Оксана Обухова - Мисс Марпл из коммуналки
На этой покрытой шелковистым покрывалом кровати спит Настенька. На тумбе трюмо лежит забытая расческа с зацепившимися за зубчики светлыми волосинками. Тюбик крема для рук стоит стоймя. Аккуратно сложен носовой платок.
И больше ничего. Эта комната еще не накопила воспоминаний о новой хозяйке. Алеша был здесь в день гибели Клавдии Тихоновны и пока не знал, куда, кроме пуфика у трюмо, поместить прекрасное видение. Пока здесь обитал прежний дух – украсивший стены своими фотографиями, вершину телевизора статуэтками, посудный шкаф пожелтевшим, выщербленным хрусталем…
Лейтенант прошел по другой стороне комнаты, молча открыл дверь кладовой: висящая на крюках одежда, горбы пальто, куча старых курток, свернутый матрас подпирает стремянка.
Алеша нашарил на стене выключатель – лампа не зажглась.
– Вы считаете меня… мгм… экзальтированной сумасбродкой? Да, Алексей?
Бубенцов обернулся к тетушке.
Пожалуй, недавняя решимость ее покинула: глаза встревоженно блестели, пальцы теребили воротничок. Софья Тихоновна ловила взгляд гостя.
– Вы считаете меня сумасшедшей? – спросила уже напрямую, не подбирая выражений.
Бубенцов крякнул и помотал головой:
– Что вы, Софья Тихоновна…
И вышел из навевающей тоску комнаты.
Списывать и в самом деле странные таинственные происшествия на выдумки экзальтированной женщины он не мог. Слишком тяжеловесное доказательство уже имело место – необъяснимо возникший труп в прихожей этой квартиры. Здесь явно что-то происходило.
– Софья Тихоновна, а вы у Надежды Прохоровны спрашивали, заходила ли она в эту комнату? – спросил уже на ходу, когда хозяйка проводила гостя к себе.
– Да. Но, Алеша, ключи только у меня и у Настасьи!
– А-а-а… Кто-то еще мог сюда попасть?
– Кто?! Да и зачем?!
– Кто и зачем, – пробормотал Бубенцов. Действительно, что могло понадобиться кому бы то ни было в этой пустой комнате с пустячными фарфоровыми статуэтками? – А-а-а… никаких ценностей здесь быть не может?
– Какие ценности, Алеша?! – Классная дама всплеснула руками и села на стул через стол от лейтенанта. – Мы едва концы с концами сводили. Помните, как в девяностые годы жили? Помните? Денег нет, мизерные пенсии обесцениваются каждую неделю. Клавдия даже сигаретами на улице торговала! Мне зарплату месяцами задерживали! Мы продали все, что только смогли. – И вдруг смутилась: – Я, правда, кое-что оставила…
– Что?
– Так, пустяки, памятные безделушки. Напоминание о родителях.
– А это…
– Алеша! – перебила милиционера Софья Тихоновна. – Это в моей комнате! А кто-то ходит в комнату Клавдии!
– Да, пожалуй…
– Вот и я о том же! Зачем кому-то понадобилось проникать в пустую комнату, где нет ничего – абсолютно ничего! – стоящего или интересного! Кто ходит тут ночами?!
Если бы не труп «Нурали Нурмухаммедовича», возникший, надо сказать, тоже практически ночью, к словам взбудораженной тетушки Алеша отнесся б далеко не так серьезно. Он давно привык к выходкам пожилого «контингента», старушкам вечно что-то мерещилось: то соседи их со свету сживают, крысиную отраву в борщи подливают, то деньги из тощих кошельков сами собой испаряются… Парочка индивидуумов вообще уверяла, что попеременно подвергается воздействию инопланетян и воскресшего, но тайного Комитета государственной безопасности. Но там все просто – справки из психдиспансеров достоверно объясняют возникновение на участке лейтенанта Бубенцова чекистов и зеленых человечков.
К некоторым после запоев черти массово являются…
Но тут… Глаза Софьи Тихоновны обеспокоенно метались по лицу лейтенанта, крепко сжатые сухонькие кулачки лежали на столе, их разделяющем. Но как бы ни была смятена тетушка ангела, глядя на нее, все ж становилось понятно – сдаваться она не собирается. Не собиралась оставлять все как есть, спасительно скрываясь за чужую спину и невнятные объяснения. Она хотела – правды. Любой ценой.
И пожалуй, впервые на памяти Алеши выписанная акварелью изящная дама выглядела человеком, которому есть за что бороться.
– Что вы обо всем этом думаете, Софья Тихоновна? – серьезно спросил милиционер. И пока тетушка раздумывала, предложил: – Может быть, копнем поглубже? Вы знаете, кто жил в вашей квартире прежде? До революции или во времена НЭПа…
– Вы считаете, что в нашей квартире могли искать клад? – невероятно удивилась Софья Тихоновна.
– А почему бы нет? – пожал плечами участковый. – Дом старинный, лет двадцать назад во время реконструкции в двенадцатой квартире нашли кубышку с червонцами…
– Здесь клада быть не может, – неожиданно твердо произнесла дама.
– Почему? Откуда вы знаете?
– А потому, что до революции вся эта квартира принадлежала семье моего отца. Это была техническая интеллигенция без всяких лишних накоплений.
– Мгм… Вы уверены?
– Абсолютно. Дед – путеец, папа и его брат – инженеры. Бабушка была из небогатых мещан. Жили в достатке, но без бриллиантовой роскоши.
– А то, что у вас…
– А то, что у меня, – закончила лейтенантскую мысль тетушка, – перешло мне от моей матери. И потом, Алеша, если бы тут и оставались какие-то ценности, то поверьте, папа не стал бы скрывать этого от своих жен. Ни от первой, ни от второй. Не тот характер.
– Понятно, – пробормотал участковый. —
А Клавдия, значит, на пенсии бедствовала?
– Да. И ремонт мы, Алеша, делали, – добавила, усмехнувшись. – И никаких кубышек потаенных из стен не выпало. Увы.
– Жаль.
Жаль, что версия, способная хоть как-то объяснить странные происшествия, так быстро провалилась.
А как удобно – клад в квартире. Кто-то, убив Клавдию Тихоновну, завладел ключами – успел или снять слепок, или даже сделать дубликат, – и теперь, проникая сюда тайком, пытается найти сокровища…
И Настя ни при чем.
Но труп таджика не вписывается в кладоискательскую схему. И самого клада, впрочем, тоже нет.
– Жаль, – повторил Алеша.
– Мне тоже, – с большим к тому основанием согласилась Софья Тихоновна. – Алеша, теперь к первому вопросу. У меня будет к вам одна просьба…
– Какая?
– Не могли бы вы сегодня ночью подежурить в нашей квартире?
Лейтенант задумчиво почесал в затылке:
– А почему бы нет…
– Спасибо. И сразу же попрошу вас об еще одном одолжении. Пожалуйста, не надо ничего говорить Надежде Прохоровне. Незачем. Она и так недавно перенесла потрясение, не будем опять ее тревожить. Договорились?
Бубенцов кивнул.
Какие все же поразительные существа эти пожилые женщины. Как бережно хранят покой друг друга. Одна скрывала, что ездила в другой город, потому что нашла у чужой внучки странный ключ, – оберегала. Вторая заботится о «хрупкой» нервной организации бабульки, увернувшейся от грузовика и выследившей на рынке, полном диаспоры, лукавого бедолагу таджика. Беспокоится, как бы бабушка, обскакавшая районное отделение милиции, не распереживалась…
Но делу данные отношения иногда вредят.
Да и сам лейтенант, впрочем, не далеко ушел. Тоже хорош…
– Договорились, Софья Тихоновна. Как мы поступим?
– Сегодня вечером, когда Надежда Прохоровна ляжет спать, я позвоню вам на мобильный телефон. Открою вам дверь, Алеша, и спрячу в своей комнате.
– Призраков будем ловить? – усмехнулся участковый.
– Але-о-о-оша, – укоризненно протянула тетушка. – Мы будем ловить черную кошку в темной комнате.
– Если она там есть…
– Да, если она там есть.
– Согласен.
Софья Тихоновна проводила гостя до двери и не закрывала ее до тех пор, пока Алексей не скрылся внизу лестничного пролета.
«Хороший кавалер у внучки. Правильный.
Племянник Вадима тоже, безусловно, парень неплохой, но тут – другое.
Роман глядит на Настю с интересом, Алеша – с обожанием.
Остается надеяться, что девочка сделает правильный выбор, – вздохнула Софья и закрыла дверь. – А впрочем… Занятная могла бы получиться комбинация: дядя и троюродная бабушка, племянник и внучка…
Но нет – какая я бабушка! Я – влюбленная женщина.
А влюбленность – молодит».
В комнате тихо цокали ходики, шуршали шестеренками внутри большого деревянного короба с золотистым циферблатом, и было не очень темно. Уличное освещение, разбитое листвой и ветками на серые шлепки и полосы, не добиралось только до потолка и самых дальних углов.
Фотографии на стенах как будто шевелили губами, вздрагивали ресницами, Шаляпин сурово двигал подкрашенными бровями… Молоденькая хозяйка комнаты на выцветшем портрете казалась Настей, вынырнувшей из прошлых десятилетий: со старомодной прической, украшенным кружевами вырезом платья и ласковыми глазами.
