Смерть в прямом эфире - Найо Марш
Джейни видела, как на другой стороне веранды белела, поблескивая, его наволочка, и слышала вдалеке тихое посапывание Джеральда. Как тепло и спокойно! Внизу на равнине мальчики постарше Джеральда начали запускать хлопушки и фейерверки. Она была ужасно счастлива и взволнована, и все же где-то в ее сердце таился маленький комочек меланхолии, который сам по себе не был ей так уж неприятен. Джейни приподнялась и увидела в городе огни. Во всех этих домах по всему Крайстчерчу дети развешивали свои чулки и старались поскорее уснуть, чтобы Дед Мороз к ним пришел. Как и они с Джеральдом. (Только Джеральд в него не верил.) А позади этих огней Джейни могла различить горы, очень тусклые синие горы, где, возможно, сейчас находился Дед Мороз и запрягал своих оленей под светом мигающих звезд. (Но если лишь предположить, что Джеральд прав…)
Она лизнула кончик карандаша и стала задумчиво смотреть на чистый лист блокнота, подставляя его под свет из окна гостиной. В левом углу красовалась реклама виски, напечатанная совсем мелким шрифтом, а в остальном бумага была завораживающе гладкой и чистой. Джейни начала: «Я пишу в этот блокнот, потому что думаю, что было бы здорово прочитать, о чем я думала, когда была маленькой, когда стану большой». Предложение ей почему-то не понравилось, и она остановилась. И тут через овраг до нее донеслись звуки музыки. Где-то… где-то далеко-далеко запели рождественскую песню:
«Под Рождество был ангелов глас
Пастухам, спящим в поле,
И знак для их глаз…»
В гостиной зашуршал газетой отец, а мать что-то пробормотала.
«Рождество, Рождество, Рождество, Рождество!
Израиль, Царь рожден здесь твой!»
Джейни больше не могла сдерживать поток нахлынувших эмоций, вызванных этой музыкой. Она тихо позвала:
– Мамочка! – И ее голосок утонул в теплом воздухе ночи.
Из открытого окна донесся голос ее отца:
– Разве ты еще не спишь?
– Что такое, Джейни? – спросила ее мать.
– Вы слышали пение?
– Опять они там расшумелись, – проворчал отец.
Мать ответила:
– Это славильщики на Дайерс-Пасс-роуд. Засыпай скорей, дорогая. Дед Мороз не придет, пока ты не уснешь.
Джейни пару раз хотела было спросить у мамы, почему Джеральд не верит в Деда Мороза, но что-то ее останавливало. Мама никогда бы не стала говорить о том, чего не существует. Джейни записала в блокнот: «Воздух полон духом Рождества, и я ужасно хочу быть хорошей девочкой ради мамы. Не могу как следует описать, что я чувствую».
– Мамочка! – позвала она. – Пожалуйста, можно я задам один вопрос?
– Можно, но только один.
– Что там было в рождественских открытках, что мы отправили в Англию?
– Осанна в вышних Богу, и на земле мир, и в людях благоволение.
Джейни задумалась.
– Так Дед Мороз говорит? – спросила она.
– Если сейчас же не уснешь, то не будет никакого Деда Мороза, – вмешался отец.
– Так говорит Бог, – ответила мать.
Бог тоже был одним из тех, о ком много говорили, но кого никогда не видели, подумала Джейни. Бог, феи и Дед Мороз. Она написала на следующей странице: «Осанна в вышних Богу, и на земле мир, и в людях благоволение» – и, дотронувшись напоследок до чулка, укрылась одеялом.
Джейни не спала. Она лежала совершенно неподвижно, думая лишь о том, что она вдруг пробудилась от очень глубокого сна. В гостиной было темно. Должно быть, уже очень поздно. Потом ей почудилось, что на веранде кто-то ходит, и она услышала приглушенный шелест бумаги, от которого у нее громко забилось сердце. Шуршание и треск продолжились, и, подняв голову, Джейни увидела фигуру в большом черном плаще, которая неуклюже суетилась возле кровати Джеральда. Значит, это правда! Правда, что он приходит среди ночи, раз в год, на Рождество. Правда, что он носит за плечом мешок, полный подарков… Да, это его приятные глазу очертания показались в свете луны. Наволочка Джеральда теперь тоже была полна и тяжело свисала с гвоздика. Джейни отчетливо разглядела биту для крикета – ее рукоять торчала наружу. Повсюду был лунный свет. Он залил веранду, превратив все вокруг в сказку. Казалось, что капустное дерево растет над ее кроватью, настолько сильным был его аромат в ту ночь.
Вот по серебристому полу скользнула крупная тень, и все существо Джейн затрепетало от восторга настолько сильного, что было практически невозможно дальше лежать с закрытыми глазами. Джейни приоткрыла дрожащие веки и увидела чуть поодаль чулок и чью-то большую-большую руку, оставившую в нем пухлый сверток. В теплом воздухе витал знакомый запах, уже не цветов, а чего-то домашнего.
Чулок был почти полон. В следующий миг он уйдет. Из всех детей – сотен и тысяч по всему миру – ни один не поблагодарил его за подарки и не обнял. Стоит ли ей тоже лежать не шевелясь, или же… Ее сердце снова забилось громче, чем когда-либо. Стоит ли ей дать ему улизнуть, быть может, с мыслью о том, что она, как и Джеральд, в него не верит?
Рука потянулась к изголовью кровати, и на гвозде повис нелепо вздувшийся чулок. Фигура выдохнула и отвернулась. Голос Джейни был уже готов, слова вертелись на кончике языка, и все же она не решалась заговорить. Решится ли она вообще? Вот фигура шагнула на ступеньку. Еще мгновение – и будет слишком поздно.
– Дедушка Мороз! Я не сплю!
Каким же все-таки жалким был ее голосок. Последовала долгая пауза, и наконец фигура буркнула шепотом:
– Маленьким девочкам пора спать.
– Я не могла уснуть, Дедушка Мороз.
– И что же, дитя?
– Я ужасно рада… – Джейни собиралась было сказать: «Я ужасно рада, что ты настоящий», – но, чудом догадавшись, что ее сомнения могли бы задеть его чувства, она тактично исправилась: – Я ужасно рада, что ты пришел.
Дед Мороз оказался необычайно застенчивым и начал бормотать о том, что ему пора.
– Есть в Данидине один жадный мальчишка… Если я не потороплюсь, то не успею до рассвета…
Он уже спустился по лестнице, когда Джейни вдруг пронеслась по залитому лунным светом полу и вцепилась в край его одежды. Он слишком поздно попытался освободиться, и плащ упал на пол, оказавшись школьной скатертью.
– Ах, Джейни… Джейни, прости меня.
Маленькая фигурка в прямой белой ночной рубашке замерла на месте, не сводя с него глаз. Воцарилось долгое молчание.
– Джеральд был прав, – прошептала Джейни. – Все это лишь
