Совок 5 - Вадим Агарев
В РОВД Храмов повел Раису к себе пробивать по учетам и откатывать пальцы у эксперта, а я тем временем, быстро поднялся к себе в кабинет и с соблюдением всех процессуальных норм допросил её дочь. Теперь, даже без показаний трёх блудливых писюльков, которые теперь обрели статус свидетелей, у меня окончательно созрела уверенность, что это дело дойдет до суда. И, что мерзкая Раиска уедет на пятилетку шить рукавицы.
— Серёг! — в кабинет вошел бледный и непривычно растерянный Храмов, — Там в дежурке какой-то блудняк зреет, ты бы спустился сам туда! — опер смотрел на меня с непонятным выражением лица. — Ты иди, а я пока здесь побуду, — указал он взглядом на Светлану Петровну.
Ничего не понимая, я решил, что выпытывать у опера то, чего он по какой-то причине говорить не хочет, придётся долго. Гораздо дольше, нежели я дойду до Аскера и сам всё у того выясню. Закрыв бумаги в сейф, я пошел в дежурку. Еще на подходе к ней и к камерам, я ощутил кислый запах рвоты. И, чем ближе я подходил к ОДЧ, тем явственней воняло блевотиной.
Когда я понял, во что вылилась озвученная участковым Денисовым креативная версия со сгоревшим телёнком, мне самому стало дурно. Это еще сильно повезло, что торопясь из аэропорта на службу, я не успел позавтракать.
— Ты понимаешь, Коля первую партию «мелких» в суд повёз, а я зашел твоих проверить. И слышу, они там что-то жуют и похрустывают за решеткой! — мужественно подавляя спазмы, объяснял мне Аскер-заде, — Спрашиваю их, чего жрёте? А они мне отвечают, что на пожаре теленок обгорел, вот они его и общипали немного.
— И?!! — уже предчувствуя недоброе, поторопил я старлея, — Дальше что?
— Ничего! — Аскер, шумно дыша носом, тупо смотрел в угол дежурки, — Я же ничего не знал! — он поднял на меня полные страдания глаза, — Ну и сказал им, что бабка там сгорела, а не телёнок!
— Блядь!!! — на негнущихся ногах я пошел к выходу из дежурки.
— Они сначала всю камеру заблевали, теперь сидят, жалобы прокурору пишут. — Аскер смотрел на меня, будто ожидая какой-то подсказки, — Я их в суд отправлять не стал, дал им бумагу, хер с ними, пусть пока пишут! Серёг, что теперь делать-то? Через час начальник и всё руководство райотдела из городского УВД вернутся! Да и вообще, если информация в город выйдет, никому мало не покажется! Вот увидишь, уже завтра об этом по вражьим голосам трындеть начнут!
Прав Аскер, никак нельзя допустить, чтобы дегустаторы-бабкоеды языки свои распустили. По крайней мере, если и протекут, то лишь бы не сегодня и не в самое ближайшее время. А через пару недель никто их россказни всерьёз не воспримет.
— Они у тебя в клетке сидят? — с сочувствием оглядел я прежде смуглого, а сейчас зеленолицего азербайджанца.
— Да, во второй камере. Перевел я их. Там тоже наблевали, но уже совсем мало. Дышать хотя бы можно.
— Пошли, дружище, ты прав, языки этим монстрам надо укоротить! — потянул я Аскера за рукав, — Иначе никому не сдобровать, всех разгонят с волчьими билетами!
Пересилив себя и стараясь дышать через раз, я вошел в предбанник помещений для административно задержанных. Стоило нам со старлеем только подойти к решке второй камеры, как четверо бледных обормотов загалдели громче самых оголтелых потерпевших. С несвойственной мелким хулиганам дерзостью, задержанные сверкая глазами, полными ненависти, выкрикивали оскорбления и угрозы. Грозили, чем только можно. От жалоб Генеральному прокурору до вульгарного мордобоя.
— А ну заткнулись, падлы! — вспомнив свое армейское старшинское прошлое и надрывая связки, рявкнул я. — Если кто без команды еще свою пасть откроет, пристрелю суку! — я передернул затвор и сунул ствол ПМа сквозь прутья решки.
Угроза возымела действие. Четыре оглоеда разом заткнулись и кто в прыжок, а кто в два, отскочили к противоположной стене, забравшись на сплошняковые нары. Там, стараясь спрятаться друг за друга, они молча, но с прежней ненавистью зыркали на нас с Аскером.
— Чего вы истерите? — уже спокойным голосом начал я понижать градус конфликта, — Жаловаться хотите? Ну так жалуйтесь на здоровье! Вот только кому вы хуже этим сделаете, дебилы?! Вас кто-то к чему-то принуждал? — я поочерёдно оглядел каждого из четверых и все они отвели или опустили глаза.
— Вам предложили поработать и пообещали расплатиться куревом, так? — спросил я и сам себе ответил, — Так! Обещанное вы получили, а что самовольно бабку мародерить начали, так за это с вас самих спросить следует! И спросят! Будьте уверены, как только первая из ваших бумажек дойдет до адресата, так сразу все окажетесь в дурдоме закрытого типа! Пожизненно! Сами должны понимать, кто ж вас, людоедов в нормальное общество выпустит?!
Сурово хмуря физиономию, я затаив дыхание, ждал реакции четверых «мелких» на свои слова. Утырки отреагировали глухим молчанием. Пришлось импровизировать дальше.
— Короче! В ваших же интересах засунуть языки в жопу и молчать о своей безобразной выходке со всем надлежащим прискорбием! Поняли?
Лишенцы сначала молча покивали головами, потом набирая громкость, стали просить амнистию.
— Вы совсем умом тронулись? — снова повысил я голос, — Кто же вас отпустит, придурки, если вы уже по всем регистрациям прошли?! — отпихнул я руку Аскера, которой он меня дергал за рукав.
— Сейчас вернется сержант и повезёт вас в суд. Понятно?
В ответ раздался не шибко довольный ропот, но теперь это уже не выглядело бунтом. Я развернулся и стараясь не кинуться бегом на свежий воздух, степенно вышел из нестерпимого смрада.
— Я могу их выпустить! Лишь бы молчали! — Аскер снова схватил меня за рукав, — Протоколы уничтожу, а с журналом учета задержанных я позже разберусь!
— Нет, тёзка, не надо их отпускать! — покачал я головой, отвергая предложение Аскера, — Наоборот, надо, чтобы им сутки дали в суде! И, чем больше, тем лучше. В противном случае, они уже сегодня нажрутся на свободе и распустят языки!
— Согласен! — устало потёр виски дежурный, — Быстрее бы уже Николай вернулся и этих увёз отсюда!
— Ладно, я пошел работать пока спокойно, а ты вылавливай Денисова и пусть он обеспечивает полную стерильность в камерах! Это его косяк, значит он пусть и подчищает!
— Спасибо, брат, ты очень помог! — Аскер с минуту тряс мне руку, а потом принёс из оружейки пахнущий едой бумажный свёрток. — Держи, потом пообедаешь! — протянул он мне его, — Бери, бери! Я всё равно сегодня ничего есть не смогу! — кисло улыбнулся старший лейтенант.
Поблагодарив его, я пошел к себе. Пока не выдернули на очередной вызов, нужно было успеть допросить трёх
