Анатолий Дроздов - Месть колдуна
В те три дня я действительно поверил, что все свои двадцать восемь лет она ждала только меня. Что беременность в четырнадцать и роды в пятнадцать, затем собственный престижный магазин в Москве, муж-дипломат, разорение, поспешный развод, вынужденное бегство от бандитов-кредиторов за границу – все эти испытания, выпавшие на ее долю, посланы судьбой только затем, дабы стройная природная блондинка с глазами цвета горького шоколада, гремучая смесь степных хохлов с поволжскими немцами, познала истинную цену самостоятельного мужчины сорока лет, пусть небогатого, но сильного и находчивого. Мне в это так хотелось верить. Пока Танюша, милая, но избалованная девочка, с которой мы тогда на острове успели подружиться, не сказала мне, только что овдовевшему и ищущему утешения, где ее мать…
– Я скоро.
Она глядела на меня испуганно.
– Шампанское… – успокаивающе улыбнулся я.
В баре я торопливо купил красную пачку "мальборо", с наслаждением сорвал с нее целлофановую обертку. В туалете стрельнул огоньку у какого-то подгулявшего китайца или монгола – тот только дружелюбно осклабился на просьбу. С наслаждением глотая горький дым, я несколько минут разглядывал свое изображение в зеркале. На меня устало смотрел высокий, плечистый мужик, пожалуй, уже грузноватый. Высокий лоб, большие залысины, обильные седые ворсинки в жестком "ежике". "Старый сатир…" Неужели ради такого стоило лететь за две с половиной тысячи километров?.. Если хорошо подумать, то глубоко наплевать, по какой причине она оказалась тогда в квартире хозяина "Гранд-отеля". "Вдов утешают в постели." Вдовцов – тоже. И утешительниц таких у меня нашлось выше крыши…
Две большие черные тени нарисовались за моей спиной. Я развернулся заученно-резко – сработали рефлексы, доведенные до автоматизма в армии. Однако двое в черных костюмах и ослепительно белых рубашках с темными галстуками не выказали враждебности. Тот, что был слева от меня, худощавый, со впавшими щеками, спросил тихо:
– Викентий Иванович?
– И даже Самец, – усмехнулся я. Все было ясно и без дальнейших вопросов, но я не удержался:
– Как вы нашли меня?
– У вас телефон с определителем, – спокойно пояснил худощавый. – По последнему входящему номеру.
"И конечно вы не заезжали ко мне, чтобы взглянуть на номер, – мысленно усмехнулся я, – хитрые аппараты есть не только у меня…"
– Я только скажу пару слов своей спутнице.
– Этого не надо! – насторожился худощавый.
– Может, вы попробуете мне помешать?
Правый в черном, амбал, сделал шаг и тут же налетел на мой встречный левой. Пока он, с грохотом разбивая спиной писсуар, укладывался у стены, худощавый согнулся пополам, обеими руками зажав хозяйство в промежности. В мой правый кулак добавил ему по коротко остриженному затылку…
Я очнулся. Худощавый внимательно смотрел на меня.
– Пожалуйста, но только пару слов, – проговорил он наконец все так же тихо, – мы будем ждать вас в машине снаружи. Вы нас не правильно поняли – нужна ваша помощь…
Ну да, ребята, а я вас принял за рэкетиров. Или налоговую полицию… Можно подумать, я не смотрю телевизор и не запоминаю рож, регулярно появляющихся на экране. В обрамлении еще одной…
3.
Облик человека, лежавшего передо мной на постели, мало походил на его отображение на экране телевизора. Я знал этот эффект – когда-то сам с глубоким удивлением смотрел по телевизору на свою абсолютно незнакомую физиономию – тогда, кажется, я вещал о прелестях отдыха на Кипре. И все равно… Не было ни четко очерченных выступающих скул, ни уверенных волевых линий носа и подбородка – только бледное, растекшееся по подушке, смутно знакомое лицо впавшего в беспамятство человека. И безжизненно вывернутая ладонью вверх рука поверх одеяла. С характерной отметкой между буграми Венеры и Луны…
Его возвышение было стремительным. Четыре года назад, во время очередных губернаторских выборов, за власть в крае схлестнулись две группы местной плутократии, каждая из которых яростно проталкивала своего ставленника. Шла ожесточенная схватка за будущие госзаказы и еще не приватизированные заводы, поэтому никто в запале не обратил внимания на чудаковатого директора школы, выдвинувшего свою кандидатуру. Плутократы не без основания считали, что без денег и связей в кресло губернатора не прорвешься, а всего этого у сорокалетнего холостяка-учителя не было. Зато имелась железная воля, ум и готовность поставить на карту все…
Он обратился к учителям и пообещал им в случае избрания повысить зарплату вдвое. Похожее счастье сулили и другие кандидаты, но учителя поверили своему. Так у директора оказались тысячи добровольных агитаторов, работавших чрезвычайно эффективно и бесплатно. Местные телевизионщики решили посмеяться над странным кандидатом и сделали саркастический репортаж. Но передача имела прямо противоположный эффект. Люди увидели скромную квартиру, которая резко контрастировала с роскошными особняками других претендентов. Услышали человека, живущего теми же проблемами, что и они, его вдохновенную речь.
Он вообще умел говорить. Не боясь, приходил на рынки, завязывал беседу, и скоро вокруг собиралась огромная толпа. Ему внимали, затаив дыхание, хотя ничего особенного он не рассказывал. О повальном воровстве в краевом правительстве, об обнаглевшем криминале, нищете народа знали и без директора. Но в его устах это звучало, как откровение. Он говорил то, что хотели слышать, он очаровывал, пленял сердца. Это было, как наваждение, но после разговора с ним люди расходились, неся улыбки до своих дверей…
Когда очередной замер рейтингов за неделю до голосования показал неприятный для двух претендентов от плутократии результат, они спохватились. На директора попробовали надавить, потом предложили снять свою кандидатуру за хорошие деньги. Но он уже почувствовал вкус победы. Тогда, поздним вечером, по "волге", в которой он возвращался после очередной встречи с избирателями, выпустили автоматную очередь…
Не убили. Убийство, как стало ясно очень скоро, вообще не планировалось. Пугали. Пуля легко ранила водителя, добровольного помощника, которому и принадлежала "волга", осколки разбитого ветрового стекла оцарапали лицо кандидата.
Кто дал приказ стрелять, так и не выяснили, но в том, что он полный дебил, сомневаться не приходилось. На покушение слетелись репортеры всех центральных каналов, ведущие популярных политических программ приглашали недостреленного кандидата в свои студии, где он, весь в пластыре, говорил, что хотел и как хотел. О таком пиаре его противники не могли даже мечтать. Центральная избирательная комиссия отрядила в край целый десант для контроля за правильностью подсчета голосов, а взвод ОМОНа охранял директора от поползновений врагов. Директор победил в первом туре с разгромным счетом, приветствовать его по этому случаю на улицы края высыпала толпа. Я тоже был в ней. Я тоже голосовал…
Я машинально повел плечами. Белый халат, в который меня заставили облечься перед входом в эту святую святых, был безусловно мал.
– Мне нужно его осмотреть.
Сразу несколько пар глаз, как дула пистолетов, в упор уставились на меня. С таким же успехом они могли уставиться в кирпичную стену. Я сюда не напрашивался, ребята!
Медсестра или врач в таком же как у меня белом халате, повинуясь еле заметному движению человека с тонкими усиками на верхней губе, который и привел меня в это заповедное место, откинула одеяло.
– Я хочу видеть его обнаженного. Целиком.
Секунду человек с усиками пронизывающе смотрел на меня. Я ответил ему взглядом специалиста, озабоченного выпавшей на его долю глубочайшей ответственностью. Год работы с шизиками и психопатами научил меня и не такому. Вам никогда не приходилось выслушивать в течение часа занимательнейший рассказ о том, как родная мать вот уже десять лет безуспешно пытается отравить единственного сына? А о том, что соседи сверху насылают каждый вечер через бетонное перекрытие порчу на невинных людей, вам говорили? Нет? Тогда нечего пялиться и делайте, что сказали…
Человек с усиками подал знак, и та же медсестра или врач с подскочившим к ней охранником в белом халате стали суетливо стаскивать дорогую шелковую пижаму с безжизненного тела. Скользкий шелк повиновался плохо, убегая из дрожащих рук. Не наловчились. Простая ночная одежда скромного защитника бедного народа… Я отвел взгляд. Помянутые не единожды злобными врагами золотые часы "Ролекс" лежали на тумбочке. У нашего скромного губернатора есть слабость к хорошим часам.
Мне совершенно не нужен был этот осмотр – знака на ладони для диагноза хватало с избытком. Но когда еще представится возможность проверить интересующие нас слухи…
Я сделал вид, что внимательно изучаю распластанное на постели белое тело. Даже сейчас в нем была видна уверенная, мощная сила. Наш губернатор (если верить елейным сюжетам местных телеканалов) встает в пять и играет в теннис, чтобы, взбодренным, приступить к решению важнейших проблем края. Лучше бы он в это время пил…
