Доминик Сильвен - Кобра
- Нет, поскольку я не могла ездить навещать Антонена. Из-за дочки. Ездил мой муж.
Брюс поблагодарил Люси Мориа и повесил трубку. Из-за дочки. Одинокая женщина с маленькой дочерью. Женщина такой профессии не должна быть боязливой, однако она остерегается, проверяет, кто ей звонит, дает минимум информации Мартине Левин, тогда как есть все шансы к тому, чтобы возобновить расследование обстоятельств смерти ее мужа. Она может не бояться за себя. Но за дочку, разумеется, боится. Тогда она отсылает Мартину к Антонену. Который подвержен галлюцинациям. Чтобы избавить себя от вопросов, но еще и потому, что в глубине души она хочет, чтобы ее деверь говорил вместо нее. Это объясняет, почему только что по телефону она была довольно любезна. Все складывается. Брюс позвонил Тома Франклену в Институт судебной медицины. Один из ассистентов сказал, что он на вскрытии. Брюс оставил свой телефон. Потом вышел купить себе сэндвич и фруктовый сок.
Он увидел Мартину Левин, идущую по коридору, устланному древним уже линолеумом, «тем, который меняют не чаще, чем раз в пятьдесят лет» и который придает всей обстановке старомодный вид. Тем, который, неизвестно почему, действует успокаивающе. «Но мне плевать на линолеум, - подумал Брюс - Левин возвращается, со своим серебристым шлемом под рукой, - и мне это доставляет удовольствие».
- Я вернулась.
- Вижу.
- Знаешь, Алекс, я уже вышла из того возраста, когда любят надувать губки.
- Этот коридор и вправду не очень-то похож на место для отдыха. Скорее на музей, что ли. Ну да ладно. Пойдем съедим по сэндвичу. Я жду звонка от Франклена.
- По какому поводу?
- Хочу, чтобы он просветил меня насчет коматозных состояний. Я, как и ты, думаю, что Антонен Мориа не настолько тронутый, как кажется.
- В отчете я этого не писала, Алекс.
- Я прочел между строк.
- Хороший знак.
- Знак чего?
- Ты начинаешь привыкать к моему стилю.
- Думаешь? И все же не очень-то это правильно - оставлять на свободе типа, который пытался тебя уложить.
- По-твоему, лучше, чтобы я привела Антонена Мориа сюда и мы занесли его высказывания в протокол?
- Это был бы протокол века. Нет, конечно, это ни к чему.
- Вот видишь.
- Да, ты любишь делать по-своему, Мартина.
Они сидели за стойкой ресторана «Бокер», Левин допивала свой двойной эспрессо. Бокер - это еще фамилия ее бабки Эмилии и матери Клотильды, и она все еще не сделала шагов к сближению. Правда, недавно она предприняла попытку и не ощутила ничего. Левин, съев свой шоколад, стащила плитку у Брюса. Он никогда прежде не замечал, что она любит шоколад. Именно в этот момент позвонил Тома.
- Алекс, детка, ты прямо как Дельмон, уже не можешь без меня обходиться.
- И то правда, Тома. Ты что-нибудь смыслишь в комах?
- Имею некоторое представление.
- Тебе не приходилось слышать о людях, которые пережили кому и сделались какими-то странными?
- Последствия травматической комы - да, такое случается. Полагаю, это зависит от того, как был задет мозг. Вообще-то чаще страдает двигательная система.
- Ты какие именно расстройства имеешь в виду?
- Галлюцинации.
- Я думаю, что часто наблюдаются нарушения памяти и интеллектуальных способностей, но психические расстройства встречаются редко. Хотя…
- Что?
- Видишь ли, человек - это то, что у него в голове. Мозг остается самым загадочным объектом Вселенной, и в точности неизвестно, что происходит после травмы, какие там связи нарушаются. Имеются клинические данные о том, что люди, вышедшие из коматозного состояния, рассказывают странные истории. Те, которые подверглись непосредственной угрозе смерти или смертельной опасности, часто говорят одно и то же: что они шли по какому-то туннелю, их душа летала над их телом, они видели себя в потустороннем мире в лучах яркого света.
- А я думал, что при коме наступает потеря сознания.
- Это все так, но существует фаза пробуждения, которую больные впоследствии путают с собственно комой. Во время этого медленного возвращения в сознание мозг снова начинает производить сны. Но к чему все эти вопросы, у тебя что, коматозный больной на руках?
- Бывший коматозный. Брат одного ученого. Он упрекает своего брата в том, что тот заставил его вернуться из страны мертвых. А есть ли медикаменты, выводящие из коматозного состояния?
- Насколько я знаю, нет. Используют классические методы реанимации, а потом дыхательный аппарат и перфузии, чтобы просто поддержать жизнедеятельность организма. Существует шкала коматозных состояний, и самая глубокая кома соответствует гибели нервной системы. Проводят тесты, чтобы определить состояние пациента. Выходит он из комы или нет.
- Спасибо тебе, Тома.
- Не за что. До скорого.
Брюс изложил содержание разговора Левин, когда они возвращались на Набережную. На середине моста Сен-Мишель Брюс вдруг остановился. Именно сейчас ему необходимо попытаться выстроить факты, которые утекают у него между пальцев. Галлюцинации Антонена Мориа находят отклик. Это очевидно. Точно так же, как находят отклик истории его коллег. «Положил я на смерть, положил на небо, положил на ненависть», - говорил парень из квартала Сталинград, но его голос теперь звучал гораздо слабее, чем голос Антонена. Брат погибшего ученого превзошел всех остальных. Он - пифия. И его надо слушать. «Эта история с Антоненом так будоражит меня, потому что перекликается с образом, который преследует меня самого, - подумал Брюс. - Образом Орфея, спускающегося в ад». Он зажег сигарету, несколько секунд смотрел, как она горит, потом сказал Левин:
- Антонен говорит о реке, к которой не надо приближаться, потому что можно обжечься.
- И о лицах из страны мертвых.
- Он видел все это во сне, когда выходил из коматозного состояния.
- И теперь он в это верит.
- Эти истории о реке, о мрачной стране, о привидениях - все это есть в общечеловеческих мифах. Ничего удивительного в том, что свидетельства людей, избежавших гибели, схожи. Я думаю, Мартина, люди бессознательно пользуются легендами, которые знают с детства.
- Да, конечно.
- Но в показаниях Антонена Мориа есть нечто, не похожее ни на что, ранее известное.
- Когда он говорит, что его брат заставил его вернуться.
- Точно. Я думаю, что здесь надо покопаться.
- И как ты собираешься это сделать?
- Прежде всего надо позвонить в Риваж - тот самый реабилитационный центр, куда был помещен Антонен Мориа.
- Ты полагаешь, что какой-нибудь врач вспомнит его?
- У нас нет ничего другого, Мартина.
- Только предположение. Что Кобра, убив троих, на этом не остановится.
- Вот именно, - сказал он. На лице его появилась легкая и какая-то грустная улыбка.
Она подумала о том, что тучи, портившие ему настроение, рассеялись и что ей нравится его полуулыбка, похожая на обещание.
А он - о том, что ему нравятся ее упрямство и энергия. Что, наверное, это заразительно. И спасительно. По крайней мере на десять минут. Что вернуться в ресторан и закрыться там с ней в туалете доставило бы ему безумное удовольствие. Но это слишком вульгарно. И что им надо поймать кобру. Пресмыкающееся, обладающее королевским достоинством, которое может раздувать свой капюшон так, как ему захочется, и расширять устрашающие очки на чешуйчатой коже. Пресмыкающееся, которое, даже когда посылает вам в глаза смерть, выглядит по-королевски.
30
Он решил приготовить лапшу с острым соусом. Вкусно и недорого. Ну много ли стоят двести граммов макарон, кусочек свиного сала, кусочек пармезана, яйцо и ложка сливок? А результат превосходный, и у Шарлотты сложится впечатление, что он голову себе сломал, думая, как бы доставить ей удовольствие. На десерт будет яблочный компот домашнего приготовления и настоящее итальянское вино. Феликс Дарк откупорил бутылку, чтобы вино немного подышало, и принялся натирать пармезан. Шарлотта придет не раньше чем через час, у него есть время приготовить все ингредиенты, сервировать стол и даже прибрать квартиру.
Сегодня вечером все должно быть красиво. Феликс намеревался сделать Шарлотте предложение. Потом ей придется сделать выбор: либо они принимают приглашение его матери и отчима и едут попытать счастья в Калифорнию, либо остаются в Париже, продают квартиру на Монтань-Сент-Женевьев и покупают себе новую. Феликсу хотелось в любом случае купить новую квартиру, независимо от того, поедут они в Америку или нет.
Феликс трудился над сыром. В руках он держал небольшой кусочек, очень твердый, как посоветовала ему продавщица сырной лавки, и маленькую универсальную терку, купленную в каком-то шведском магазине. Он не умел готовить, а стало быть, управляться с теркой. И, как и следовало ожидать, порезал кончик большого пальца об имеющийся в терке нож. Громко выругавшись, побежал в ванную заклеивать ранку пластырем. «Waterproof, [Водонепроницаемый (англ.).] - прочел он на обратной стороне коробочки, - звучит как-то не по-английски, скорее по-немецки. Для английского слишком гортанно». Феликс думал о том, как было бы хорошо пожить какое-то время в Калифорнии. Пало-Альто, Сан-Франциско - в этих городах он уже бывал. А вот в Сан-Диего, Лос-Анджелесе, Саусалито и Биг-Суре не был. Прямо мифические какие-то названия. Ему хотелось поехать туда и остаться там ненадолго, на годик-два, не больше. Феликс надеялся, что Шарлотта выберет первый вариант. Живем-то ведь один раз.
