Марина Серова - Кирпич на голову
— Состояние у Гольдберга очень тяжелое, я бы даже сказал, критическое. Он загружен лекарствами и сейчас спит. Но вы правильно сделали, что приехали. Успеете попрощаться.
— Надежды на выздоровление нет?
Врач помялся.
— На моей памяти были случаи, когда пациенты, стоявшие обеими ногами в могиле, выкарабкивались. Все зависит от возраста, желания выжить и судьбы.
— Папа очень любил жизнь!
— Судя по количеству жен и детей, перебывавших сегодня в нашем отделении, — усмехнулся врач, — это действительно так. Если начистоту, я бы дал вашему отцу один шанс из пяти-семи, что он будет жить.
Я искренне обрадовалась: один из пяти — не один из тысячи, поэтому я схватила и затрясла руку доброго эскулапа.
— Спасибо! Вы меня обнадежили!
— А я-то думал, наоборот, огорчу, — засмеялся врач и продолжил игривым тоном: — Вы завтра вечером чем заняты?
Пока я хлопала глазами и глупо улыбалась, ища помягче формулировку для отказа, в разговор вмешалась Розочка.
— Борь! Последнюю совесть потерял! Не слушайте его, девушка! У него жена и двое детей мал-мала меньше.
— Розка! Ну ты и… — возмутился парень. — Молчала бы, сама с хирургами хвостом крутишь, плевала на мужа…
Я поспешила встать и откланяться.
— Пойду с папой попрощаюсь… тьфу, пообщаюсь.
Даже в коридоре до меня донеслись громкие и сердитые голоса покинутых медработников, зато на этот раз никто не помешал мне проникнуть в палату к Гольдбергу.
Он лежал один, вокруг громоздилась попискивающая и посверкивающая огонечками аппаратура. Александр Самуилович, обцепленный датчиками и катетерами, выглядел маленьким и жалким. Я подошла и села рядом.
В моей груди теснились самые разные чувства и эмоции. Я ощущала себя в какой-то степени виноватой за теперешнее состояние моего бывшего клиента. Вдруг я неправильно угадала покушавшуюся на него? Или, сконцентрировавшись на Виолетте, упустила из внимания других возможных преступников? Не слишком ли я поспешила с выводами? Поспешила закрыть «легкое дело»?
Теперь я и сама стала жертвой. И возможно, в опасности, нависшей над моей жизнью, немалую роль сыграла просьба старика выдать меня за дочь и наследницу. Значит, источник наших бед может быть один. Найду покушавшихся на «папу», сама смогу спать спокойно. Ах как жаль, что он без сознания!
— Таня…
Я вздрогнула и уставилась на бледное лицо Александра Самуиловича. Глаза его приоткрылись, губы беззвучно шевелились. Для того чтобы хоть что-то расслышать, я наклонилась над постелью.
— Да, это я, ваша самозваная дочка.
— Я знал… Ты должна была прийти…
— Как вы здесь оказались? Не напрягайтесь, я буду спрашивать, а вы односложно отвечайте.
Старик хитро прищурился.
— Я слаб, но еще жив… Когда приходили остальные… и врачи… притворялся полутрупом… Усыпить их бдительность…
— Прекрасная тактика! Но перетруждаться все же не стоит. У докторов перед глазами показания техники, анализы. Вряд ли они сильно ошибаются. Итак, вы успели развестись?
— Нет, хотя Рома подготовил все бумаги…
— У вас был брачный контракт?
— Да.
— Сейчас задержка произошла из-за несогласия Виолетты?
— Я дал ей хорошего отступного… Нужна лишь ее подпись… Юридически все улажено…
— Понятно. Она где-то прячется от адвокатов?
— Да.
Опять подозрение падает на Виолетту. Убрав меня, а затем престарелого мужа, с которым не успела развестись, она вновь входит в круг наследников.
— Александр Самуилович, из-за чего у вас случился приступ? Что его спровоцировало?
— Сегодня утром мне пришло письмо… Анонимное.
— Кажется, я догадываюсь, какое у него было содержание.
— Всего три слова… «Ты скоро умрешь».
Я непроизвольно сжала кулаки. Мои догадки полностью подтвердились.
— Я собрался позвонить тебе… Не успел. В груди словно что-то взорвалось… Упал и потерял сознание.
— Где письмо?
— Не знаю. Очнулся я уже в больнице.
Откуда злоумышленники могли знать, какое действие возымеет их послание?
— Вы до этого плохо себя чувствовали?
— Да. Поведение Виолетты меня доконало…
— Вы получаете и просматриваете почту по утрам?
— Да. Обычно около десяти…
Неувязочка: если бы Гольдберг скончался при прочтении анонимки, его состояние досталось бы мне, по мнению всех его родственников. Покушаться на меня в три часа дня бессмысленно — моей наследницей является мать, она-то и получила бы все денежки. Или я обязана была успеть официально вступить в наследование? Сложный вопрос. Надо проконсультироваться у Романа.
— Таня, — устало прошептал Гольдберг. — Найди мою женушку раньше, чем она… меня убьет.
Если это действительно она. Но отыскать ее надо будет обязательно. К Виолетте накопилось много вопросов.
— Держитесь, Александр Самуилович! Ваш доктор сказал: у вас полно шансов.
— Об оплате не беспокойся. Пришли ко мне Ромку, составим контракт…
Практичный человек. Даже при смерти думает о бумагах.
— Теперь-то я могу рассказать правду? Представиться частным сыщиком?
— Ни в коем случае! — слабо вскрикнул старик. — Тогда меня решит убрать не только жена… Наш договор остается в силе. Вы — моя единственная наследница…
— Здорово! — возмутилась я, но вовремя придержала язык. Не хватает еще проболтаться о покушении. Гольдберг может разнервничаться и отдать концы прямо у меня на руках.
— Танечка, — жалобно заныл мой «папочка». — Возможно, ты слышишь мою последнюю просьбу…
— А вдруг вы правда умрете? — бесцеремонно спросила я. — Меня ваши детки по судам затаскают.
Больной помолчал пару минут, размышляя, но вынужден был признать мою правоту.
— Ладно. Когда я умру, можешь рассекретиться. Но не раньше.
— Не нравится мне это, — проворчала я.
— Ключ от моей квартиры есть у Пети… Возьмешь, пороешься там. Где-то должно валяться злополучное письмо.
— А он мне даст ключ?
— Никуда не денется…
В палату заглянула бдительная Розочка.
— Вы тут уже целый час сидите! Должны были успеть тридцать раз попрощаться. А зачем наклонились к больному?
При первых звуках ее громоподобного голоса Гольдберг замер и закрыл глаза, став похожим на мумию Владимира Ильича в мавзолее.
— Разговариваю, — честно ответила я.
— Дышите на папаню микробами, вот заболеет пневмонией, точно окочурится.
Я поправила одеяло на больном и поднялась.
— Топайте, топайте, — напутствовала меня сердитая медсестра. — В следующий раз коробку конфет захватите. — Подумала и добавила: — И банку кофе.
Я сделала вид, что не расслышала.
— До свиданья, папочка! Выздоравливай! Я скоро вернусь и порадую тебя новостями.
Глава 4
Покинуть больницу оказалось намного проще, чем проникнуть в нее. Не прошло и пяти минут, как за моей спиной захлопнулись тяжелые двери, и я осталась стоять на крыльце наедине с гнетущими мыслями и зловещей темнотой. Для того чтобы добраться до машины, мне всего лишь надо было преодолеть пятьсот метров по дорожке, петляющей между деревьями.
Клянусь, я никогда не была трусихой! Но теперь сердце сжали недобрые предчувствия и по спине пополз предательский холодок. В голову закралась мысль: не попросить ли охранников меня проводить. Но я тут же отогнала ее. Волков бояться — в лес не ходить.
Первые пять минут я шла, никем и ничем не тревожимая, затем впереди мелькнули какие-то тени, и стало ясно: сейчас начнется. Я напряглась, нащупывая одной рукой пистолет во внутреннем кармане плаща, другой — захватывая пальцами массивный бронзовый браслет, оттягивавший весь вечер мое запястье. Его можно использовать в качестве кастета.
На дорогу впереди вышли двое. Я обернулась. Сзади маячили еще трое. Признаюсь, меня наличие такого количества народа обрадовало. Справиться врукопашную хоть с пятью, хоть с пятнадцатью легче, чем с одним снайпером, хорошо знающим свое дело, то есть где притаиться и когда выстрелить. Тем более что габариты и телодвижения нападающих говорили об их молодости и нетрезвости.
Сделав несколько шагов в сторону, я прижалась спиной к стволу векового дуба. Мой маневр озадачил ребяток. Они тупо потоптались, переглядываясь, затем сгрудились передо мной.
— Ты, мочалка убогая, — нетвердым баском обратился ко мне главарь. — Щас мы тебя кончим!
— Да ну! — саркастически откликнулась я. — Рискните.
— Че пыжишься? Не надейся, не пожалеем. Мы не фраера какие-нибудь, мы — киллеры!
Остальные поддержали выступающего нестройным, но одобрительным гулом. Я издевательски рассмеялась.
— Че ржешь? — Главарь никак не решался отдать команду напасть — наверно, не все мозги еще пропил. — Щас кровью захлебнешься!
