого не произошло никогда. Да ты и не освободишься, пока он не станет взрослым. Тебя будут судить как здорового, я узнавала. Но ты, конечно, больной человек. С изуродованной душой. Мой мальчик – чистый и прекрасный. У меня хватит сил оградить его от таких, как ты.
– Осмелела ты.
– Да я, собственно, ничего уже особенно и не боялась. Кроме того, что ребенка нет в живых. А он есть. Ты не сумел растоптать мою жизнь.
– Оля, я не хотел… Я хотел… Да что с тобой говорить! Тебя уже твой амбал накрутил.
– Ты ничего не понимаешь. Я пришла не для того, чтобы тебе объяснять. Матери твоей я буду помогать. Но ты бы к ней лучше не возвращался. Останься там, где будешь, когда тебя выпустят. Если выпустят.
– Что ж ты со мной, как прокурор, говоришь?
– А как я должна говорить? Я должна говорить с тобой хуже, чем прокурор. Ты не прокурора в погребе насиловал. Ты не у прокурора ребенка отнимал сразу после рождения.
– Ты ненавидишь меня?
– Скорее всего – да. Прости и прощай. В зале суда я к тебе не подойду.
Оля быстро вышла, а Виктора конвоиру пришлось поднимать со стула почти силой.
– Че ты такой? Така гарна дивчина приходила!
Виктор вошел в камеру и заметался между стенами. Скоро открылось окошко, ему просунули миску с жидким супом. Он выплеснул его в парашу. Взял гнущуюся оловянную ложку и начал медленно, старательно раздирать себе вены на шее. Боль была нестерпимой. Ноги ослабели. Ему пришлось сесть, но он молча, из последних сил продолжал углублять и расширять рану. Его обнаружили через несколько часов в луже крови, отправили в медсанчасть.
