Мегрэ и его мертвец - Жорж Сименон
— Пообедать-то хоть успел?
— Съел порцию капусты в «Пушке».
Точь-в-точь как сам Мегрэ! Комиссар успел заменить своими людьми всех патрульных велосипедистов и постовых полицейских. Парижане, которые валом валили, заполняя универмаги, толкались, врываясь в кинотеатры и станции метро, ничего не заметили. А между тем сотни глаз внимательно изучали толпу, вглядываясь в каждое бежевое пальто, каждую серую шляпу.
Часов в пять, когда в районе Шатле народу было особенно много, снова пошел дождь. Мостовые блестели. Вокруг фонарей возник ореол. Каждые десять минут прохожие останавливали такси.
— По словам хозяина «Подвалов Божоле», ему лет тридцать пять — сорок… Владелец табачной лавки «Вож» считает — около тридцати… У него бритое лицо, румяные щеки, светлые глаза. А что за человек, выяснить не сумел… Мне сказали: «Такие, как он, попадаются на каждом шагу».
В шесть позвонила мадам Мегрэ, пригласившая на ужин сестру. Она желала удостовериться, что муж не задержится, и попросила зайти по пути в кондитерскую.
— До девяти подежуришь? Я попрошу Люка сменить тебя.
Жанвье охотно согласился. Оставалось одно — ждать.
— Если что, звякни мне домой.
Мегрэ не забыл заглянуть в кондитерскую на авеню де ля Репюблик, единственное, по мнению мадам Мегрэ, заведение, где можно достать хорошие пирожные. Поцеловал свояченицу, от которой всегда пахло лавандой. Поужинали втроем. Выпил рюмку яблочной водки. Прежде чем проводить Одетту до метро, позвонил в управление.
— Люка? Что новенького? Ты еще у меня в кабинете?
Люка, должно быть, читал, забравшись в кресло Мегрэ, положив ноги на стол.
— Продолжай, старина… Доброй ночи.
Когда Мегрэ возвращался от станции метро, на бульваре Ришар-Ленуар было безлюдно. Тишину нарушали лишь его собственные шаги. Послышался стук каблуков. Комиссар вздрогнул и невольно оглянутся. Он подумал о том человеке, который, возможно в эту самую минуту мечется по улицам, сторонясь темных закоулков и в поисках хоть какой-то защиты забегая в бары и кафе.
Уснул Мегрэ раньше жены. По крайней мере, так она утверждала, как утверждала также, будто он храпит. Когда зазвонил телефон, будильник на прикроватной тумбочке показывал двадцать минут третьего. На проводе был Люка.
— Возможно, зря вас беспокою, шеф. Мне самому пока мало что известно. Только что звонил дежурный из оперативного отдела. На площади Согласия обнаружен убитый… Неподалеку от набережной Тюльери. Делом занимается Первый округ. Я попросил ребят из комиссариата оставить все как было. То есть как? Хорошо. Если вам угодно. Пришлю за вами такси…
Мадам Мегрэ вздохнула, увидев, что муж натягивает брюки и ищет сорочку.
— Как думаешь, это надолго?
— Не могу сказать.
— Неужели нельзя было послать какого-нибудь инспектора?
Когда муж открыл буфет, стоявший в столовой, мадам Мегрэ поняла: тот собирается налить себе рюмку кальвадоса. Комиссар вернулся еще раз: забыл свои трубки.
Такси уже стояло у подъезда. Большие Бульвары были почти пустынны. Над зеленоватым куполом Оперы плыла огромная, ярче обыкновенного, луна.
На площади Согласия, возле сада Тюльери, у тротуара стояли два автомобиля. Рядом двигались какие-то фигуры.
Едва Мегрэ вышел из такси, как тотчас увидел бежевый плащ, темным пятном выделявшийся на серебристой мостовой.
Расступились облаченные в пелерины полицейские, навстречу комиссару вышел инспектор из Первого округа.
— Это был не розыгрыш. Доконали-таки они его! — проворчал Мегрэ.
Со стороны Сены, протекавшей поблизости, доносился прохладный плеск воды, от улицы Руайяль к Елисейским полям бесшумно мчались машины. В ночной тьме над рестораном Максима горели алые буквы вывески.
— Заколот ножом, господин комиссар, — констатировал инспектор Лекё, старинный знакомец Мегрэ. — Мы не вынимали, ждали вас.
Отчего же у Мегрэ тотчас возникло чувство, будто тут что-то не так?
Площадь Согласия, над которой вознесся белый Обелиск, слишком обширна, слишком заносчива, слишком на виду. Все это не увязывалось с утренними телефонными звонками, с кабачком «Подвалы Божоле», лавкой «Таба де Вож» и кафе «Четыре сержанта», что на бульваре Бомарше.
До самого последнего зова о помощи, записки, сунутой в окошечко почтовой конторы в предместье Сен-Дени, человек этот держался района с узкими людными улочками.
Мог ли бы человек, которого преследуют, который знает, что по пятам за ним движется убийца, и каждую минуту ожидает удара, мог ли бы такой человек очутиться на широком, открытом пространстве площади Согласия?
— Вот увидите, выяснится, что убит он был не здесь
Слова Мегрэ подтвердились час спустя, когда принес свой рапорт сержант Пьебеф, дежуривший у ночного кабаре на улице Дуэ.
Перед кабаре остановился автомобиль, в котором находились двое мужчин в смокингах и две женщины в вечерних платьях. Все четверо были в веселом расположении духа, особенно один из мужчин. Когда его спутники ушли, он вернулся.
— Послушайте, сержант. Не знаю, разумно ли я делаю, что рассказываю это вам. Я не хочу, чтобы нам испортили вечер. Да уж куда ни шло! Поступайте, как знаете. Когда мы проезжали площадь Согласия, впереди нас остановился автомобиль. Я сидел за рулем и притормозил, решив, что у того поломка. Из автомобиля что-то вытащили и положили на мостовую. По-моему, это был труп…
Желтый «ситроэн» с парижским номером. Две последние цифры «3» и «8».
Глава вторая
Когда же именно в управлении уголовной полиции Нининого мужа стали называть «мертвецом комиссара Мегрэ»? Пожалуй, с первой же их встречи в ту ночь на площади Согласия, если только это можно назвать встречей. Инспектора Лекё поразило необычное отношение комиссара к убитому. Трудно сказать определенно, почему оно было необычным, это отношение. Насильственная смерть, самые неестественные позы трупов — для полицейских зрелище привычное. Все это воспринимается ими с профессиональным равнодушием, если не сказать цинизмом. Так ведут себя студенты-медики, очутившись в больничной палате. Более того, Мегрэ, похоже, не был поражен в обычном смысле слова.
Почему он, против обыкновения, не начал с осмотра трупа? Комиссар, стоявший среди полицейских в форме, сперва сделал насколько затяжек. Разговаривая с Лекё, он время от времени поглядывал на молодую даму в мохеровом платье и норковой шубке, вышедшую из автомобиля в сопровождении
