Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

Однако она не получила моего сочувствия. Я был взбудоражен всеми этими жуткими подробностями про кляп, пояс и все остальное, смутно вспомнился репортаж по городским новостям про двойное убийство в элитном районе, но таких деталей журналистам обычно не сообщают.

– Как думаешь, зачем несколько раз вставлять и вынимать кляп? – перевел тему я.

– Ну, а ты мозгами пораскинь.

– Не знаю. Кляп не мешает убить человека.

– Нет, не мешает. Но мешает кое-чему другому.

– Кричать?

– Теплее.

– Говорить?.. То есть, ты считаешь, что преступнику хотел, чтобы жертва что-то сказала?

– Вряд ли от нее требовали пения «а капелла», – усмехнулась Вика, отжимая волосы в полотенце.

– Думаешь, девушка что-то знала?

– Может, знала, может, наоборот, не знала, – пожала плечами Виктория. В тусклом утреннем свете она была похожа на сказочную русалку с бледной фарфоровой кожей и синими пейзажно-васильковыми глазами, почти черными сейчас.

– Здесь интересно, что убийство личное, – продолжала она. – И именно девушка была главным объектом убийцы. Ее убили второй, ее хотели выслушать. К тому же она не кричала по какой-то причине, когда кляп вынимали. При этом девушка была жива.

Она выпустила из полотенца отдавшие влагу волосы, которые тут же разлеглись по ее плечам слипшимися прядями.

– Что это значит? – никак не мог сообразить я.

– Это значит, что она говорила с преступником. Только, видимо, сказала не то, чего тот ожидал, или, как вариант, не сказала.

– А муж?

Виктория закатила глаза, демонстрируя, что я спрашиваю не о том.

– Ну, вот почем я знаю! Если цель преступника была остаться с девушкой и выслушать ее, то мужа вообще, может быть, заодно убили. А может быть, он сопротивление оказал…

– Но тогда это точно твоя специализация – речь, – заметил я.

– Это специализация телепата, – иронично сощурилась Вика. – Я не знаю, что думал преступник и что не сказала жертва. Я не телепат.

– А переписка?

– Вообще ума не приложу, что они там хотят найти. Не думают же они всерьез, что паре кто-то в «Фейсбуке» угрожал, или где там еще – в Инстаграме? Глупость!

– Не интересно?

– Не особо. Еще и не вовремя, сам знаешь, не до них мне сейчас, – отозвалась Вика уже с кухни.

– А почему согласилась?

– Это жизнь, – театрально вздохнула она. – Если б я могла просочиться в другую реальность, поверь, я бы просочилась.

Пока она готовила завтрак, я своими глазами увидел ту крепкую руку, которая держала ее в этой реальности, мешая «просочиться». Это была рука начальника Следственного управления Следственного комитета города, которая размашисто и уверенно вывела на пухлой папке: «ВИКТОРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ БЕРСЕНЬЕВОЙ. СРОЧНО!».

Глава 2

Блондинка в «Мармеладе»

Модным может стать все, что угодно.

Никто и ничто не может быть застрахован от моды.

До этого дня я ходил с длинным светло-русым хвостом, который кудрявился и завивался, как ему вздумается, но когда я завтракал, Вика вдруг задумчиво намотала мой хвост себе на палец и категорично заявила:

– Сегодня ты идешь со мной!».

Я привык ей доверять и ничуть не встревожился, когда она припарковалась возле салона красоты, эффектно блиставшего идеально чистым керамогранитным крыльцом и сладкой до слипания отдельных частей тела вывеской «Мармелад». Сопротивляться было поздно. Она попросила посадить нас рядом – без разделения на мужской и женский зал, и тут же, как по мановению волшебной палочки, по соседству с ее креслом возникло еще одно, в которое моментально пристроили меня.

– Желание клиента – закон, желание VIP-клиента – Евангелие, – широко улыбалась менеджер зала, дама лет сорока, с выведенными как будто куском угля бровями, видимо, чрезвычайно модными, потому что дама приподнимала их многозначительно и очень бережно. Густые неестественные брови громко диссонировали с такой же неестественной улыбкой. И я подумал о том, сколько же времени Виктория должна проводить в этом салоне, если даже такая грымза считает необходимым натягивать на себя с ее приходом псевдо-радостную улыбку? Страшно даже представить!

В черной парикмахерской накидке, фиксировавшейся на шее, я был похож на католического священника. Досадуя на выступивший румянец, я показал глазами на эту нелепицу в зеркале. Я не привык к таким местам и выглядел глупее некуда.

– А смысл? – спросил я как можно более хладнокровно.

И получил ответ:

– В хорошей прическе на голове смысла иногда больше, чем в самой голове.

– Тебя не смущает, что с живым человеком обращаются как с той-терьером? – упорствовал я, разглядывая примеры модных, условно, мужских стрижек в рамках над зеркалом.

– Не ворчи, – сказала Вика, не поднимая головы от каталога разных парикмахерских чудес, и я понял, что коль скоро позволил затащить себя сюда, надо просто не подавать виду и быть начеку.

– Они были больны, по-моему… на голову, – вдруг сказала Вика.

– Еще бы!

Я повеселел, думая, что она имеет в виду дизайнеров и парикмахеров, но я ошибся.

– Я про этих мужа с женой. Про убитых, – уточнила она. – Пока ты собирался, я успела просмотреть переписку.

– И что?

– Представляешь, они всю свою жизнь выкладывали на обозрение в социальных сетях.

– Сейчас многие так делают.

– Я заметила. Как это называется? Навязывание миру своей ничтожной персоны?

– Это называется «дружить» в современном понимании.

– Дружить, дружить, – она несколько раз перекатила слово во рту, словно пробовала его на вкус.

– Нехватка времени, – пояснил я.

– Может быть, – протянула Вика. – Но зачем писать человеку в социальной сети, если живешь с ним в одной квартире?

– Не знаю, но многие так делают.

– Нет, даже не это странно, а то, что они пишут личные сообщения на так называемой «стене», то есть на всеобщее обозрение: «Дорогой, спасибо за вечер!». И ответ там же, на стене: «Ты была просто восхитительна, любимая!». Это что такое?

– Тебя это удивляет?

– Да. А тебя нет?

– Нет.

– Странно.

Она замолчала и снова уткнулась в парикмахерский каталог, который ей любезно вручила менеджер зала.

– А знаешь, Вика, почему меня это не удивляет?

– Почему? – буркнула она, не поднимая глаз.

– Потому что не одни они так себя ведут…

– Вели.

– Ну да… – мне стало не по себе. Смерть придавала трагическую завершенность даже глупому эксбиционизму и интернет-хвастовству.

– И еще смайлики и сердечки, – добавила Виктория многозначительно.

– Реально, чтобы разобраться в этом деле, тебе надо завести хотя бы «Контакт» или «Фейсбук», – заключил я, удивляясь ее совершенной невинности в вопросах интернет-общения.

– Попробую, – она растянула губы в усмешке, которую я зову железобетонной. Редкое умение, присущее из знакомых мне людей одной Виктории и молодому Арнольду Шварценеггеру времен «Терминатора». – Только от того, зарегистрируюсь я в сети или нет, правила общения не поменяются, – продолжала она все с тем же нездешним выражением лица. – Речевой акт не может произноситься в никуда. Если есть говорящий, должен быть и слушающий. Если есть пишущий, должен быть читающий.

Ответить я не успел. Молодая симпатичная блондинка мягко распределила мои волосы по плечам и застыла с вопросительно-милым выражением, ласково перебирая пряди маленькой белой ручкой. Интересно, это тоже была часть программы VIP?

– Как-то так, я думаю, – сказала Вика, передавая девушке раскрытый журнал. – Только ему не показывайте! Пусть будет сюрприз, – добавила она, а я, уже успевший кое-что понять про это царство феминистского произвола, подумал, что в случае чего всегда можно подстричься под ёжик и переложить вину на ближайший военкомат. Само собой, в нормальном времени и пространстве, без запахов укладок и лаков для волос, разговаривать с Викой придется серьезно, но сейчас, как поется в одной песне Гребенщиков: сила была на ее стороне.

Увлекаясь историей, я давно отметил моду на одежду и прически номером один в ряду необъяснимых исторических странностей. Хотя нет, мода все-таки номер два: сразу после той легкости, с которой эпохи гуманизма сменяются периодами мракобесия. Но мода – это тоже нечто: какие-то чужеродные образования, в отрыве от представлений о физиологии, как будто кутюрье являются на Землю из других галактик. То железными пластинами стягивали грудь, то шнуровали ребра, то вили прически-гнезда (и ладно бы для птиц). Теперь вот трусы, натирающие анус, каблуки, уродующие ступни… И все это – женская мода.

Мог ли я надеяться, что представительницы прекрасной половины, веками выбиравшие модную пытку, оставят меня в покое теперь? Теперь, когда я младший, а Вика старшая, я гость, а она – хозяйка, я благодарный ученик, а она опытный специалист, целый кандидат наук, я – бедный родственник, а она – благородная тетушка. Да, наверное, надо было сразу сказать, что Вика приходится мне тетей. А то получилось как-то загадочно в начале. Но я еще не очень опытный рассказчик, поэтому прошу прощения.