Мария Брикер - Небо под зеленым абажуром
Зачем он на ней женился? Себе жизнь испортил, Людочкину превратил в ад. Она ведь могла устроить собственную судьбу совсем иначе, найти себе достойного мужа из своей среды, который нес бы все в дом и на все руки был бы мастер. А он кто? Неудачник! Жалкий графоман! Ну ничего – скоро он избавит жену от мучений. Она еще молодая, вся жизнь впереди, может, и детей бог даст. Он даже этого не смог. Лева смахнул набежавшую слезу и шумно вдохнул. Октябрь пропах копченым дымком и астрами. Над рекой разлился малиновый закат. Небо вдали заиграло бледными звездами. Погода к самоубийству тоже не располагала. Завтра. Он это сделает завтра.
Домой, однако, идти желания не было. В супермаркет за хлебом – тоже. Хотелось побыть одному и насладиться чудесным осенним вечером, рассмотреть закат. Может, вдохновение накатит и муза погладит его по шляпе. Давненько они не виделись.
Лева высморкался, уселся на перила моста, достал из кармана пачку папирос, размял одну в окоченевших пальцах, чиркнул спичкой, прикурил, выпустил колечко сизого дыма в небо и замер. В нескольких шагах от него стояла высокая худенькая девушка с длинными прямыми волосами. Блондинка. Натуральная. В руках она держала трость и сосредоточенно рисовала ею что-то на асфальте, закусив нижнюю губу. Одета девушка была странно – в старомодное драповое пальто и кроссовки, словно ей было все равно. Она медленно повернула голову, посмотрела на Леву темными глазами, точнее, сквозь него. Взгляд у нее оказался отрешенный. Лицо, напротив, сосредоточенное, но необыкновенно прелестное и свежее. В нем было что-то сказочное и в то же время провинциальное. Брови и ресницы словно выгорели на солнце, на аккуратном носике обосновалась стайка веснушек, рассыпалась по скулам, на подбородке с чуть заметной божественной ямочкой – свежая царапина, губы сочные и пухлые. Она походила на эльфийку из фэнтезийных романов. Коновалов даже заподозрил, что удивительная блондинка прячет под копной длинных прямых волос острые ушки. Внутри Левы все всколыхнулось. Это была она – Муза, которая так надолго от него упорхнула.
Муза резко развернулась в его сторону и быстро пошла прямо на него, рисуя перед собой тростью узоры.
Коновалов глупо улыбнулся, хотел соскочить с перил на асфальт, чтобы поздороваться с девушкой, но тросточка внезапно взмахнула вверх, ударила его по подошве тапка – Лева потерял равновесие, размахивая руками, опрокинулся назад и полетел вниз. Удар пришелся на затылок, в ушах зазвенело, и наступила ледяная темнота.
Глава 2
ЧУДО В ВЯЗАНОЙ КОФТЕ
Это был знак судьбы. Божественное провидение. Чудо! Никак не иначе. Чудо встретилось Ирине там, где она меньше всего ожидала, – в районной поликлинике у кабинета заведующей.
В темном коридоре пахло хлоркой, приторными духами и дешевым табаком. У двери кабинета собралась толпа. Заведующая поликлиникой отправилась на консилиум. Ирина заняла очередь, села в сторонке на лавочку и открыла книгу, чтобы скоротать время. Погрузиться в чтение никак не выходило. Очередь гудела. Мужчины возмущались. Молодежь хихикала в сторонке. Дамы обсуждали сериалы. Старушки и старички ворчливо переговаривались, попеременно перечисляли все свои болячки, ругали чиновников, жаловались на маленькую пенсию и дорогие лекарства, вспоминали социализм.
Ирина социализм тоже помнила хорошо: ненавистную школу, утренние линейки, пионерские галстуки, поездки в трудовой лагерь, комарье, песни под гитару, первый поцелуй, слюнявый и пахнущий дешевым табаком, первые заработанные на сборе кабачков и капусты десять рублей, которые она с шиком спустила с подругой в баре на улице Горького на мороженое и бутерброды.
Она помнила золотую медаль, выпускной, дешевое вечернее платье, сшитое у знакомой портнихи из старых бархатных занавесок, ленту в косе, узкие неудобные туфли на каблуках, стертые в кровь ступни. Скучный МИФИ, нервные сессии, красный диплом. Копеечную зарплату молодого инженера в НИИ, бабский коллектив, индийский чай со слоном, вафельные тортики с орехами.
Лисью шапку и каракулевую шубу, перешитую с маминого плеча, тяжелую, как самосвал, запах нафталина в трамвае. Модные австрийские сапоги, на которые она сдуру одолжила денег, а потом полгода жила в режиме строгой экономии и отдавала долги.
Сыр «Рокфор», который она по незнанию вернула в магазин, неприветливые лица продавщиц, сочные зимние яблоки, длинные огурцы в пленке, трехлитровые банки с густым томатным соком, молочные коктейли по десять копеек, очереди, газеты с портретами вождей в туалете, ядовитый шампунь «Елена», крем «Балет», ленинградскую помаду, от которой неприятно пощипывало губы.
Она помнила программу «Время», духи «Opium» и «Climat», «Литературную газету», пельмени в бело-красных пачках, хозяйственное мыло, белый снег...
Она помнила праздничные новогодние наборы с венгерской курицей и финским сервелатом, ароматными марокканскими мандаринами. Болгарские помидоры в собственном соку, «Советское шампанское», шоколадные конфеты ассорти, шпроты, рижский хлеб, неудачный и долгий, как полярная зима, роман с женатым мужчиной.
Она помнила свое пьяное тридцатипятилетие, отрезанную сгоряча косу, ворчание матери и стыдное, сухое, как пергамент, одиночество...
Поездку в Адлер в августе 1987 года по санаторной путевке тем более помнила. Душный номер, выгоревшие желтые занавески, смешливую соседку, исчезающую по ночам, ржавый душ, липкий столик в шумной столовой, вкусные сырники и черешневый компот, пролитый на новенький белый сарафан.
Она помнила теплое море, обгоревшие нос и плечи, горячие песчинки между пальцев, соль в волосах. Колкую минеральную воду и медуз. Запах магнолий и сочные персики. Абхазское молодое вино, влажные простыни и горчичный привкус курортной любви, сулящей счастье.
Он был молод настолько, что ей казалось неприличным с ним появляться на людях. Светлые волосы, выцветшие на солнце ресницы и брови, веснушки, курносый нос, пушок над верхней губой. Высокий, худой, нескладный, наивный и неожиданно страстный в постели Сашенька. Ее Сашенька... Чудесный мальчик, которого она искренне любила двадцать один день, изображая из себя роковую столичную девицу.
На вокзале Сашенька ради приличия попросил у нее телефон, с удивлением разглядывая ее умытое лицо, заколотые и убранные в хвостик рыжие кудри, скромный льняной костюм. Ирина назвала выдуманный номер и нежно поцеловала трехнедельного любовника в прохладную щеку, пахнущую абрикосами и морем. Саша остался на перроне, смущенный и растерянный. Она уехала, увозя с собой долгожданное счастье в своем животе из Адлера в Москву.
Все получилось так, как она хотела. Все получилось! Ради этого стоило перекрашивать мышиные волосы в рыжий цвет, делать перманент и маникюр, шить вызывающие наряды и одалживать у подруги откровенный купальник. Ради этого стоило стать другой, отбросить патологическую скромность и лечь в постель с первым встречным мужчиной – чудесным мальчишкой с белобрысыми волосами и голубыми, как утреннее небо, глазами.
– Будет девочка, я чувствую, – заявила она матери с порога, отшвырнув свой чемодан.
– Шлюха ты, Ирка, – беззлобно сказала мать и ушла в комнату вязать чепчики и носочки.
Несмотря на ее не юный возраст, беременность протекала легко. С работы Ира уволилась, чтобы не омрачать свое счастье кривотолками за спиной и косыми взглядами коллег. Копеечная зарплата инженера не стоила того. К тому же из головы не выходили тягостные воспоминания о собственном нищем детстве и юности. Ира не хотела, чтобы ее дочь нуждалась. Верно говорят, что во время беременности многие женщины раскрываются с неожиданной стороны. Вечная рохля Ирочка вдруг почувствовала в себе силы кардинально изменить свою жизнь. На сбережения она купила дорогую печатную машинку, нашла несколько клиентов, студентов и аспирантов, взяла заказы на написание курсовых и рефератов. Знания, полученные в вузе, обширная научная библиотека и страстное желание помогли. Писала она быстро, не халтурила, за работу брала по-божески, и вскоре студенты ее имя стали передавать из уст в уста. Пошли заказы на дипломные работы. Мороки было намного больше, но платили за диплом в десять раз дороже. Дело пошло. В конце беременности Ирочка в месяц получала столько, сколько за год не смогла бы заработать в НИИ. Каждую копейку она откладывала на будущее для малышки и страшно гордилась своей предприимчивостью. Мама тоже подсуетилась. Сдала одну из комнат их просторной четырехкомнатной квартиры на Фрунзенской набережной студентке, девушке с Украины. Квартирантка оказалась незаметной и обязательной, платила вовремя и глаза не мозолила. Все шло хорошо. Даже очень хорошо. А потом родилась Алешка...
Диагноз Василия Петровича офтальмолог подтвердил. Подтвердили его и десяток других врачей, которым в отчаянии показывала ребенка Ира. У ее дочери был врожденный амавроз Лебера, наследственное редкое заболевание сетчатки. Василий Петрович во всем оказался прав. Растить ребенка-инвалида было невероятно тяжело. Порой Ира впадала в тупое отчаяние, сходила с ума от боли за дочь, рыдала от безысходности и валилась с ног от усталости, но ни на секунду не пожалела о том, что не написала отказ.
