Дом без воспоминаний - Донато Карризи
И гадить.
Он всюду оставляет мусор. Обертки, объедки. На диванных подушках жирные пятна, постель вечно не убрана, в ней полно крошек. Он мочится, не поднимая сиденья унитаза, и, конечно, не смотрит, куда льет. Вчера обстриг ногти на ногах прямо в гостиной. Я только и делаю, что подтираю за ним, все время думая о маме, о том, как она радела за чистоту и порядок в доме. И потом, от бугая воняет, поскольку он никогда не моется. Чешет голову или подбородок, и сыплется перхоть. И конечно, рыгает и пускает ветры.
Совершенное воплощение орка в человеческом образе.
Иногда Белла подходит к нему, позволяет себя приласкать, сама ластится, клянчит еду. Я стараюсь держать собаку от него подальше. Но задаюсь вопросом, как Белла, приближаясь к нему, не ощущает того же, что и я. Что перед ней – захватчик. Иногда мне кажется, что она смирилась с ситуацией, притерпелась лучше меня. Даже подружилась с ублюдком.
Ночами Белла спит в моей комнате. Но сегодняшним утром ее поведение меня беспокоит. Собака то и дело подходит к запертой двери в подвал и скребется в нее. Будто учуяла что-то. Я оттаскиваю ее, но она упорно возвращается и скребется.
Я надеюсь, что орк не заметит, но он замечает.
– Ты должен что-то сделать с бедной животинкой, – говорит он, внезапно появляясь у меня за спиной.
Я оттаскивал Беллу от двери и не слышал, как он подошел.
– Почему «бедной»? – спрашиваю я.
– Разве ты не видишь, что она взбесилась?
Я смотрю на Беллу.
– Вроде нет, – отвечаю.
Он кивает с серьезным видом:
– Поверь мне, уж я-то знаю: взбесилась.
– И что я должен сделать? – спрашиваю я. – Может, к ветеринару отвезти? – предлагаю несмело.
– Это уже бесполезно, – спокойно сообщает он. – Болезнь зашла слишком далеко. В таких случаях лучше всего прекратить страдания. – Он протягивает руку и показывает, что у него на ладони.
Упаковка синих таблеток. Я узнаю их, это мамино успокоительное.
Он поясняет:
– Раствори это в водичке и дай ей попить. Она уснет и ничего не почувствует.
Я смотрю на него во все глаза, не в силах произнести ни слова.
Он кладет мне руку на плечо:
– Ты должен сделать это для нее, малец. Я на твоем месте отвел бы ее в лес и положил конец мучениям.
Я что-то бормочу, все это мне кажется бредом. Первая мысль: я никогда не смогу сделать ничего подобного. Даже представить себе невозможно.
– Я бы сам этим занялся, но это неправильно, ведь собака твоя, – продолжает он. – И если ты правда ее любишь, сделай то, что должен.
Дает мне таблетки и, ободряюще похлопав по плечу, возвращается на диван. Я глаз не свожу с Беллы, а та смотрит на меня весело и беспечно, склоняет голову набок, лижет мне руку.
Нужно решиться. Решиться быстро, завтра уже будет поздно. Собраться с духом, найти в себе смелость. Уйти из дома, сбежать. Дождусь вечера. Когда он уляжется спать, выйду из дома вместе с Беллой. Сначала говорю себе, что направлюсь к шоссе, а там попытаюсь остановить машину. Потом отказываюсь от этой мысли, ведь по ночам здесь почти никто не ездит, а орк быстренько вычислит, куда я скрылся, и настигнет меня. Я даже вообразить себе не могу, какая будет реакция, как он накажет меня за непослушание. Нет, я буду пробираться лесом. Там есть тропинки, ведущие в одну из окрестных деревень. Мой побег укроет темнота.
Решено.
Пока орк увлеченно смотрит телевизор, я наполняю две бутылки водой и кладу их в школьный рюкзак. Вынув книжки и тетрадки, кладу также немного съестного, фонарик, стеганую куртку и толстовку, чтобы уберечься от холода, а еще резиновую буратинку Беллы. Не хочу брать с собой слишком много, чтобы не было тяжело. Хорошо бы иметь при себе какое-нибудь оружие. Например, старый папин молоток, но потом говорю себе, что все равно не смогу ударить им кого бы то ни было, и оставляю его лежать там, где он лежит. Закончив приготовления, прячу рюкзак под крыльцом.
И жду.
Жду целый день, притворяясь, будто все как обычно. Орк, похоже, не замечает моего нетерпения, но что-то, говорит мне мой внутренний голос, он все-таки чувствует. Иногда меня охватывает страх: вдруг он читает мои мысли, видит меня насквозь? А иногда он мне кажется попросту жалким кретином. Так или иначе, я стараюсь изгнать из головы лишние мысли, вообще ни о чем не думать. Если он туда проникнет, то найдет пустоту, чистое пространство.
День проходит, и солнце наконец садится. За ужином орк поглощает невероятное количество макарон: я положил ему тройную порцию и раскрошил туда пару таблеток из тех, что он мне дал. Надеюсь, что с обильной едой лекарство подействует быстрее. Налопавшись, он, как всегда, плюхается на диван. По моим расчетам, часам к десяти он должен потащиться в спальню родителей.
И тогда настанет время уходить.
Но ничего подобного. Этим вечером он торчит и торчит в гостиной, клюет носом перед экраном. Я мысленно шлю ему проклятия. Кой черт его тут держит? Почему он не идет спать? И почему успокоительное не подействовало? Я в отчаянии. Неужели он что-то почуял? Когда он окончательно засыпает, я не знаю, что делать. Уйди он наверх, все было бы проще. А вдруг таблеток недостаточно? С включенным телевизором он может проснуться в любой момент и заметить, что я сбежал.
Но у меня нет выбора.
Если я не уйду сейчас, то не уйду уже никогда. А завтра ублюдок опять заговорит о том, что нужно убить Беллу.
Тогда я иду в комнату, одеваюсь потеплее, обуваю самые крепкие башмаки, какие у меня есть: хотя уже почти наступило лето, ночью в лесу очень холодно. Застегиваю на запястье часы с компасом, папа подарил мне их, чтобы, когда мы ходим за грибами, я мог ориентироваться. Потом кладу под простыни пару подушек, надеясь, что их можно будет принять за очертания спящего. Подделка не кажется
