Наталья Борохова - Адвокат инкогнито
Кто она такая? Черт ее знает… Вот только лицо казалось ему смутно знакомым, что только усложняло его щекотливое положение.
Аркадию вовсе не хотелось выглядеть невежливым, оставив без ответа милую улыбку незнакомки. Он отсалютовал ей бокалом. Та ответила, продолжая смотреть на него. Черт возьми, он должен ей хотя бы что-то сказать… Но для этого нужно примерно представлять, кто она есть. Блондинка могла оказаться его студенткой или аспиранткой, коллегой Вики или, что еще хуже, их родственницей. Банкет был закрытым мероприятием, стало быть, незнакомых и незваных гостей здесь быть не может. Значит, он знает ее. Либо лично, либо через Викторию. Но ему никак не удавалось вспомнить ни ее имени, ни хотя бы того, откуда она взялась. К сожалению, подобной амнезией часто страдают люди, круг общения которых чрезвычайно велик.
В другой ситуации Аркадий бы непременно смешался, отвел взгляд, но сейчас он был слегка пьян и потому отважен. В конце концов, для чего человеку дан язык? Правильно, для того, чтобы решать всевозможные проблемы. А эта внезапно возникшая проблема казалась Аркадию Александровичу весьма симпатичной.
Он встал со своего места и, стараясь придать походке ровность, двинулся к незнакомке.
– Как прошел вечер? – спросил, присаживаясь рядом.
– О, великолепно, Аркадий Александрович! – откликнулась блондинка, чем окончательно сбила его с толку. Нужно было быть полным кретином, чтобы после подобной реплики брякнуть: «Собственно говоря, а как вас зовут? Что-то я запамятовал…»
Теперь, сидя рядом с женщиной, Аркадий разглядел тоненькую сеточку морщин у внутренних уголков глаз и понял, что «его незнакомка» не так уж и молода. Во всяком случае, не моложе его жены. Лет тридцать семь – тридцать восемь… Старовата для того, чтобы быть студенткой. Стало быть, белокурая гостья – скорее всего, сотрудница университета. Хотя, может, и журналистка. Кто ее знает?
– Завтра на работу? – спросил он, наводя ее на нужную тему.
Но блондинка улыбнулась:
– О, нет! Завтра я буду спать до обеда. Видите ли, я – ужасная засоня…
Она демонстративно потянулась, разведя руки в стороны, от чего ее довольно большая грудь вздыбилась под тонкой блузкой. Аркадию показалось, что на него пахнуло чем-то уютным, домашним. Так благоухал хлеб его детства, испеченный бабушкой в настоящей деревенской печи. Черт знает почему, но ему понравилось, что от незнакомки не несет тошнотворным ароматом дорогих духов.
– Должно быть, поэтому родители меня и назвали Соней, – бесхитростно призналась она.
А он обрадовался. Одна загадка была уже решена.
– А что, Сонечка, если вы, конечно, не торопитесь, зайдем-ка мы в бар? Тут, по соседству, – предложил он. – Боюсь, здесь мы только мешаем.
Официанты и вправду бросали на них недовольные взгляды. Гости разошлись, пожав на прощание руку Аркадию Александровичу, и они с «незнакомкой» Соней остались одни в большом неуютном зале. Одни, не считая, конечно, обслуживающего персонала, который спешил поскорее разойтись по домам.
Соня не стала ломаться:
– Идемте!
Аркадий галантно предложил даме руку и почувствовал приятное возбуждение, когда, словно случайно, рукой коснулся ее бедра, помогая ей выбраться из-за стола.
– Побыстрее, товарищи! – обратилась к ним на старомодный манер женщина из обслуги, пожилая неулыбчивая тетка, должно быть, посудомойка. – Времени, между прочим, почти половина первого, а за банкет только до двенадцати уплачено!
Аркадий и Софья переглянулись. Неожиданное замечание их развеселило, и они как добрые знакомые, шутя и переговариваясь, двинулись к выходу из банкетного зала.
«И все-таки, откуда я ее знаю?» – вяло шевельнулась в голове Аркадия затуманенная алкоголем мысль. «А! Да не все ли равно!» – махнул он рукой и еще раз, уже специально, обнял незнакомку за талию…
В баре было многолюдно и накурено. Они заказали коньяк и уселись прямо за стойкой. Громко звучала музыка, и Аркадий не всегда понимал обращенный к нему вопрос, а потому, должно быть, отвечал невпопад. Но все это было неважно, поскольку Софья улыбалась ему ласковой улыбкой, а ее колено под столом касалось его ноги. Соболев чувствовал себя, как мальчишка на первом свидании.
Барный стульчик – вещь весьма неудобная, созданная для длинноногих и молодых. Софья немного смущалась, что разрез на юбке разошелся в стороны и ее полное округлое бедро стало видно едва ли не на две трети. Она прикрывала разрез ладонью, как школьница, а Аркадия ее жест страшно заводил. Домой его не загнало бы сейчас даже известие о пожаре.
Выпили по порции. Он заказал еще. Блондинка продолжала улыбаться, рассказывая ему что-то не то из своей жизни, не то из жизни своих знакомых, не то вообще содержание какой-то книги. Ему было наплевать. Он завороженно следил за тем, как на ее подбородке дрожит, переливаясь, как янтарь, крохотная капля коньяка. Повинуясь внезапному порыву, Аркадий вдруг наклонился к ней, так что ее лицо оказалось совсем близко, чуть снизу, и тихонько слизнул каплю. Потом нашел ее губы, мягкие и податливые. Софья отшатнулась.
– Пожалуй, мне пора, – сказала она, спуская ногу со стула. Разрез пошел еще выше, и он увидел тугую резинку чулка.
– Сдачи не надо! – крикнул Аркадий бармену, швыряя на стойку мятую купюру. Догнал он ее почти у дверей…
Телефонный звонок звучал так же пронзительно, как дрель в руках соседа-садиста, вздумавшего с утра пораньше в воскресенье приделать к стене полочку для книг. Аркадий не сразу сообразил, где находится источник шума, в складках постельного белья или у него в голове.
– Ал-ло! – выдохнул он.
– Аркадий Александрович, – раздался в трубке высокий женский голос, – вы где?
– Что это, собственно говоря, значит? «Вы где…» – передразнил он недовольно. – Я там, где мне и положено быть.
– Аркадий Александрович, но вы должны быть в университете. У вас лекции! Кроме того, заседание кафедры…
– Сам знаю, – буркнул он и, спустив ноги с кровати, попытался нащупать тапочки. Странно, но их там не оказалось. Впрочем, и кровать стала вдруг какой-то не такой, слишком высокой и неудобной, издающей при каждом его движении ужасный скрип.
Когда сонная пелена спала с глаз, Соболев с удивлением обнаружил, что находится в небольшой квадратной комнате, обставленной так, как обычно бывает в гостиницах. Прикроватные тумбочки с двух сторон подпирали неудобное ложе, на котором в беспорядочную кучу сбились скомканные простыни. Занавеси на окне были задвинуты, и в комнате царил полумрак, но он все же разглядел журнальный столик в углу, а на нем неубранную посуду. На спинке кресла, по-хозяйски расправив плечи, расположился его пиджак.
Все это было дико и неправдоподобно, и Аркадий, который по праву гордился своей рассудительностью, несомненно, нашел бы объяснение странному пробуждению в незнакомой комнате, если бы не тупая, ноющая боль в голове и не отвратительный привкус во рту.
«Ох ты, боже мой! – подумал он с досадой. – Где же я?»
Аркадий Александрович пытался припомнить, что было накануне, но мысли его окутывал сумрак, а в голове неумолчно звучал звон бокалов. «Тост за именинницу!» – как бы раздался в его ушах чей-то бархатный баритон, и он встрепенулся, обрадовавшись случайной подсказке. Значит, накануне у его жены был день рождения. Только где теперь сама Виктория и почему он лежит на кровати в дешевой гостинице?
Соболев встал на ноги и, слегка покачиваясь, подошел к окну. Конечно, за плотно зашторенными окнами оказался не Лондон и не Париж, а город, в котором он прожил всю сознательную жизнь. Открытие не обрадовало. Но не потому, что Аркадий хотел за границу, а потому, что прекрасно знал: в этом самом городе у него имеется комфортабельная квартира, и, стало быть, ночевать в третьесортной гостинице ему не было резона. Он сделал еще шаг и наткнулся босой ногой на какой-то тряпичный комок. Подняв его с пола, оторопел, осознав, что в его руках находится предмет одежды, который никак не мог принадлежать ему. Это был розовый женский пиджак, немного неряшливый, помятый, да еще с оторванной верхней пуговицей. Виктория никогда бы не надела столь безвкусную вещь, да еще требующую срочного ремонта. Что еще за загадка?
Сообразив, что странностей становится все больше и больше, Аркадий решил, что ему недурно будет убраться отсюда, чем быстрее, тем лучше. Не то чтобы ему было чего бояться, просто все неведомое и непонятное настораживало его, требовало разрешения. Сейчас же он явно не в форме. Страдающий от боли, чуть живой от похмелья, он нуждался в покое и не был настроен разгадывать шарады. Потом, быть может. А теперь ему требовалось утрясти проблемы на работе, показаться дома и привести себя в порядок. В общем, не без труда отыскав в скомканных простынях собственные брюки, Аркадий Александрович был готов к побегу. Шаги и приглушенные голоса в общем коридоре заставили его насторожиться.
