Снова в деле - Андрей Воронин
Тихий водил экскурсантов и просто-таки благоговел при мысли, что когда-то здесь ходил сам Толстой, а теперь он, Тихий, словно проводник между прошлым и настоящим, посвящает экскурсантов в жизнь любимого писателя. Он водил их по всем комнатам. Показал переднюю, комнату учителя, столовую, детскую мальчиков, девичью, некоторое время тактично помолчал, словно желая оставить экскурсантов наедине со своими мыслями. Обошел с ними весь первый этаж и закончил комнатами верхнего этажа: залой, гостиной, кабинетом, комнатой барышень и двумя людскими. Тихий рассказывал, наверное, одно и то же тысячу раз, только каждый раз у него выходило по-новому, да и любил он воодушевлять новые лица, не обращая внимания на тех, кому до Толстого нет никакого дела.
– 7 июля 1892 года усадьба перешла во владение сына Толстого – Льва Львовича. Тем не менее перемена собственников на жизнь в усадьбе не повлияла. Лев Николаевич продолжал жить в доме сына, где главной хозяйкой была его жена – Софья Андреевна, следившая за хозяйством, воспитывавшая детей и занимавшаяся книгоиздательством. Семья Толстых была достаточно большой. До середины 90-х годов 19 века она состояла из десяти человек. Писатель жил в «Хамовниках» так, как привык раньше, совмещая тяжелый физический труд, занятия ремеслом, умственную работу и общение с людьми. Не оставлял он и занятий спортом. В его рабочей комнате на полу возле умывальника или на подоконнике лежали гантели, а у парадной лестницы стоял велосипед. Любил также Лев Николаевич прогуляться по ночной Москве и по Девичьему полю.
Тихий едва замолк на какую-ту сотую долю секунды, как его перебила все та же бойкая девушка, за все время экскурсии уже задавшая ему не один десяток вопросов. «Неуемное любопытство», – подумал Тихий, впрочем, без какой-либо злости, а, наверное, даже с ностальгией, оттого что вспомнил себя в ее годы.
– Простите, а о чем писали Толстому?
– Вы все время идете на шаг впереди меня, – улыбнулся Тихий. – Я как раз хотел упомянуть этот момент. Письма Льву Николаевичу писали разные. Просили денег, покровительства, помощи в нахождении службы, спрашивали совета по житейским вопросам, начинающие писатели присылали ему свои рукописи. Толстой в своих письмах обсуждал вопросы философии, науки, литературы и искусства. Некоторые коллекционеры просили его об автографах и портретах. Были и недоброжелатели, угрожавшие убийством, бранившие Толстого и пробовавшие его поучать. Но это были редкие письма, в основном многочисленные поклонники превозносили его талант. В некоторые годы переписка особенно разрасталась. Это было связано с такими событиями, как борьба против голода в 1898-1899 годах, в которой Лев Николаевич принимал активное участие, по случаю переселения в Канаду преследуемых русским правительством духоборов, а также в связи с опубликованием романа «Воскресение» в журнале «Нива»…
Когда первая группа экскурсантов схлынула, Тихий почувствовал необычайную усталость, не то чтобы он утомился рассказывать, нет, это было что-то другое, только, что именно, он понять не мог. Просто чувствовал какое-то опустошение, словно сдулся в один миг, как воздушный шарик. А ведь была только одна группа. «Сколько еще этих групп будет, – вздохнул он, и двери снова распахнулись. Хлынул скупой свет пасмурного дня. Зашумели голоса. Тихий смотрел на новых экскурсантов слегка напряженным и уставшим взглядом, словно пытался их пересчитать, но все время сбивался со счета. Утер лоб платком и, сложив вчетверо, сунул платок в карман. Узел галстука давил нестерпимо, и костюм казался каким-то железным панцирем. Неужели он устал? Устал работать и так же, как остальные, хочет на пенсию? Подумав так, Тихий вздрогнул от испуга, словно впервые узнал себя с новой стороны. «Нет, не может быть. Я не могу устать от этого места. Может быть, мне просто нездоровится? В последнее время голова что-то кружилась и ноги подкашивались. Да, да, это потому у меня такие странные мысли в голове». – Тихий умел себя убеждать в одно мгновение, впрочем, как и разубеждать тоже. И его проникновенный голос вновь полился среди экскурсантов, то утихая, то возвышаясь.
– В 1910 году, 7 ноября по старому стилю, Лев Николаевич Толстой умер на станции Астапово, находившейся на Рязано-Уральской ветке. Его смерть взволновала общество. Начались сходки молодежи против смертной казни. 9 и 10 ноября Хамовнический переулок был оцеплен полицейскими нарядами и никого туда не пропускали. В эти дни размышляли над тем, как увековечить память писателя. Гласный Московской городской думы Шамин предложил назвать Хамовнический или один из примыкающих к нему переулков именем Льва Николаевича Толстого, открыть мужское и женское училища его имени и устроить в Москве литературный музей. Старший сын Толстого Сергей Львович был готов уступить городу Хамовническое имение, предоставляя городскому управлению определить его стоимость. 9 сентября 1911 года состоялось историческое заседание Московской городской думы, и было принято решение о покупке этой усадьбы. Из 76 человек проголосовали против только 11. Надо отдать должное городской управе: она приняла все меры к охране усадьбы. С декабря 1911 года на усадьбе проживали пять служителей для наблюдения за домом, были заведены пожарочасы и устроены сигнальные звонки. Доступ во двор посторонним запрещался. Требовалось специальное разрешение управы. В феврале 1912 года было решено устроить музей в Хамовниках. Также было принято решение снести старый, ветхий дом, а на его месте возвести новое каменное здание. Нетронутыми планировалось оставить кабинет и рабочую-уборную комнату писателя, в остальных помещениях предполагали развернуть коллекции музея и открыть библиотеку-читальню. 23 апреля 1912 года в усадьбе состоялся прощальный ужин семьи Толстых, и с этого момента началась новая веха в истории «Хамовников».
– А что с перестройкой? Все разрушили и по новой построили, да? – уточнил парень с
