Алла Полянская - Невидимые тени
– Беги!
Девочка знакома Майе, но почему она здесь, если была во сне, и почему она велит ей бежать? Она не может бежать, куда ей бежать из своего дома?
– Оказывается, у меня две дочки. – Мама ставит на стол еще одну тарелку. – Как же я позабыла-то?
Майя хочет сказать, что не позабыла: у нее одна дочка, но вдруг понимает, что не знает собственного имени. А та девочка за столом… если она – Майя, то кто же…
– Просыпайся!
Майя хочет сказать, что она не спит, но кто-то тяжело толкнул ее, и ей стало больно, очень больно, и голос отчего-то был злой.
– Ты дебил. Ты же убил ее, она мертва. Зачем теперь ее пинать?
Майя хочет сказать, что она жива, но ничего не получается.
– Не, этого не может быть. Я слегонца ее совсем, ну что я, девок никогда не глушил?
– Полюбуйся сам. Она сдохла, потому что ты ей череп проломил, дубина. Как мы теперь найдем камни?
– Может, она и не знала о них.
– Скорее всего, не знала, но контейнер у нее. И, главное, я же видел эту проклятую куклу у нее в квартире, но меня платье с толку сбило. Платье другое было, я понятия не имел, что этих кукол можно переодевать, да и кто бы мог предположить, что она станет это делать? Ладно, труп оставим как есть, потом зароем, а тем временем наведаемся домой к одному из ее друзей. У него детишки и жена, я узнавал. Вот мы прямо к ним сейчас и поедем, пока муж и отец семейства дома у своей приятельницы сидит, думает, как эту кралю найти.
– А если они полицию вызовут?
– Не вызовут. Они уже поняли, что мы настроены серьезно. Все, идем.
– А камни?
– Вот они нам их и отдадут, когда потрясем жену этого. А не отдадут – есть люди, которые найдут контейнер, не беспокойся.
– Смотри… Я-то что, а наши, сам знаешь, и так злятся, что такие деньги лежат где-то мертвым грузом.
– Всему свое время. Свет выключи.
Майя слышит, как они уходят, и не понимает, почему они сказали, что она умерла – ведь она все слышит, все видит и чувствует. Просто ей больно, но если спрятаться во тьму, боль уходит, хотя приходится вспоминать собственное имя, а это тоже больно. Надо спросить у мамы. Уж она точно знает, как ее зовут.
Майя поворачивается и бежит по знакомой дорожке к подъезду своего дома. Лестница отчего-то очень высокая, и ступенек много. И пролеты отсутствуют. Майя садится на ступеньки. Дороги домой нет.
* * *– Не ори, тебя все равно никто не услышит.
Олешко холодно смотрит на тело, подвешенное к водопроводной трубе. Конечно, поступил он не слишком хорошо, но что он мог поделать, если люди не понимают по-хорошему?
– Кто вы?
Женщина в ужасе вертит головой, пытаясь посмотреть на Павла, но ему не надо, чтоб она его видела. Он еще не решил, что будет с ней делать – это зависит от того, что он получит взамен.
– У меня есть к тебе вопросы. Если ответишь правильно, подождем здесь твоего приятеля, если нет – значит, тебе не повезло.
– Что… какие вопросы? Вы приняли меня за кого-то другого!
Ее голос срывается на высокой истеричной ноте, и Павел морщится. От женщин всегда много шума.
– Давай поиграем в игру. – Он достает из кармана складной нож, сделанный на заказ, какой-то миг смотрит на него, что-то решая, потом открывает одно из лезвий – длинное и узкое, остро заточенное.
– Я задаю тебе вопрос. Если ты солжешь, я отрежу тебе… ну, что-нибудь. Я предоставлю тебе в этом вопросе право выбора.
– Нет, пожалуйста, послушайте! Я ничего не знаю, вы меня с кем-то перепутали!
– Ну, конечно. – Павел рассматривает нож на свет. – Хорошая сталь, черт подери… Ладно, пробный мяч. Расскажи мне о своем приятеле.
– О каком приятеле?! Что вы…
Павел молча проводит лезвием по тыльной стороне руки женщины. Кровь моментально заструилась по коже и начала капать на пол. Женщина взвизгнула – боли нет, но она поняла, что произошло.
– Это так, на пробу. Хорошая сталь, видишь? Я могу развлекаться так часами, но сегодня у меня немного времени, к сожалению. А потому предварительные ласки закончились – еще один ответ типа «я не знаю» или «вы приняли меня за кого-то другого» – и на пол упадет твой палец. Или ухо, тоже будет забавно. Я точно знаю, что ты встречаешься с человеком, который причастен к одной нехорошей истории. И я хочу знать о нем все, что известно тебе.
– Но… В наших с ним отношениях нет ничего предосудительного! Его дочери уже взрослые, а жена давно забросила и себя, и его, а он мужчина со всеми желаниями… послушайте, неужели роман с женатым мужчиной – настолько страшное преступление, что…
– Мне плевать на интимные подробности. – Олешко достает сотовый. – Продолжай, не останавливайся.
– Мы хотели уехать. Он говорил о каком-то деле, после которого он сможет обеспечить дочерей на всю жизнь, и это даст нам возможность вместе уехать за границу. Он даже согласился, чтобы Кристина, моя дочь, поехала с нами, он хорошо к ней относится…
– Вечером того дня, когда утром в баке нашли труп человека, ты была с ним в ресторане «Вилла Олива»?
– Да, была… откуда вы знаете? Мы иногда там ужинаем, но в тот вечер мне позвонила дочь, она не смогла завести машину, и я поехала к ней.
– А он остался в ресторане?
– Да. Какое это имеет значение?
– Ты звонила ему потом?
– Он сам звонил. – Женщина переступает с ноги на ногу – ей больно находиться в такой позе. – Позвонил около трех ночи, я уже спать собиралась.
– Только собиралась?
– Я работала с бумагами допоздна, он знает, что в три часа я еще не ложусь. Он… сказал, что несколько дней будет очень занят.
– И все?
– Да. Больше мне нечего вам сказать. Послушайте… отпустите меня, я ведь даже не рассмотрела вас толком, я никому…
– Номер говори.
– Что?!
– Скажи мне номер его телефона – того, который всегда с ним.
Дрожащим голосом она диктует ему номер. Олешко нажимает кнопку вызова, и когда в трубке послышалось отрывистое: «Слушаю вас!», подносит нож к горлу женщины – она кричит от страха, дрожа всем телом, а человек на другом конце трубки узнает ее голос.
– Я так понимаю, голос ты узнал. – Олешко отходит от жертвы, чтобы слышать своего собеседника. – И знаешь, чего я от тебя хочу.
– Кто…
– Где она?
Молчание в ответ сказало ему больше, чем все слова, которые можно было произнести.
– Ну, что ж. Тогда готовься – то же самое, что сделал с твоей сучкой, я сделаю с твоими девками, по очереди. И не спрячешь их, не устережешь. – Ярость бушует в его голове холодным пламенем. – Буду тебе их по частям присылать, а начну, пожалуй, с пальцев твоей пассии.
– Это случайно получилось. Мой человек не рассчитал… мы не мучили ее. Она просто умерла.
– Вот потому очень непросто умрут все, кто дорог тебе. Когда ввязываешься в такие дела, нельзя иметь столько привязанностей.
Ярость ищет выхода, и человек, который заикается в трубке, во всей мере испытает ее. Проклятые дилетанты! Если бы Майю похитили профессионалы, она до сих пор была бы жива! А эти случайно убили ее.
Павла терзает сожаление и непоправимость случившегося, его ярость должна найти выход. Он вспомнил, как Майя рассказывала о том, что произошло с ней, хрупкая и сильная – она не билась в истерике, не жалела себя, просто удивлялась тому, как поступили ее несостоявшиеся убийцы. И то, что она потянулась к Матвееву, их зародившееся чувство – двое израненных людей смогли перебороть свое горе и решили быть вместе – несказанно радовало его. Он был рад за Матвеева, который застыл в своем несчастье, как застывает муха в капле янтаря, он смотрел на Майю и думал – они с Максом станут отличной парой, потому что оба познали горечь потерь и будут беречь друг друга. А кучка паршивых дилетантов все разрушила. И это ничего для них не значит – ну, подумаешь, чисто случайно убили какую-то бабу, делов-то!
– Я научу тебя страдать. – Павел берется за нож. – Их четверо – одна из них уже у меня, трое твоих дочерей тоже скоро будут здесь. Старшая ведь беременна? Отлично.
– Нет, послушай… я не хотел, чтобы она умерла, этот кретин…
– Ударил ее слишком сильно, да? – Олешко уже понял, с чего начнет. – Сейчас я отрежу ей ухо – красивое ушко, кстати, серьги с бриллиантами ты дарил? Она хороша, хоть уже немолода, но следила за собой. Но уже не так безупречна, я ее маленько поковырял. С твоими девками мне будет веселее, они молодые.
– Послушай же меня… я понимаю, что ты расстроен, я…
– Я не расстроен. Но это ничего для вас не меняет. Где тело?
– Тело? – Собеседник уже забыл о Майе, его заботят собственные неприятности. – На улице Верхней, в доме номер девять есть подвал, дверь обита жестью. Труп там, мы не успели похоронить. Ты сам увидишь, мы не трогали ее, просто этот идиот ударил бабу слишком сильно. Она даже нравилась мне, хорошая девочка была, мне жаль, что она оказалась замешанной в это. Послушай, мы же хотели вернуть то, что принадлежало нам.
– Она понятия не имела о камешках. Просто подобрала игрушку.
