Елена Топильская - Белое, черное, алое
В проеме показался внушительного вида молодой человек в черной униформе милитаристского стиля. Он потянулся к моему удостоверению, которое я все еще держала в руке, намереваясь взять его у меня, но я отвела руку. Не надо никому давать свое удостоверение, вообще из рук его выпускать не надо. Тем не менее молодой человек, вытянув шею к моей руке, внимательно изучил все, что написано в моем удостоверении, и вопросительно взглянул на меня.
- Прокуратура района, - напомнила я, хотя он только что прочитал это в моем документе. - Разрешите войти?
Молодой человек не шелохнулся, продолжая вопросительно на меня смотреть. То, что он не шелохнулся, означало, что он и не думал посторониться и раскрыть дверь пошире. Мы продолжали стоять по разные стороны порога.
- Скажите мне, пожалуйста, название вашего учреждения, - попыталась я все-таки вызвать его на разговор.
- Фамилия, - процедил молодой человек.
- Чья? - слегка растерялась я.
- Название: "Фамилия".
- А кто его возглавляет?
- Редничук, - лаконично ответил молодой человек.
- Пожалуйста, передайте ему повестку... Я вытащила из сумки бланк прокурорской повестки и быстро заполнила ее, указав время явки - завтра к десяти утра.
Охранник беззвучно принял повестку и захлопнул дверь перед моим носом. Вот так! А у меня в удостоверении, между прочим, лежал вкладыш с выпиской из Федерального закона "О прокуратуре", гласивший, что предъявители сего имеют право беспрепятственно проходить на любые режимные предприятия и пользуются правом неограниченного доступа в любые учреждения... Шагая назад, в прокуратуру, я вспоминала рассказ нашего старенького зама прокурора, который когда-то возглавлял крупную районную прокуратуру, и на его территории имелась фешенебельная интуристовская гостиница. И вот как-то раз, в очень застойные годы, он пришел на работу, а дежурный по РУВД ему сообщил, что ночью в гостинице произошло ЧП: покушение на изнасилование иностранной туристки, из Чехословакии. Прокурор посмотрел материалы; реальная ситуация, похоже, несколько отличалась от официальной версии. Туристка объясняла, что легла спать в номере, не заперев двери, вдруг ночью в номер вошел молодой человек и стал осуществлять сексуальные домогательства, от которых ее спасла руководительница группы, случайно оказавшаяся в коридоре и услышавшая шум борьбы. Молодой же человек рассказывал, что в три часа ночи он шел мимо интуристовского отеля и захотел выпить сухонького; дав швейцару три рубля, он беспрепятственно вошел в гостиницу, в баре реализовал свое желание - выпил сухонького да еще и подцепил симпатичную иностранку. Они поднялись к ней в номер и только приступили к близкому знакомству, как вдруг в дверь постучали. Туристка испугалась и вошедшей руководительнице группы, которой, по всей видимости, кто-то стукнул про ее аморальное поведение, выложила версию о попытке изнасилования, а руководительница с ходу вызвала милицию.
Все склонялось к мирному урегулированию проблемы, но коль скоро речь шла о задетой чести иностранной гражданки, прокурор обязан был лично прибыть на место происшествия и принять участие в разбирательстве. И прокурор нехотя потащился в гостиницу, где находились участники истории. Но не тут-то было: прокурор района элементарно не смог миновать швейцара, чтобы войти в гостиницу. Швейцар встал намертво, заявляя, что гостиница режимная, интуристовская, пропуск по специальным картам гостя, а больше никакие документы не действительны, и пустить прокурора он может только с личного разрешения директора, а директор сейчас на совещании, так что придется подождать. Вот тут прокурор психанул и закричал: ага, как ночью хануриков всяких за треху пускать сухонького попить так это с вашим удовольствием, а прокурора, значит, только с личного разрешения директора гостиницы?!. Так что время идет, а времена не меняются.
В прокуратуре меня уже ждал недовольный Кораблев с довольно приличной фотографией умытого и подкрашенного лица обнаруженного нами в лесу трупа. Пакет с ботинками с трупа, и вправду вонючими, Кораблев демонстративно, из вредности, положил прямо мне на стол. Я достала из коробки, стоящей на подоконнике, слепок, сделанный с отпечатка обуви на песке чердака, и, нетерпеливо разорвав пакет с ботинками, вытащила оттуда сплющенную и обгоревшую обувку. Еле расправив эти горелые комки двумя карандашами, чтобы не трогать их пальцами, я сравнила рисунок подошвы. На мой взгляд, похоже! Но окончательный вердикт вынесет эксперт-трассолог.
- Вы бы хоть перчатки резиновые надели, - брезгливо сказал Кораблев, следивший за моими манипуляциями.
- Да я сейчас схожу руки помою, - отозвалась я. Кораблев презрительно фыркнул.
- Только меня теперь не трогайте, - предупредил он, втягивая живот, пока я проходила мимо него по кабинету, причем на приличествующем расстоянии.
- Успокойся, обниматься с тобой не буду.
- Вы руки-то как следует вымойте, как следует! - донеслось мне вслед.
Вернувшись из умывальника, я поставила Леню перед фактом: мы сейчас поедем к криминалистам, отдадим ботинки и слепок...
- Опять?! - заорал Кораблев. - Опять эти вонючие башмаки в мою чистенькую машинку? Не позволю! Везите на трамвае!
- А потом съездим в больницу к Скородумову, - продолжала я, не обращая на его крики внимания.
- Зачем?! - тут же воспротивился Кораблев. - Что там делать, он еще в реанимации, все равно туда к нему не пустят.
- Ну что тебе, жалко, что ли, - настаивала я. - Я хочу с доктором поговорить, в конце концов, мне справку надо получить о прогнозах его выздоровления. У меня же материал вылеживается и срок по нему течет, надо хоть справками обставиться на случай пропуска срока. Иди машину заводи, я сейчас подойду. Ну давай, давай!
- Давай-давай! - передразнил он меня.
Ворча, Кораблев пошел вниз. Я тоже стала собираться; телефон зазвонил, когда я уже надевала куртку. Медовым голосом Василий Кузьмич осведомлялся о моем самочувствии и планах и нижайше просил по пути к криминалистам заглянуть к нему в РУБОП.
- Машечка, жду, чайничек ставлю...
- Трогай, шеф, - сказала я, открыв дверцу Ленькиной машины и бросая на сиденье сумку. - К вам заедем, Кузьмич ждет.
- Вот-вот, - тут же заворчал Кораблев. - Вы меня как извозчика используете. Между прочим, у нас в РУБОПе работают штатные водители. А я бы на вашем месте носил бы юбку поскромнее, а то ваши коленки отвлекают от дорожной обстановки. В следующий раз сядете на заднее сиденье.
- Ленечка! Ты еще и коленки замечаешь? - изумилась я. - А я-то думала, что ты видишь во мне одни недостатки.
- А что, такие коленки - достоинство, что ли? Для серьезной женщины, занимающей ответственное должностное положение, это недостаток. Я бы даже сказал, порок.
- Ладно, Леня, сделаю пластическую операцию, поменяю форму коленей. А если ты соскучился по оперативной работе, запроси-ка мне сведения на Пруткина - нет ли на него каких разработок.
- Зачем вам это? Какие разработки на неудачливого вора, кому он нужен?
- Вот ты сразу его неудачливым заклеймил! А может, он как раз удачливый...
- Ну да, четыре раза за кражи присел.
- А сколько раз не присел? А в последний раз из-под убийства выскочил, знаешь, срок за убийство и срок за кражи - это две большие разницы.
- Хотите его чем-нибудь пошантажировать?
- Да не пошантажировать я его хочу. У меня такое чувство, что какая-то связь в розыске у него есть. Он не просто так получал символические сроки, и в хозобслуге не просто так остался. Ты же порядок знаешь! Если ты на него запросишь сведения, может, его человек на нас выйдет.
- И что?
- Может, вместе разговорим его.
- Сомневаюсь. А где он первый раз залетел, в каком районе у него судимость?
- Первый раз, кстати, в нашем районе. Он, между прочим, тут и родился. Он пятьдесят девятого года, первый раз осужден в восемнадцать лет, только-только ему исполнилось. Получил год, освободился по сроку.
- Кража?
- Кража. Второй раз осужден тоже у нас в районе, - полез в квартиру с сигнализацией, тогда это еще было экзотикой, прихватили его прямо в квартире.
- Судя по этому, Пруткин уже тогда в случайные хаты не лазал, работал по наводке?
- История об этом умалчивает. А вот третий срок получил уже в пригородном районе, за кражи из оставленных дач. Аппаратура, одежда, продукты.
- Как его туда занесло?
- В нашем районе он жил в коммуналке с матерью, это есть в одном из приговоров. После первой отсидки вернулся к ней, а потом мать, наверное, умерла, и после второго приговора он свою жилплощадь потерял,-тогда еще выписывали, если срок больше шести месяцев; отсутствуешь больше шести месяцев, теряешь право на жилье. А в пригороде у них дача была - так, хибара какая-то, времяночка, не чвановский дом, конечно. Вот он туда и рванул, когда освободился по второму приговору. Там и жил, без прописки, естественно. Леня, а как на него вышли по убийству Чванова, ты не в курсе, случайно?
