Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Пузатый, расписанный под хохлому самовар медленно раскочегаривался, издавая натужное сипение. Алексей порылся в хлебнице, стоявшей на холодильнике, нашел кулек дешевых конфет-подушечек и, за неимением лучшего, положил их на стол перед гостьей.
— Не предел желаний, — оценила Юля и брезгливо отпихнула кулек мизинцем.
— Знаю, — ответил Касаткин. — Наступят лучшие времена — куплю тебе «Ассорти». Прибалтийские, с ликером.
— А когда они наступят, Леша? Когда?
По правде сказать, Алексей не чувствовал себя нищебродом. По меркам советского среднего класса он жил не так уж плохо. Не голодал, не носил штаны с заплатами, не ютился в клетушке без горячей воды и с одной уборной на двадцать человек. Но у Юли были свои представления о достойной жизни.
Ее папа был университетским деканом. Заслуженный профессор, кавалер государственных наград, гордость ЛГУ. Рано лишившись жены, которая сгорела от рака в тридцать пять лет, он всю свою любовь перенес на единственную дочку: потакал ее прихотям, баловал и в то же время опекал сверх меры. Юля была поздним ребенком, она появилась на свет, когда папе исполнилось сорок, а к поздним детям родители относятся с особым вниманием и нежностью.
Сейчас Геннадию Кирилловичу Миклашевскому было за шестьдесят. Обласканный фортуной и ректоратом, он жил ни в чем не нуждаясь. Соответственно, и Юля тоже. У них была просторная трехкомнатная квартира-сталинка с высокими потолками. В квартире, куда Касаткину довелось заходить раза два или три, полки темных гэдээровских шкафов ломились от раритетных книг, под ногами благородно поскрипывал паркет, а за стеклами серванта бликовали бутылки с этикетками сплошь на иностранных языках. Ездил профессор не на отечественной таратайке и даже не на «Шкоде» из дружественной Чехословакии, а на «Форде» — подарке заокеанского коллеги из Принстона.
Миклашевский к этим благам цивилизации относился без пиетета, высокомерием не страдал. В молодости он пережил три блокадные зимы, чуть не умер от тифа и понимал, что само существование человека, не говоря уже об окружающих его бытовых принадлежностях, есть явление тонкое, могущее исчезнуть в любой миг. А потому жил и работал не ради корысти и блаженства, а чтобы каждую единицу отпущенного ему времени наполнить смыслом и пользой.
Юля же, с детства росшая в атмосфере достатка, не была наделена добродетелями своего отца. Нет-нет да проскальзывали в ее поведении признаки зазнайства по отношению к приятелям, живущим не так богато и красиво. Не миновала эта участь и Касаткина.
— Что собираешься делать? — поинтересовалась она, глядя, как он подставляет под краник самовара щербатую чашку. — Тебе ведь уже разрешили работать?
— Да, я здоров… — Алексей повернул фигурный вентиль, и в чашку с бульканьем заструился кипяток. — Сказали, что с понедельника могу приступить к тренировкам. Пока что в щадящем режиме, но через месяц-другой, если все будет в порядке, заиграю в полную силу…
— Ты же хотел бросить хоккей. Давай начистоту: если ты и раньше ничего не сумел добиться, то после травмы — тем более. — Юля положила в свою чашку из стеклянной розетки немного земляничного варенья, которое сама же недавно принесла. — Пора перестать гоняться за химерами.
— Что ты предлагаешь?
— Ты собирался поступать на юридический. Почему бы не попробовать?
— Я пробовал. Меня на экзамене срезали.
— Когда это было! Попробуй еще раз. Я договорюсь с папой, он посодействует…
— Нет! — Касаткин с такой экспрессией шлепнул ладонью по столешнице, что чашки подскочили и капли горячей жидкости потекли по выцветшему фарфору. — Протекции мне не нужны!
Юля обидчиво скривила губки.
— Какой гордый! Я тебе помочь хотела, а ты… Ну и кисни в своем дубле до старости. Только потом не жалуйся.
Она оттолкнула от себя чашку. Встала, зашагала в прихожую.
Алексей кинулся следом.
— Юля! Ты куда?
Он проклинал себя за несдержанность. Опять брякнул не подумав.
Юля сняла с вешалки куртку. Он ужаснулся: уйдет! Уйдет и больше не вернется…
Требовалось немедля что-то предпринять, однако мысли метались, как затравленные зверьки, сдавленные стенками вольера.
Когда Юля, оскорбленно сопя, натягивала боты, в комнате затрезвонил телефон.
Папа Касаткина при жизни не был научным светилом, как Юлин, он работал заместителем начальника районной АТС. Должность ответственная, потому и квартира изолированная перепала, и телефон персональный. Это был единственный аппарат во всем подъезде, и к Касаткину нередко заходили соседи, которым надо было срочно куда-то позвонить.
Телефон дребезжал не переставая. Алексей вбежал в комнату, мимоходом выключил телевизор и сдернул трубку с рычажков.
— Да! Кто это?
— Касаткин! — проревела мембрана боцманским басом Николая Петровича. — Ты уже оклемался?
— Да…
— Тогда слушай сюда, плотва копченая…
Алексей замер и выслушал все до последнего простудного «кхе-кхе», коим Николай Петрович, прежде чем разъединиться, завершил свой рассказ. Положив трубку, с минуту, а то и дольше вникал в услышанное и лишь потом вспомнил о Юле.
Он был уверен, что она уже ушла, но женское любопытство оказалось сильнее обиды. Юля стояла у порога, одетая, обутая и хмурая.
— Кто звонил? — Она взялась за дверную ручку, всем видом показывая, что не очень ее этот вопрос интересует.
На самом деле интересовал, а то бы не стала ждать.
— Клочков, — кинул Алексей небрежно. — Про здоровье спрашивал.
— И все?
— Не все. — Он сделал паузу и еще более небрежным тоном докончил: — Сняли Башкатова, тренера «Авроры». На его место назначили Петровича. Он зовет меня в главную команду. В первое звено!
* * *
Днями ранее в своем кабинете командующий Балтийским флотом вице-адмирал Посов просматривал турнирную таблицу завершившегося в конце марта чемпионата СССР, напечатанную в газете «Советский спорт». Перед командующим сидел Башкатов и чувствовал себя весьма некомфортно.
— Это что? — Посов ткнул пальцем в нижние строки таблицы. — Это, по-твоему, результат? Опять предпоследнее место! Который год кряду!
— Виноват… — блеял Башкатов, растерявший в начальственных апартаментах и развязность свою, и самодурство. — Больше такого не повторится. Работаем над ошибками, учитываем промахи…
— Конечно, не повторится! — загремел вице-адмирал. — Позор! Славная флотская команда, а тонет, как вша в дерьме! — Он отбросил газету и положил перед Башкатовым лист бумаги и авторучку. — Пиши заявление. Даю возможность уйти по собственному.
Так закончилась карьера тренера Башкатова в «Авроре». Около месяца в недрах командования обсуждали, кого взять взамен. Помощники Посова, ответственные за спортивные объединения, предлагали всевозможных варягов, в том числе из динамовских и спартаковских систем, но вице-адмирал, пораздумав, решил, что чужаки клубу не нужны.
В тот же кабинет вызвали Клочкова и объявили о его назначении врио главного тренера.
Посов лично обозначил ему задачу:
