Илья Деревянко - Пахан
«Опять опаздываете! — гремит он, сверкая очками. — Безобразие! Не потерплю!..»
От страха Князь проснулся. За окном брезжил смутный рассвет. В доме было тихо. Голова раскалывалась от боли, руки дрожали.
— Ну надо же! Какая чушь привиделась, — прохрипел он и жалобно простонал: — Люди, кто-нибудь!
В дверях немедленно появился Витя (из-за недавнего покушения Мотя приказал телохранителям круглосуточно дежурить возле комнаты шефа).
— Что случилось? — спросил Витя.
— Помираю!
Мыслить, как уже известно читателю, Витя не умел, однако что такое похмелье, знал прекрасно. Поэтому он без возражений сходил на кухню, открыл холодильник, достал оттуда запотевшую бутылку сухого вина, принес «больному» и откупорил пробку. Трясущийся, как эпилептик, Князь жадно присосался к горлышку. Вино было хорошее, не чета отраве, продающейся в большинстве коммерческих палаток. Вылакав на одном дыхании «лекарство», Князь почувствовал себя значительно лучше, но не совсем.
— Тащи еще! — приказал он.
Витя подчинился.
После второй бутылки Князя на старые дрожжи развезло.
— Д-девки до сих пор з-здесь? — заплетающимся языком спросил он.
— Ага!
— Позови одну, нет, лучше двух!..
Вволю набаловавшись со шлюхами, Князь потребовал еще выпить, потом еще и еще… К двенадцати часам дня он совершенно окосел.
«В штопор ушел! — раздраженно подумал Мотя. — Твою мать! Ведь дел невпроворот!»
— Князь, а Князь, выходи из запоя! — попробовал увещевать он разгулявшегося шефа, но тот лишь икнул и потребовал бутылку. Тогда Мотя позвонил Быкову.
— Пусть нажрется, уснет, а когда очухается — мы его под капельницу положим, кровь очистим, — внимательно выслушав Мотю, ответил доктор. Потом вколем снотворное, дадим проспаться, а после — в баню. Будет как новенький! Ждите, я скоро подъеду со всем оборудованием!
Между тем Князь не собирался отключаться. Более того, его потянуло на подвиги.
— М-мо-тя! — позвал он. — П-ррисядь! Поговорим!
— Давай, — хмуро буркнул бандит, неприязненно поглядывая на оплывшую физиономию шефа.
— К-кондрат еще ж-жив?
— Да.
— П-почему?!
— То есть? — опешил Мотя.
— По-почему до сих п-пор не з-замо-чи-или? А?!
— Но ведь…
— Не п-перебивай! Он, п-пони-маешь, с-снай-пера подсылает, а в-вы не ч-чуха-аетесь?
— Протрезвей сперва, — Мотя собрался уходить.
— С-стой! — рявкнул Князь. — Я тебя не от-тпускал! У м-меня е-есть план!
— Какой?
— Е-если г-гора н-не идет к Магомету, то М-Магомет идет к горе (бывший Сергеев, а ныне Князь, выпалил эту пословицу не думая, просто пришла на ум, а про план ляпнул, чтобы казаться мудрым).
— Промочи горло! — вкрадчиво предложил Мотя, протягивая шефу полный стакан.
Тот залпом заглотил вино, рыгнул и откинулся на подушку.
— Идет к горе, — засыпая, пробубнил он.
— Наконец-то, — вздохнул Мотя. — Несет всякую ахинею или… Мамочки! Хоть пьяный, но соображает! «Магомет идет к горе». Правильно! Нужно выманить Кондрата из норы, а там…
Мотя принялся тщательно обмозговывать план операции…
Князь проснулся среди ночи от жуткой головной боли. Горло ссохлось, распухший, одеревеневший язык с трудом умещался во рту. Одрябшее тело слушалось плохо.
— П-помогите! — просипел он.
Из темноты возникло участливое лицо Быкова.
— Сей момент, — сказал доктор, — капельница уже готова! Сейчас очистим вас от шлаков.
— Г-де М-мотя?
— Уехал.
— Куда?
— Не знаю! Расслабьтесь, скоро все пройдет…
Пролежав под капельницей три часа, Князь почувствовал себя значительно лучше, а затем, получив большую дозу снотворного, крепко уснул. Пробудился он ближе к вечеру, почти здоровый.
— Баню натопили, шеф! — доложил дежуривший возле кровати Сашка.
— Где Мотя?
— Он подъедет позже. Недавно позвонил, сказал, что приготовил приятный сюрприз!
— Идем париться…
Банщик постарался на славу. Размякший после парилки, Князь окунулся в ледяной бассейн, принял теплый душ и развалился на широкой деревянной скамье, прихлебывая из большой глиняной кружки квас. Похмельный синдром полностью исчез, голова прояснилась.
«Где же Мотя? — лениво думал он. — Я ему по пьяни чего-то плел про Кондрата, которого, кстати, совсем не помню. Нес какую-то чушь про Магомета и гору. Впредь не стоит так напиваться, однако быстро меня откачали! Хорошо быть паханом! Ведь раньше я…» В мозгу вспыхнуло и тут же погасло мимолетное воспоминание о прошлой жизни, которая никак не соответствовала его нынешнему положению.
«Странно, — подумал он. — Опять померещилось, будто я здесь чужой».
— Шеф, ужин готов, — сообщил зашедший в предбанник Сашка. — Хочешь есть?
— Пожалуй…
Основательно подкрепившись, Князь вышел во двор, уселся на лавочку около крыльца и закурил сигарету. Легкий ветерок ласкал разгоряченное лицо. Неподалеку, среди голых деревьев, деловито прогуливалась ворона. Было тихо, прохладно, хорошо, совсем как у тетки в деревне…
«Стоп! Какая деревня? Что за тетка?»
Князь напряг память и явственно увидел себя, одетого в дешевый дряхлый спортивный костюм, копающегося в крохотном огороде, а дальше… дальше опять сплошная чернота.
«Нет, это невозможно! — подумал он. — Обычная галлюцинация. Результат сотрясения мозга, усугубленного попойкой!»
Князя потянуло в сон. Он вернулся в дом и, не раздеваясь, прилег на кровать. Приснилось пахану, будто идет он по широкому заасфальтированному тоннелю. Свернуть некуда — по обе стороны каменные стены. Потом тоннель раздваивается. Один ход налево, другой — направо. Правый — прямо, но ухабистый, зато в конце виден свет. Левый — кривой, однако вымощен золотыми плитами. Правда, на них то здесь, то там расплылись огромные кровавые пятна, а впереди — тьма. Князь колеблется, куда свернуть. Не хочется ему спотыкаться на колдобинах. По золоту шагать гораздо удобнее… Так и не придя к определенному решению, он проснулся. Мягко светил ночник. Громко тикали большие настенные часы, показывающие половину первого ночи. Князь прикурил сигарету и задумался. До чего странные сны ему снятся: то он — и палач и жертва одновременно, то захудалый научный сотрудник, а теперь развилка… Может, он вовсе и не он, а… а кто же в таком случае?!
— Чушь собачья, — вслух сказал Князь. — Здорово меня те гады по черепу треснули. Нужно у доктора проконсультироваться.
— Ты не спишь? — в комнату осторожно заглянул Сашка.
— Нет.
— Мотя приехал, с сюрпризом!
— Позови.
— Хорошо.
Через пять минут вошел Мотя с большой спортивной сумкой в руках. Лицо бандита излучало радость и самодовольство.
— Я последовал твоему совету, и получилось! Самому не верится! Недаром ты стал паханом! Голова у тебя варит прекрасно, даже у вдрызг пьяного!
— Какой совет? Ты о чем? — удивился Князь.
— «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе», ухмыльнулся Мотя. — Прекрасная идея! Мне удалось выманить Кондрата из берлоги! Смотри!
Мотя открыл сумку и вытащил за волосы отрубленную человеческую голову. Белое как воск лицо искажала жуткая гримаса, зубы оскалились, в уголках рта запеклась кровь, глаза закатились под лоб.
Князь остолбенел, вмиг покрывшись липким холодным потом. Ему не верилось, что все это происходит в действительности. Мотя истолковал молчание шефа по-своему и начал длинный хвастливый рассказ о поимке и убиении Кондрата.
Князь не слышал ни слова. Он ощущал лишь тошноту и дикий, животный ужас. Прошло неизвестно сколько времени. Мотя закончил наконец свой отчет и замер, ожидая похвалы за добросовестно выполненную «работу».
— Убери! — с трудом вымолвил Князь. — Мне плохо!
— А, не до конца оклемался, — понимающе усмехнулся Мотя. — Я предупреждал! После сотрясения нельзя напиваться!
— У-бе-ри!
— Как скажешь. — Положив страшный «сюрприз» обратно в сумку, бандит вышел. Князя вывернуло наизнанку.
«Почему мне так противно? — корчась в спазмах, мысленно стонал он. Ведь, по словам Моти, — я лично распилил Косого тупой пилой! Или… я — не я?»
ГЛАВА 4
До самого утра Князя мучили кошмары. Да и заснуть ему удалось, только приняв лошадиную дозу снотворного. Мерещилась новоявленному пахану всякая чертовщина — летала по комнате голова Кондрата, завывала, матерно ругалась; пританцовывал возле двери отравленный собственным ядом Добряк; высовывались из пола длинные, грязные, когтистые лапы и норовили утащить Князя в преисподнюю; с потолка сочилась кровь, ее становилось все больше и больше вот липкая красная жидкость достигла уровня кровати. Князь пытался бежать, но ничего не получалось. Тело отказывалось повиноваться.
— Иди ко мне!.. Иди ко мне… Иди ко мне… — гремел в ушах страшный, нечеловеческий голос.
