Валерий Поволяев - Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)
- Не расстраивайтесь, добро - дело наживное.
- Я понимаю. Только, Константин Константинович, очень уж противно жить после этого. - Буренков отер рукою лицо, снимая с него что-то липкое. - Словно в душу наплевали. Так гадостно от этого, что наизнанку выворачивает. Вот здесь сидит комок, - он потрогал пальцами твердую крупную костяшку кадыка.
- Пройдет, пройдет, успокойтесь. И добро новое наживете, - проговорил Котька равнодушно, махнул рукой, развернулся и скользнул между заборами. Исчез, будто растворился в воздухе.
Скрипучий, похожий на толченое стекло, снег под его ногами не издал ни звука. А под Буренковым визжал так, что хотелось заткнуть уши.
"В Афганистане Котьку обучили ходить беззвучно, - с уважением подумал Буренков, - там ведь как было: хочешь выжить - учись жить тихо. Это наверняка... Точно так было".
Воздух неожиданно порозовел, в мрачном тяжелом небе образовалась прореха, и показалось, что в неё вот-вот выглянет солнце, но прореха затянулась и стало ещё холоднее, ещё мрачнее.
Телефон на станции не работал, поэтому Буренков пошел к участковому. Участковый милиционер сидел на своем месте в "опорном пункте" - так странно называлась маленькая обшарпанная комнатенка, украшенная косо висящим плакатом с изображением разных видов милицейской формы, - повседневной, полевой, парадной, зимней, летней - словом, всякой, - и сосредоточенно рассматривал в зеркальце свое изображение.
Подняв голову, он молча, одними только глазами, спросил Буренкова: "Чего?"
Буренков назвался, пояснил, откуда он, и рассказал, что произошло у него на даче. Участковый отложил зеркальце в сторону, позвонил куда-то, бросил в трубку несколько сухих невыразительных слов и сказал посетителю со скучным выражением на лице:
- Идите к себе на дачу. Через сорок минут мы у вас будем.
- Так быстро? - удивился Буренков.
- Да. Выездная группа, на ваше счастье, работает на станции.
Ровно через сорок минут, тютелька в тютельку, на дачу приехала бригада - три человека в милицейской форме: участковый, двое оперативников из уголовного розыска и ещё двое молодых доброжелательных людей в штатском. Всего пятеро.
Прибывшие походили по дому, обследовали участок, посыпали графитной пылью дверь и подоконники, сняли отпечатки пальцев, составили протокол, потом сели за стол на кухне - подводить итоги.
Буренков поставил на газ чайник, произнес из вежливости фразу, которую, наверное, должен был произнести:
- Мне очень приятно, что вы пришли. Спасибо! Давно не ощущал такого пристального внимания к своей персоне.
- Да нас бросают, словно это самое, - старший в группе, плотный капитан с посеченным оспой простым деревенским лицом, помотал в воздухе рукою, - что в проруби плавает... По всему району - то в одно место, то в другое, то в третье. Народу-то нет, в милицию никто не идет работать... Капитан перевел взгляд на участкового. - Ну, что скажешь? Какие мысли есть по сему прискорбному факту? - Уточнил: - Факту ограбления.
Речь у капитана была витиеватой, манерной, словно у сельского дворянина начала века.
- А чего тут говорить? И так все ясно. Мальгин это, его работа.
Капитан задумчиво забарабанил пальцами по столу:
- Кто такой Мальгин, ведать не ведаю, но сама мысль интересная.
- Мальгин? - спросил Буренков, почувствовал странное першение в горле и закашлялся. - Быть того не может!
Участковый посмотрел на него с жалостью. Как на человека, который совершенно не разбирается в людских слабостях и вообще в двуногих, населяющих нашу планету. Приподнял одно плечо в выразительном движении мол, спорить с дачником Буренковым он не собирался: Буренков в поселке бывал от случая к случаю, а участковый здесь жил и каждую собаку знал в лицо, более того - ведал, как всех местных кабысдохов величают по имени-отчеству, а уж тех, кто был ростом повыше собаки, участковый знал ещё лучше. Он лишь глянул на капитана виноватыми глазами, словно был повинен в том, что в поселке вырос урод по фамилии Мальгин и, согнувшись, замер, уронив руки между коленями.
- И это тоже очень интересно для следствия. - Капитан вновь побарабанил пальцами по столу. Скосил глаза на Буренкова. - А почему вы, простите великодушно, считаете, что фрукт этот не мог вас ограбить?
- Он же афганец!
Участковый вскинулся, хотел что-то сказать в ответ, но вместо этого лишь тяжело махнул рукой и опять замер в прежней своей позе.
- А что, вы считаете - афганцы не воруют? - спросил капитан.
- Ну... - Буренков нерешительно склонил голову на плечо, - это же... это же неприлично.
Фраза прозвучала так, что собравшиеся не сдержали усмешки. Один из них потянул носом, а потом выразительно помахал перед лицом ладонью.
- Да-да, - подтвердил Буренков, - эти дятлы тут ещё и нагадили. Дух остался... Извините.
- Из этого мальчика афганец, как из меня Папа Римский, - подал голос участковый. - Он в зоне, лес валил, а не в Афганистане воевал. Афганистан... Пхих! И награжден орденом соответственным - лагерной меткой с номером на груди.
- Как же так, - растерянно пробормотал Буренков, - а он говорил, что был в Афганистане. У него наградная колодка есть. В форме ходит...
Участковый покосился на Буренкова, будто видел пришельца с иной планеты, усмехнулся едва приметно - в конце концов ему не хотелось обижать Буренкова, который, как он слышал, и доктор наук, и лауреат Государственной премии, и вообще полезный для России человек.
Буренков растерянно потер пальцами виски, правая щека у него дернулась. Ощущение было неприятным, Буренков знал, что оно означает пошли сбои в сердце. Вот ведь как: держался, держался, пережил разгром на даче, прибрался, как мог, и сердце вело себя нормально, работало ровно, а сейчас пошли сбои. Теперь жди, что в ушах раздастся сплошной писк...
Так оно и вышло: писк раздался.
Картина, которая нарисовалась в результате этого кухонного совещания, была проста: Мальгин собрал под свое крыло стаю малолетних огольцов, которые, словно черви, способны пролезть в любую щель, и пошел чистить дачи. Дача Буренкова - не единственная.
Брать Афганца надо, конечно, с поличным - так, чтобы он мордой воткнулся в кулак, а кривым ртом заглотал крючок. Для этого надо устраивать засаду. Но на засаду у апрелевской милиции, обслуживающей громадный район, не только этот поселок, не было ни сил, ни техники, ни времени.
- Может, с ним поговорить по душам, провести, так сказать, воспитательную работу? - Капитан исподлобья глянул на участкового, сидевшего в прежней, скрюченной позе, словно бы хотел заглянуть ему в лицо, в глаза, понять, что там внутри у него варится в эту минуту. - А?
- Бесполезно, - сказал участковый, - с ним душеспасительные беседы уже тысячу раз проводили. И я проводил, и до меня проводили. В местах, не столь отдаленных... - Участковый поднял голову и печально усмехнулся. - Но поймать я его все-таки попробую. Не знаю ещё как, но обязательно поймаю.
- Отпечатков мы много наскребли? - спросил капитан одного из своих спутников - угреватого парня с совиными глазами, в модном "прикиде" джинсах и утепленной джинсовой куртке.
- Более, чем...
- А если его отпечатки поискать... А?
- Вряд ли... Бесполезное это дело. - Участковый обреченно и устало махнул рукой. - Сам Мальгин по дачам не лазит, так что здесь его не было... Ни одного оттиска мы не найдем. Только отпечатки малолеток - его банды. Еще кого-нибудь, но не его...
Под глазами участкового образовались лиловые тени, какие обычно появляются у человека, который долго не высыпается, веки были красные, белки глаз тоже красные.
- М-да! - Капитан озадаченно закашлялся, глянул на Буренкова удивленно, будто видел его впервые. Буренков, почувствовав внутри смятение - ему было уже неловко от того, что он оторвал от дела столько занятых людей, - переступил с ноги на ногу, словно провинившийся школьник, отвел взгляд. - Жаль, засаду нам не сделать.
М-да. Это в старые, советские времена милиция обладала неограниченными возможностями, - могла и засады делать, и гонку в преследовании преступника выиграть, и оружием пригрозить, сейчас все это осталось в прошлом - криминальные элементы окончательно взяли верх над милицией: и оружие у них помощнее будет, и автомобили, а уж насчет разной техники по части кого-нибудь подслушать, подцепить на крючок либо вообще изловить - тут бандиты оснащены не то чтобы богаче милиции, они вообще имеют такое, что бедным милиционерам и не снилась, вот ведь как.
- Трясти малолеток, - продолжил свою мысль капитан, - тоже бесполезно. Даже если изловим с поличным - все равно не признаются, а если и признаются, то потом от своих слов откажутся. Ежели проявят упрямство, не откажутся - их убьют. Свои же и убьют.
- Как убьют? - недоверчивым тоном спросил Буренков.
- Ножом в горло, в сонную артерию, как это у них принято, - ровным, лишенным какой-либо эмоциональной окраски, голосом пояснил капитан, - либо накинут на шею сталечку - тонкую гитарную струну - и затянут.
