Елена Михалкова - Манускрипт дьявола
– Это – что? – тихо, но угрожающе спросил он.
– Где? – Тошка привстала, посмотрела туда, куда показывал охранник. – Я не знаю… Оно так и было.
– Гарик, глянь сюда!
Черный тоже склонился над книгой, даже не заметив, что его назвали по имени. Но Тошке было не до того, чтобы думать об этом. Сердце у нее колотилось от страха – если сейчас этот тип решит, что шифр написала она, то с него станется избить ее в наказание. Если не убить…
– Это чего? – озадачился Гарик. – Она книгу попортила?
Тошка незаметно скрестила пальцы за спиной – самый простой оберег, выручающий детей и лгунов, и открыто посмотрела Синему в лицо – второй раз за все время.
– Вы что, это не я! – старательно возмутилась она и замотала головой. – Зачем мне?..
Охранник явно знал ответ на вопрос «зачем», и этот ответ был совсем не по душе. Но вглядевшись в синие Тошкины глаза, честные, как у ребенка, он засомневался в своей правоте. Девчонка выглядела такой искренней…
– Сиди смирно, – буркнул он, хотя Тошка и без этого не проявляла склонности к агрессии. – Я сейчас. Гарь, последи за ней.
Доставая на ходу телефон, он вышел из комнатки. «Боссу будет звонить, – догадалась Тошка. – Докладывать о нестандартной ситуации».
В гнетущем молчании прошло несколько минут. Черный присел на корточки и привалился к стене, не глядя на девушку. Тошка опустилась на стул, обхватила плечи руками. Ей стало зябко.
Приоткрытую дверь никто так и не потрудился запереть, поэтому гулкие шаги в коридоре они расслышали загодя. Войдя, Синий подошел к столу, не сказав ни единого слова, и вырвал исписанные Тошкой страницы. Захлопнул книги и отдал их подскочившему Гарику:
– Вот теперь можно возвращать. А ты… – обернулся он к Тошке, поднял кулак, и она вжалась в стену. – Короче, так: у тебя сутки. Чтобы через сутки все было готово, ясно? Не успеешь – найдем другого спеца. А тебя – в утиль.
Внезапно развеселившись, он подмигнул Тошке, будто радуясь перспективе отправки ее в утиль, скомкал вырванные страницы и швырнул в угол. Там они и остались лежать двумя мятыми шарами.
Молчаливый Гарик пошел к двери с книгами в руках, Черный последовал за ним. У выхода он обернулся и повторил, раздельно выговаривая слова:
– Двадцать четыре часа. На старт, внимание, марш!
– У меня даже часов нет, – негромко сказала ему вслед Тошка.
Дверь захлопнулась, ключ провернулся в ней, и в каморке наступила тишина.
Тошка подняла смятые листы, расправила их и положила перед собой. Итак, ее попытка оказалась тщетной… И можно считать большим везением, что охранники поверили ей.
«Макс, у тебя сутки, – сказала она про себя. – Я сама себя не спасу. Видишь, я попыталась, но у меня не получилось. Твоя очередь».
Ей захотелось сказать какое-нибудь коротенькое успокаивающее заклинание, но в голову ничего не приходило. Только настойчиво лезло воспоминание о том разговоре, который произошел у них с Максом накануне дня, когда она пришла в деканат с заявлением об уходе.
«Ты делаешь глупость, понимаешь? – горячо говорил Арефьев, ходя кругами вокруг стоящей неподвижно Тошки. – Я понимаю, почему ты уходишь – потому что у тебя не получается быть всегда первой. Но не надо со мной соревноваться! Все вокруг и так видят, что ты умная, способная и так далее».
«Умная, способная и так далее? – повторила Тошка, каменея от бешенства. – Да ты… ты просто петух самовлюбленный! Павиан! Ничего не видишь дальше своего носа! Ты думаешь, весь мир вокруг тебя замешан, да? А все мои поступки обязательно должны быть связаны с тобой?!»
«А что, разве не так? – Макс остановился напротив нее, насупившись. – Ты можешь быть честной сама с собой, или тебе обязательно надо притворяться? Ты уходишь, потому что боишься конкуренции. Тоша, радость моя, заканчивай бороться с ветряными мельницами, а?»
«Я ухожу, – отчеканила Тошка, – потому что занимаюсь не тем, чем хочется. И ты здесь совершенно ни при чем. Меня просто поражает, что все мои поступки ты можешь рассматривать только через призму своей уникальной личности!»
«Я-то рассматриваю, а ты их совершаешь! – Теперь и он тоже разозлился. – Ты пока ничем не занимаешься, только учишься. Зачем бросать учебу на четвертом курсе, объясни мне?»
«Ничего я не буду тебе объяснять!»
Она ушла, но перед этим успела наговорить Максу много злых слов. Уязвить Арефьева было сложно, но у нее получилось – он обиделся.
Больше всего Тошку выводило из себя то, что отчасти Макс был прав. Всю сознательную жизнь она не соревновалась, но подражала ему: когда пошла вслед за ним в лицей, когда потом решила поступать в тот же институт… Принятое ею неожиданное решение об уходе было вызвано тем, что Тошка вдруг окончательно и бесповоротно осознала, что совершает ошибку, и чем быстрее она перестанет идти по следам Макса, тем лучше будет для нее самой.
Она ожидала, что Максим поймет и поддержит, и его слова поразили ее. Так вот, значит, что он думает о ней! Нет, о себе! Даже в такой ситуации он думает только о себе, а не о ней!
Глупость, конечно… Но поссорились они тогда окончательно.
Из депрессии после их разрыва Тошку вытянуло то, что почти сразу она нашла работу – вернее, работа нашла ее. Подруга попросила помочь разрисовать комод в детскую комнату, и девушка с радостью согласилась – ей необходимо было отвлечься. Дочь заказчика увлекалась динозаврами, и Тошка расписала деревянную поверхность, подстраиваясь под желания ребенка. Динозаврики плыли в лодке, ели мороженое, качались на качелях, летали на дирижаблях, свешивая вниз длинные шеи… Комод получился ярким и совершенно фантастическим – как и хотелось художнице.
Заказчик тут же рекомендовал Тошку своим знакомым, а затем фирма пригласила ее на постоянную работу. По Тошкиным эскизам уже было оформлено три серии мебели для детских, и она трудилась над четвертой. К тому же хватало частных заказов. Работу свою Тошка обожала и ни секунды не пожалела о том, что ушла из института, не доучившись всего курс.
Но с Максом потом они виделись всего несколько раз, и Тошка старательно разговаривала очень вежливым тоном, а Максим с ней – еще вежливее, и от этой вежливости, от их обоюдной усердной игры в старых приятелей ей хотелось взвыть. Но она держалась.
* * *Специалист, к которому приехали Илюшин и Бабкин, назывался криптоаналитиком. Звали криптоаналитика Верой Анатольевной, и это была тонкая бледная женщина неопределенного возраста, говорившая скупо и отрывисто. Она с порога предупредила сыщиков, что времени у нее очень мало, поэтому они могут обойтись без предисловия, сразу показав шифр.
На эту женщину Илюшин возлагал большие надежды – ее порекомендовали как одного из лучших экспертов по дешифровке. Но с первой же минуты разговора стало ясно, что Макар ошибся.
Вера Анатольевна бросила взгляд на протянутый Илюшиным лист бумаги и почти сразу отрицательно покачала головой.
– Не возьмусь, – коротко сказала она.
– Почему?
– Нет смысла. Хотя… Ну-ка, дайте.
Она забрала у Илюшина лист, присела за стол под яркую лампу, надев очки, и достала из ящика лупу.
– Давайте посмотрим – вдруг это обманка… Нет. Предположение неверно. Значит, решение остается в силе.
– Но почему? – настойчиво повторил Илюшин. – Это настолько сложный шифр? Вы видели его в манускрипте Войнича?
– В манускрипте Войнича? – удивленно переспросила Вера Анатольевна, снимая очки. – Не говорите ерунды, юноша. При чем здесь манускрипт? Вы принесли обычную решетку Кардано. Сетки у вас, конечно же, нет. И что вы от меня хотите? Чуда?
Бабкин слушал всю эту белиберду и мрачнел с каждой секундой. Он взглянул на Макара, но тот, судя по внимательному выражению лица, понимал, о чем ему говорят.
– Вера Анатольевна, вы уверены?
– В том, что здесь нужна решетка? На девяносто процентов. В том, что мне не удастся осуществить дешифровку без нее – на столько же. Или же процесс съест столько моего времени, что в итоге это окажется экономически невыгодно. Простите, молодые люди, я вынуждена вам отказать.
– А цветок? – Илюшин не хотел отступать. – Зачем он здесь?
– Понятия не имею. – Вера Анатольевна пожала узкими плечами. – Это неумелая и, кажется, неверная копия одного из рисунков в манускрипте.
Они ушли ни с чем. Упрямый Макар нашел еще двоих специалистов, но каждый из них подтвердил сыщикам, что расшифровка теоретически возможна, но будет долгой.
– Есть программы, – объяснил один из них. – Запускаем ваш текст в компьютер, и он генерирует варианты, исходя из тех данных, которые вы предоставили. Но в итоге можем получить двадцать осмысленных фраз, а понять, какая из них является исходным сообщением, будем не в состоянии. Впрочем, если вы уверены, что вычислите ее, то можем попробовать.
Но Илюшин отказался. Ему не нужно было пробовать – он хотел получить точный ответ. И желательно очень быстро.