Франк Тилье - Медовый траур
– Я собирался вызвать спасателей, но… но заметил… что на шее у него трепещет жилка… Его яремная вена пульсировала… Пульсировала, хотя сердце… остановилось… Сначала я предположил, что это еще один странный феномен, еще одно проявление его бессознательного… потом мне пришло в голову другое соображение… Я вспомнил, что некоторые люди рождаются с органами, размещенными не с той стороны… И приложил руку справа… Сердце билось…
Невероятно! Как у той девочки… В моей голове все перемешалось – реальное, воображаемое, воспоминания… А Мальборн, у которого над верхней губой выступил пот, продолжал говорить:
– И тогда я остановил работу… Мы… почти добрались… Были почти у цели… Еще немного – и пробили бы стену комы… Но риск был слишком велик, и я окончательно прекратил сеансы. Я больше никогда с ним не встречался, если не считать того случая, в прошлом году, когда он пришел за своими записями… И когда я понял… Я понял, что преграда рухнула, что теперь он знает… что он скрывает… страшную… тайну… Я почувствовал это… От него исходил смертельный холод… Смертельный… Казалось, это совершенно… другой человек… Я его не узнавал…
У меня стучало в висках. Девочка с сердцем справа… В моей жизни одновременно появились два человека с одинаковой врожденной аномалией. И что? Какой я мог сделать из этого вывод? Совершенно бредовая история! Я тряхнул головой. Пора было заканчивать разговор.
– Сочувствую вашим страданиям, доктор, – прошептал я, – но…
– Это не мои страдания… Это его… Венсан перенес не физическую, как утверждали врачи, но психологическую травму, настолько сильную, что она погрузила его в кому и разрушила память. Все эти люди… лгали ему…
– Мне необходимы подробности, которые помогут двигаться дальше. Венсан говорил, как звали врачей, которые лечили его в больнице? А его опекунов? Имена, названия мест! Прошу вас!
Старик заслонился рукой, словно преграждая путь тягостным воспоминаниям:
– Имена… Разумеется, он их называл! Больше того, он описал все игры, какие были в его комнате, сказал, сколько деталей в каждом из пазлов. Но… неужели вы думаете, что я мог это запомнить? Это было настолько… несущественно! Мне кажется, комиссар, вы не вполне улавливаете…
Он обхватил ладонями бокал, будто оберегая пламя свечи.
– Ваш пациент упоминал когда-нибудь о девочке? Лет десяти или одиннадцати, темноволосая, очень хорошенькая…
– Ни разу.
– А фамилия Тиссеран о чем-то вам говорит?
Доктор с недовольным видом покачал головой. Я стал перечислять имена, написанные на репродукции «Всемирного потопа».
– Нет, нет, нет…
Щелчок диктофона поставил точку, вопросы у меня иссякли. Я положил на стол визитную карточку:
– Вы правы. Видимо, он сумел сам разрушить эту преграду, теперь он знает происхождение своего кошмара и причину потери памяти – потому сегодня и убивает людей… И будет убивать, пока мы его не остановим… Надеюсь, вам удастся еще хоть что-нибудь вспомнить. Звоните мне в любое время, днем и ночью, даже если вспомнится незначительная, как вам покажется, мелочь.
Мальборн внезапно схватил меня за рукав и больше не отпускал:
– Должно быть, все эти люди… они ранили Венсана, когда он был ребенком… Все идет оттуда… От той травмы… незачем рыться в его настоящем… Только в прошлом… Вы называли имена… откуда они, собственно, взялись?
– Из списка. Списка пятидесяти двух намеченных им жертв…
– О господи… Пятьдесят два… Демоны его детства.
Пальцы доктора, обессилев, отцепились в конце концов от моей куртки, и я направился к двери, но тут он в последний раз меня окликнул:
– Постойте! Всего одна подробность, мелкая подробность! Ему вспоминались горы… Из окна своей больничной палаты он видел покрытые снегом вершины гор…
У меня в голове вспыхнуло название.
Гренобль. Город, в котором жили Тиссераны больше двадцати пяти лет назад.
Глава двадцать шестая
Постепенно все начинало проясняться. Убийца пережил необыкновенно сильное эмоциональное потрясение, и это потрясение отняло у него память, но воспоминания застряли где-то в спутанных сетях его бессознательного, и иногда их обрывки выплывали на излучинах ночи зашифрованными образами и криком.
Вот так же кричала и Сюзанна в мокрой от пота постели. Эмоциональное потрясение. Разрушенный мозг. Эта параллель меня смущает… Худший из убийц и моя жена, сломанные по одному образцу. Чудовищный знак судьбы.
Этот Мальборн своими изматывающими сеансами четверть века спустя взорвал все в голове у этого Венсана. Пятнадцать первых лет жизни, пятнадцать лет радостей и горестей, забвения и лжи в долю мгновения вырвались наружу. Плотина разрушена – и теперь Венсан мстит, жестоко и кроваво раздирает зарубцевавшиеся раны своего прошлого. Гипнотизер прав. Этот список имен на репродукции «Потопа» отсылает к его детству.
Чтобы добраться до убийцы, необходимо идти к истокам. Вернуться на двадцать пять лет назад. Туда, где все началось… Гренобль… Леклерк отпустил меня в столицу Альп и предоставил там полную свободу действий.
Мне необходимо было пройти по городу, ощупать ногами его улицы, побывать в региональной больнице, потом – в психиатрической клинике Тиссеранов.
Я хотел своими глазами увидеть палату, где он лежал в коме, поговорить с врачами, работавшими в то время. Дополнить имя Венсана его фамилией.
…И увидеть лица людей из списка. Пятьдесят два человека. Венсан заново проживал свое детство. Ключ находился там.
Дорога предстояла долгая, и, вернувшись домой, я сразу стал собираться. Рубашки, белье, туалетные принадлежности…
Я горел от возбуждения и жгучей ненависти к незнакомцу, которого преследовал, к человеку, отыскавшему способ отомстить за украденные у него годы жизни, встав на путь убийства.
– Куда это ты намылился, дядя? В отпуск?
Вилли, с его вечным чинариком во рту, плюхнулся в мое кресло. Он так и не переоделся, на нем была все та же пижама в дурацкий голубой горошек на черном фоне.
– Ты очень вовремя, – ответил я, запихивая в сумку печенье, три банана и таблетки хлорохина. – Я сейчас дам тебе номер телефона коллеги и номер своего мобильника. Если увидишь девчонку, тут же звони нам. А потом постарайся удержать ее до тех пор, пока не приедет мой напарник.
Вилли почмокал толстыми губами:
– Еще чего! Я из-за этого могу влипнуть по-крупному! А если она заорет? Я, знаешь ли, мирный человек!
– Ладно, тогда хотя бы выследи ее. Мне надо знать, где она живет. Я могу на тебя рассчитывать? Это очень важно.
Растаман потряс головой, косички запрыгали.
– Сам понимаешь, я с тобой, дядя. Моя бабушка очень тебя любила. И я тоже люблю…
– Перестань, а то разревусь…
Он показал безупречные зубы.
– Когда вернешься-то?
– Скорее всего, завтра вечером, самое позднее – послезавтра…
Я спустился в подвал, положил сумку в багажник, снова поднялся на третий этаж, сварил очень крепкий кофе и перелил его в термос.
Вытолкав Вилли за дверь – он милый, этот Вилли, но долго с ним быть утомительно – и закрыв ее, я порадовался большой победе над собой: руки у меня дрожали меньше и, по крайней мере прямо сейчас, не хотелось закинуться таблетками. Не значит ли это, что мне стало лучше?
Прямое, как стрела, шоссе А6. Сверху звезды, снизу асфальт. По радио поют RHCP[26], тихонько вторя моим неотвязным мыслям, всем этим кровавым кадрам, картинам, рисункам. Расследование стремительно и безудержно, словно дикий плющ, разрасталось во мне, оттесняло слабого человека и неустанно взывало к полицейскому, обходившемуся без всяких таблеток и жаждавшему только гемоглобина…
Но тот, кто отступил в тень, все еще думал о своем изрезанном ножом ясене. Видел перед собой бело-голубые глаза Мальборна, видел, как его пересохшие губы шепчут поднявшиеся со дна мучительные фразы.
Венсан… Венсан с его носовыми кровотечениями из-за психологической травмы… С его стигматами… И сердце с правой стороны, как у девочки… Такая редкость.
Ты все время думаешь о других. А о нас ты думаешь? О своей дочери? Ты знаешь, как она страдает без тебя в этой вечной тьме?
Я сделал радио погромче, открыл оба задних окна. Воздух с паровозным ревом ворвался в салон. Голоса ненадолго затихли, потом внезапно вернулись. Единственный способ их вытерпеть – отвечать им, ничего другого мне не оставалось.
Четыре часа я мчался по шоссе, предавался черным мыслям, сгибался под грузом упреков, слушал звучавшие у меня в голове смех и пение. Моя одежда пропиталась потом и табачным дымом, в салоне застоялся запах остывшего кофе. Несколько раз я в рассеянности съезжал на полосу для аварийной остановки, но, к счастью, неровности дороги всякий раз заставляли меня встряхнуться и тем самым спасали. Наконец, за полсотни километров до Лиона, показалась площадка для отдыха. Я включил указатель поворота…
