Светлана Алешина - Хит сезона (сборник)
– Пока не собирается, – многозначительно сказала я ему. – Живи, Никаноров. Отстаивай свои принципы.
Последнее, что я видела, покидая его кабинет, – сжавшаяся в кресле фигура и затравленный взгляд, которым он меня провожал.
Никаноров меня тоже больше не интересовал. Он явно взял деньги перед голосованием по закону.
Но очень испугался после этого и теперь больше брать не будет – побоится. А раз так, то и следить за ним не имеет никакого смысла.
Пусть переживает свое падение в одиночку. Его еще, я думаю, достанут те, кто платил ему первый раз. Второе голосование ответственней первого, и просто так они его не отпустят.
Но это будет слишком экстремальная ситуация, чтобы отследить ее, не выдавая своего присутствия. Нет, Никаноров – неиграющая карта в моей игре!
Осталось всего две кандидатуры, и я даже порадовалась, что так оперативно удалось разделаться почти со всем списком. Глядишь, на все про все у меня уйдет всего полдня. А это очень кстати, поскольку времени у нас – в обрез!
Кондрашкин проводил совещание своей фракции у себя в кабинете, и меня, естественно, к нему не пустили. Я слегка расстроилась и принялась болтать с секретаршей, сообщившей мне, что совещание идет с самого утра, вот уже часов пять, что было уже два перерыва и что скоро, наверное, оно закончится, потому что больше пяти часов радикал-социалисты заседают только раз в году – когда обсуждают план мероприятий на самый великий, по мнению Кондрашкина, день – на Седьмое ноября.
Секретарша оказалась на редкость разговорчивой, и я минут за пять узнала о ней многое из того, что обычно люди о себе не рассказывают.
Например, что она не замужем, но у нее есть двое мужчин, с которыми она живет. Оба не подозревают о существовании соперника, а она ловко между ними лавирует и следит только за тем, чтобы они случайно друг с другом при ней не встретились.
«Как Кондрашкин мечется между ленинцами и анархистами, – подумала я. – Ждать мне его или не стоит?»
Еще секретарша рассказала, что ее зовут Света, что семь лет назад ее исключили из университета за участие в политических митингах и демонстрациях.
Я, правда, ей не поверила и подумала, что дело было скорее всего так: митинги и демонстрации отнимали у нее столько времени, что ни на лекции, ни на подготовку к экзаменам его просто уже не оставалось. Все закончилось, само собой разумеется, исключением. Но разве приятно признаваться, что тебя исключили за неуспеваемость! Вот и родился удобный для нее миф о преследовании за политическую деятельность.
Света поведала тем временем, что все эти семь лет работает в партии радикал-социалистов, сначала в областной организации, а когда Кондрашкина выбрали депутатом, он взял ее к себе секретаршей.
Она даже жила с ним одно время, но он постоянно мотается по всей области, поскольку не представляет своей жизни без общения с массами, и ей приходилось ездить с ним вместе, так как он не только большой политик, но и большой охотник до женщин. И отпускать его одного, знаете ли…
Потом, правда, ей эти поездки надоели. Все эти гостиницы, столовки и райцентровские рестораны, все эти заигрывания Кондрашкина с буфетчицами и дежурными по этажу… А когда он однажды, совершенно пьяный, притащил в номер столь же пьяную официантку, раздел ее и уложил в постель, в которой спала Светка, она не выдержала и сказала ему, что они расстаются. Кондрашкин валялся у нее в ногах и уговорил не уходить совсем.
Она согласилась работать у него, но с тех пор никакого интима с ним, разве что иногда, когда самой очень захочется. А мотаться с ним по районам – нет уж, спасибо, она сыта по горло!
Вот и сегодня сразу после совещания он уезжает за Волгу, за два дня проедет по шести районам и вернется только послезавтра прямо на заседание Думы…
Со словами «Что ж ты раньше мне об этом не сказала!» – я сорвалась с места и выскочила в коридор, не желая больше слушать о любовных похождениях лидера тарасовских радикал-социалистов.
Мне вполне достаточно было информации о том, что Кондрашкина не будет в городе вплоть до следующего заседания Думы. Раз так, что же тогда с ним вообще разговаривать?
Не поеду же я следить за ним по всему Заволжью. Я должна быть в Тарасове.
Поэтому пусть едет один!
У меня остался в списке только вечно пьяный Троянов, и я решила, что именно за ним и стоит понаблюдать. Но предварительно встретиться и поговорить тоже было бы неплохо.
Первый же человек, к которому я обратилась с вопросом, где мне найти Троянова, криво усмехнулся и ответил, показывая пальцем куда-то под лестницу:
– В буфете, где же еще!
Я мысленно хлопнула себя ладонью по лбу, посетовав на свою несообразительность, и устремилась вниз, на первый этаж, где без труда отыскала буфет, находившийся и впрямь под лестницей.
Троянов сидел в буфете в полном одиночестве за чашкой кофе и тоскливо поглядывал на стойку, за которой не было ни души.
Увидев меня, он заметно оживился, предчувствуя, видимо, бесплатное развлечение в ожидании буфетчицы.
– Какие дамы посещают это злачное место! – воскликнул он, окинув взглядом меня с ног до головы. – Прошу!
Он широким жестом показал на стул рядом с собой.
– Составьте мне компанию в этом опустевшем загоне для кормления господ депутатов! – произнес он. – Вы тоже одна из нас, слуг народа и демократии? Что-то прежде я вас не видел. Или видел? Знаете, скажу по секрету, их так много… То есть нас так много, что всех и не запомнишь! Кофе не предлагаю! – продолжал он, отодвинув от себя недопитую чашку. – К черту конспирацию. Сегодня нет никаких заседаний, а я при деньгах! Маруся! – закричал он вдруг очень громко, и я подумала, не выведут ли его отсюда милиционеры, дежурившие у лестницы на второй этаж. – Маша! – вновь требовательно позвал он, и из подсобного помещения выглянула пожилая буфетчица, не лишенная, впрочем, миловидности, несмотря на свой возраст.
– Ну что ты кричишь, Алексей Иваныч? – спросила она. – Опять? Опять надо тебе добавить? Хоть бы женщины своей постеснялся!
– А ты мне кто? – спросил у буфетчицы Троянов. – Жена? Или ты моя избирательница? Не-е-ет! Я по другому округу баллотировался. Поэтому и не возражай! Ты мне – обслуживающий персонал. Вот и обслуживай, когда я этого хочу! А я – хочу.
Троянов изображал из себя очень пьяного, но я заметила пару раз, как он искоса на меня посмотрел совершенно трезвым взглядом, и поняла, что вся его пьяная болтовня – просто ширма, маска, за которой он прячется, чтобы вести себя так, как ему хочется.
«А ты, братец, хитер! – подумала я. – Создал себе удобный имидж пьяницы и прячешься за ним как за каменной стеной».
– Давайте, Троянов, выпьем потом, чуть позже, – предложила я. – Сначала поговорим. Ведь если вы выпьете сейчас, то вам придется изображать еще более пьяного, а дальше, по-моему, некуда…
– Как это некуда, когда я, как вы изволили заметить, совершенно трезв? – ничуть не смутился Троянов. – Очень даже есть куда… Но желание дамы для меня закон! Вроде тех, что мы принимаем на своих заседаниях. Говорить так говорить! Предлагаю тему: давайте говорить о вас! Обо мне что говорить? Я сам себе неинтересен, особенно когда я трезв, как сейчас… Расскажите мне о себе! Кто ваш муж? Сколько он получает чистыми в месяц? Нет ли у вас с ним проблем интимного свойства? Говорите прямо, как врачу. Любую проблему я помогу вам решить…
– Как врачу, говорите? – переспросила я сомневающимся тоном. – Ну, давайте попробуем… А вы, кстати, какой врач?
– Я врач-универсал! – заявил он. – Лечу все: от душевных мозолей до хронической фригидности в самой запущенной форме. После двух сеансов интенсивной терапии от нее не остается даже воспоминания. Женщины начинают так полыхать огнем, что мужчины вынуждены брать с собой огнетушители, ложась с ними в постель.
– Это не ко мне, – ответила я. – Я бесплатно таких сеансов в постели не провожу. Исключительно – за деньги…
– Не понял… – сказал Троянов. – Вы кто, прелестное дитя?
– Я, можно сказать, делегат, – сообщила я ему, – которого специально к вам направила большая группа женщин, зарабатывающих хлеб свой насущный своим умением делать в постели то, чего от них хотят мужчины…
– Зачем? – задал он вполне резонный вопрос.
– Чтобы вы растолковали нам, мне то есть, – пояснила я, – смысл закона, который собирается принять Дума. Мы читали его проект, но не совсем понимаем, что изменится после его утверждения Думой? Я имею в виду – для нас что изменится?
– И ты полагаешь, девочка, что мои консультации бесплатные? – спросил он, нагло разглядывая мой бюст. – Каждый труд должен быть оплачен.
– А вы полагаете, что ваша консультация стоит столько же, сколько один мой час? – насмешливо посмотрела я на него. – Вы слишком высокого о себе мнения. Или слишком низкого – обо мне.
– Ну-ка, ну-ка… – сказал он. – Мне даже любопытно стало. Давайте-ка сравним по стоимости ваши услуги с моими консультациями и выразим это в натуральной форме. Что у нас получится, как вы полагаете?
