Дарья Калинина - Монстр в розовых очках
– Вот безголовая! – ругнулась Тамара Ильинична. – Забыла небось, а я тревожься тут.
И, вздохнув, Тамара Ильинична протянула руку к телефонному аппарату и набрала номер дочери. Но у нее дома никто не снял трубку. Мобильный Мариши тоже не отвечал. Теперь Тамара Ильинична вместо смутной тревоги ощущала в груди нарастающий ком паники.
– Только не волнуйся! – твердила она самой себе. – Все обойдется!
И она позвонила Юле. Мобильная трубка той тоже не отвечала. А позвонив девушкам по второму разу, Тамара Ильинична обнаружила, что их трубки отключены. Некоторое время Тамара Ильинична смотрела на безмолвный красненький кнопочный «Панасоник» у нее на кухонном столе. С другой стороны, ну что тут такого особенного, что Мариша не хочет сейчас разговаривать с матерью и даже отключила свою трубку. Мало ли какие у нее могут быть для этого соображения? Может быть, она находится в таком месте, где разговоры не приветствуются. Тамара Ильинична попыталась вспомнить, где не рекомендуется пользоваться мобильными телефонами. Но на память пришли лишь самолеты и больницы.
До самолета Мариша вряд ли успела добраться за то время, пока они не виделись. А вот насчет больницы… Тамаре Ильиничне уже привиделась дочь, лежащая на больничной койке с отключенным телефоном, но она усилием воли прогнала эту жуткую картину прочь. И тут она вспомнила, что при вождении машины не разрешается использовать телефоны, если они не снабжены специальным устройством, позволяющим водителям разговаривать по телефону, оставляя свободными руки. Насколько Тамара Ильинична помнила, у Мариши такого устройства отродясь не было. А значит, сидя в машине, Мариша и не разговаривала по телефону. Сделав такой вывод, она даже почувствовала прилив гордости за то, что сумела вырастить такую законопослушную дочь. Но все же червячок сомнения продолжал точить душу Тамары Ильиничны. Да и тревога что-то никуда не делась. В конце концов промучившись около часа и так не дозвонившись ни до одной из подруг, она позвонила домой к Инне.
– Анна Семеновна, душечка! – проворковала она в трубку. – Это я. Простите, что беспокою вас в такую тяжелую минуту. Но мне нужна Мариша. Моя дочь не у вас случайно?
Няня Степки обрадовалась собеседнице. И еще раз подробно рассказала, какой ужас творится у них последние дни в доме. Тамаре Ильиничне все же удалось узнать, что Маришу Анна Семеновна сегодня не видела. И Юлю тоже не видела и не слышала. А сам хозяин дома еще не показывался, так что она ему не может передать, что Мариша с Юлей его разыскивали. И на работе его нет. Пришлось Тамаре Ильиничне звонить Бритому на мобильный телефон, который дала ей Анна Семеновна. Сделала это Тамара Ильинична с некоторой опаской, очень уж напугала ее Анна Семеновна, утверждавшая, что хозяин больше всего на свете не любит, когда его беспокоят по пустякам. Но, к ее удивлению, Бритый выслушал ее рассказ более чем внимательно, ни разу не перебил и даже уточнил:
– Так вы говорите, они поехали на почту?
– Ну да, – кивнула Тамара Ильинична. – Своими ушами слышала. Мариша еще паспорт искала, чтобы заказное письмо получить.
– От кого?
– Не знаю, – призналась Тамара Ильинична, которая эту часть разговора прослушала. – Но во всяком случае это было что-то важное. Они обе прямо с места сорвались. И умчались. Ничего мне толком не объяснили, а теперь ни до одной я дозвониться не могу. Кстати, они до тебя от меня пытались дозвониться. Что-то важное. И тоже насчет писем. Они Анне Семеновне велели передать, что Инну, возможно, похитили из-за этих писем или письма.
Бритый уточнил, где находится отделение связи, куда поехали Мариша с Юлей, обещал сообщить, как только будет что-то известно, и положил трубку. Тамара Ильинична после разговора с Бритым почувствовала некоторое успокоение. Он держался так уверенно и говорил с ней таким тоном, что она поверила: у Инниного мужа все под контролем, и волноваться совершенно незачем. Если бы бедная Тамара Ильинична знала, каких титанических усилий стоило Бритому сохранять в разговоре с ней это видимое спокойствие, она бы схватилась за голову и помчалась пить успокоительное. Но Бритый оказался на высоте. И приложил максимум старания, чтобы успокоить пожилую женщину. Ему это удалось, но зато сам Бритый, стоило ему отключить трубку, готов был разрыдаться, переломать всю мебель в кабинете и пристрелить кого-нибудь из своих врагов. Все это желательно было сделать одновременно. Но Бритый, которому жизнь с Инной вконец расшатала нервную систему, еще мог держать себя в руках. Поэтому он ограничился тем, что швырнул кусок горного хрусталя об стену и боднул головой металлическую дверцу сейфа.
– Крученый! – заорал он, вылетая из своего кабинета. – Зови ребят! Едем! Кажется, появился след!
Когда Бритый через несколько минут оглянулся из окна своего «Лексуса» на двор офиса, у него отвисла челюсть. Двор буквально кишел молодыми парнями, которые деловито, без спешки, но четко и сноровисто рассаживались по машинам, проверяя на ходу свое оружие. Крученый не так понял слова друга и поднял «под ружье» всех сотрудников фирмы.
– Только двоих! – крикнул Бритый. – И все!
Движение замерло. Наконец большая часть ребят с разочарованными лицами вернулась в офис, остались лишь двое.
– Куда едем? – спросил у Бритого Крученый, запрыгивая к нему в машину.
– На почту, – буркнул Бритый.
Крученый покосился на друга, но свое изумление благоразумно удержал при себе. Если другу нужен эскорт, чтобы отправить или получить посылку, то ради бога. Ради дружбы можно пойти и не на такие жертвы. Впрочем, как оказалось, Бритый вовсе не намерен был лично получать какие-то послания. Его интересовало другое.
– Они тут были! – выскочил он из здания почты уже через несколько минут, как вошел в него. – Юля и Мариша. Рано утром были!
Бритый мог бы этого и не говорить. Потому что Крученый и его ребята уже нашли брошенный с другой стороны почты «Форд», который, судя по номерам, точно принадлежал Марише. Итак, машина была, а Мариши нет. Это наводило на определенные и весьма печальные выводы, которые Крученый пока держал при себе, чтобы еще больше не травмировать своего друга.
– Почтмейстерша их запомнила! – продолжал говорить Бритый. – Они получили заказное письмо. Сразу же его вскрыли. А потом ушли с какими-то двумя мужиками. Но она не знает, что их связывало.
Затем Бритый хищно огляделся по сторонам. И его взгляд задержался на бомже, который безмятежно рылся в мусорном контейнере. Судя по внушительным стопкам картона, аккуратно перетянутым проволокой, бомж трудился тут уже не один час. Вот к нему и направился Бритый, которого по дороге догнал Крученый.
– Ты тут давно возишься? – спросил Бритый у бомжа, с трудом сдерживаясь, чтобы не сморщиться от смрада, который исходил от того.
Бомж оторвался от своей работы и внимательно глянул на Бритого. Потом на Крученого. Потом перевел взгляд на «Лексус», возле которого играли от нечего делать мышцами двое парней Бритого, и в его взоре мелькнул испуг.
– Ну да, – кивнул он. – С утра вожусь. Как проспался после вчерашнего, так сразу принялся за труды. Пока свою денежку на этой макулатуре заработаешь, все семь потов сойдет.
– Видел вот этих двух девушек? – протянул бомжу Бритый фотографию, где были запечатлены Юля с Маришей.
Инны на фотографии не было, потому что именно она и выступала в роли фотографа. Бомж уставился на фотографию и сделал вид, что задумался. Испуг на его лице сменился хитроватым выражением.
– Здоровье у меня уже не то, что раньше, – наконец притворно вздохнул он. – Вот глаза порой и не видят ничего поутру.
– Вот тебе стольник, ответишь на вопрос и иди заливай зенки! – рявкнул Крученый. – А шутки шутить нечего. Не тот случай!
Бомж оценил ситуацию, глянув на исказившееся от злости лицо Крученого, быстро спрятал деньги и решил больше не тянуть волынку. А то и впрямь пристрелят.
– Видел я этих девиц, – сказал он. – Я как раз только на работу вышел. Еще не раскачался толком. По сторонам поглядывал, воздухом утренним дышал, птичек слушал…
– Ты … моржовый, это кончай, типа, лирику разводить! – снова рявкнул на него Крученый, от злости даже употребивший выражения, которых от него никто не слышал уже давно.
– С двумя парнями они из почты выходили, – со всей доступной ему быстротой заговорил бомж. – Потом в машину сели и уехали.
– В какую машину?
– В белую, – почесав затылок, ответил бомж. – С двумя дверцами.
– Иномарка?
– Да нет, – помотал головой мужичок. – Наша. «Восьмерка». И это… того самого… ну…
– Чего «того самого»? Говори ты, а не мычи!
– Грязная такая, – сказал бомж. – И не понять толком, какого точно цвета. Но вроде бы белая. Да, точно. Белая, но очень грязная. Словно бы загородом побывала.
