Убийственная страсть - Наталия Николаевна Антонова

– Кто – вы?

– Полиция, вестимо.

Уваров думал, что она по привычке скажет – милиция. Но нет, то ли народ начал привыкать к переименованию, то ли бабулька ему попалась продвинутая.

– Тебя как звать-то? – между тем спросила старая женщина.

«Ёлы-палы, – подумал про себя лейтенант, – забыл представиться».

– Дмитрий Михайлович Уваров, – отрапортовал он.

– Дима, значит, – кивнула старушка, – а я Валентина Кузьминична, можно просто баба Валя или Кузьминична.

– А по фамилии? – спросил лейтенант.

– Зачем тебе моя фамилия? – удивилась старушка.

– Так положено, – произнёс оперативник суровым голосом.

– Ну, если положено, – улыбнулась Кузьминична, – то пиши – Гаврилова.

– Вы постоянно здесь проживаете?

– Последние семьдесят пять лет да, – гордо кивнула баба Валя и просветила лейтенанта: – А до этого мы с родителями жили в бараке.

– Сколько же вам лет? – вырвалось у оперативника.

– Ты что, жениться на мне, что ли, собрался? – хихикнула старушка.

– В смысле? – растерялся Уваров.

– В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.

– Так я для протокола, – нахмурился лейтенант.

– Ну, если только для протокола, то пиши – восемьдесят пять.

– Ого! – присвистнул лейтенант.

– Чего свистишь-то, – теперь нахмурилась Кузьминична, – денег не будет.

– Так это у меня от восторга вырвалось, – начал смущённо оправдываться он.

– Если от восторга, тогда ладно, – махнула рукой старушка, – люблю, когда мной восторгаются. – Она внимательно посмотрела на него и добавила: – Небось думаешь, что старая в маразм впала.

– Ничего я такого не думаю.

– И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.

– Валентина Кузьминична, – жалобно проговорил лейтенант, – давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.

– Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.

– Мне-то не жалко, – вдохнул оперативник, – только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.

– Неужто оно у тебя такое строгое? – сделала вид, что не поверила, баба Валя.

– Очень, – заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

– Спрашивай, – великодушно разрешила баба Валя, – только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.

– Какую свиристёлку? – даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.

– Жиличку Севастьяна.

– Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? – уточнил он.

– Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.

– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.

– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!

– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.

– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?

– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.

– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!

– Кто доигрался?

– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?

– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.

– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?

– Кого?

– Убитого вашего?

– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.

Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.

– Чего напыжился-то, – ласково улыбнулась она, – спрашивай. Чего знаю, скажу.

– Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?

– Нет. Она мне не представлялась и по-соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.

– Понятно. Но она всё-таки вам знакома.

– Знакома или нет, суди сам. Кто-то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.

– Зачем? – удивился лейтенант.

– Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.

– Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?

– Что я могу о ней сказать, – задумалась Кузьминична. – Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.

– Как часто?

– Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.

– Одна?

– Когда одна, а когда и с мужчинами.

– С несколькими? – вытаращил глаза оперативник.

– Нет, что ты, милок! – рассмеялась старушка. – Зараз с одним!

– Так вы сказали, с мужчинами, – начал уточнять оперативник.

– Сказала, потому как мужчины были разными! Но каждый раз по одному она их приводила.

– А квартирантку Игнатьева вы описать можете?

– Могу. Хорошенькая блондинка, накрашенная, фигуристая. И разодета она всегда была в пух и прах! – прищёлкнула языком баба Валя. – Помню, зимой на ней шуба норковая была до земли. Я ещё думала, вот бы мне такую!

– Вам-то зачем? – отвисла челюсть у оперативника.

– Как зачем, – захихикала старушка, – для форсу! Чем я хуже её?

– Может, вы и лучше, – не подумав, брякнул лейтенант, – но она-то молодая!

– А я, по-твоему, старая?

– Не так чтобы очень, – проблеял он растерянно.

Баба Валя презрительно фыркнула и передразнила оперативника:

– Не так чтобы очень. Так вот, намотай себе на ус – интересующая тебя особа не так чтобы очень молода.

– Как так, – удивился лейтенант, – разве она не молоденькая?

– Для тебя точно нет, – рассмеялась старушка, – а если смотреть с высоты моего возраста, то она ещё девчонка.

– Так сколько же ей лет?

– От тридцати до сорока пяти. А может, и больше.

– Вот оно что, – пробормотал лейтенант и уточнил: – А вы хорошо её разглядели?

– Хорошо. Только при этом учти, что она сильно расписная.

– Что значит расписная?

– То и значит, что на ней пуд косметики.

– Может, ей всё-таки меньше тридцати, – продолжал упорствовать Уваров.

– Эх, милок, у меня зрение, как у орла! Дай тебе бог в моём возрасте видеть так же.

– Я столько не проживу, – буркнул Уваров.

– Куда ж ты денешься! – Старушка снова рассмеялась. – Медицина чешет и чешет семимильными шагами вперёд! Так что не боись, до ста лет доживёшь!

– Ладно, – сказал оперативник, – оставим пока в стороне вопрос о моём долгожительстве. Вы мне лучше скажите, эта женщина на машине или нет?

– Когда одна приходила, то не знаю, на чём добиралась. Машину во дворе не ставила, но ведь могла и оставить её на стоянке. А вот кавалеры её иной раз прямо чуть ли не у подъезда машины оставляли.

– Так, может, вы запомнили какую-нибудь