Совок 13 - Вадим Агарев
Не обнаружив искомого, старший лейтенант по борьбе с неправильными детями резво подхватила со стола обыкновенную пэпээсную планшетку, с которой она сюда явилась. И принялась рыться в ней. Там и обнаружился нужный документ, удостоверяющий её личность.
В моё время, ни одна бы милицейская женщина не вышла на улицу с этим кавалерийским артефактом. Даже под угрозой физического воздействия или выговора. Просто побрезговала бы и такого позора не перенесла. А здесь это чем-то предосудительным не кажется. Потому как и в сортирах этой же самой школы, без всякого сомнения, вместо туалетной бумаги висят на гвоздике специально нарезанные по размеру стопки газет. Да что школа! В райкомах и райисполкомах та же самая картина. И только у товарищей из обкомовской верхушки, обладающих индивидуальным ключом от отдельной кабинки общего туалета на этаже, есть возможность вытереть задницу специальной бумагой. И даже за казённый счет.
— Не бойтесь, верну! — я решительно вырвал из пальцев Раисы удостоверение, — Мне в эту пятницу, кстати, тоже старшего присвоят! Досрочно!! В лейтенантах я всего год проходил! — горделиво, как пацан, отрастивший взрослых размеров писюн, похвастался я, — Еще и орден Красной Звезды вручат!
Выдав эту сногсшибательную информацию, я продолжил заносить в блокнот данные о должности и звании старлейки. Потом и с особым тщанием я переписал номер ксивы, и все указанные в ней даты.
Возвращая документ хозяйке, отметил, что даже немного придя в себя, веселее она ничуть не стала. Впрочем и неудивительно. Знаю по себе, когда у тебя из рук забрали служебное удостоверение, да еще так скрупулёзно переписали из него все данные вплоть до личного номера, на душе сразу же становится тревожно. Даже в том случае, если в городе не свирепствует комиссия из Москвы.
— Про орден вы, наверное, шутите? — попыталась улыбнуться Раиса, робко подняв на меня заинтригованные глаза.
Даже в этой ситуации, кошачье женское любопытство пересилило страх. На такое везение я не рассчитывал. Даже спиной я слышал, как в звенящей тишине класса вибрируют родительские уши. Косить глаза на Корытину и на директора необходимости не было. Я точно знал, что ни одного из произнесённых мною слов, они не пропустили и последующих тоже не пропустят.
— Такими вещами не шутят, инспектор! — моментально став официально строгим, одёрнул я старшего лейтенанта Титаренко, — Если бы москвичи не поторопились со своим приездом, я бы успел всю преступную сеть по реализации левой водки вскрыть! Всех этих карапетянов с их виноводочными отделами! И тогда бы в пять раз больше обвинений по расстрельной статье было предъявлено! И не «Звезду» бы я тогда получил, а «Знамя»!
По сдавленному бабьему вздоху, донёсшемуся из-за спины до моих локаторов, я удостоверился, что языком молол не зря. Жаль, глаз у меня нет на затылке и потому не ясно, кто этот вздох испустил. Мой богатый опыт ненавязчиво подсказывал, что необязательно это была Виолетта. Иногда и очень важные мужчины, намного солиднее Арташеса Вагановича, при определённых обстоятельствах так же стонут по-бабьи. И получается у них это не намного хуже, чем у слабых, и хрупких женщин. Стоит им услышать о каменной стенке, обитой деревом и войлоком, и о пузырьке зелёнки для дезинфекции лба, как начинают они тонко скулить. А в большинстве случаев еще и писаться. Но, если представить себя на их месте, то осуждать этих граждан за их временную слабость было бы трудно. Одно дело, если умереть на кураже и с оружием в руках, и совсем другое, когда тебя какие-то мясники на зарплате ведут на убой!
— А про вас, гражданка Корытина, я и так всё знаю! — без стеснения заверил я лизину классуху. Пусть теперь эта сука с лошадиной мордой, после этих моих слов пару ночей не поспит. Ей это будет только на пользу. Совесть у неё вряд ли из летаргии выйдет, но страх её животворящий, глядишь, на что-нибудь и сгодится.
Производители лизаветиных одноклассников продолжали добросовестно безмолвствовать. По всему было похоже, они надеялись, что это еще не конец армянской драмы. Которую супружеская пара Карапетянов, уверенно и не совсем благозвучно восприняла, как трагедию. Уже основательно позабыв про небесную синеву яиц Артурчика. И неудивительно, потому что, когда свинью начинают опаливать, про поросят она уже не вспоминает.
Против народной мудрости я ничего не имею, но то, что вектор тревог у Карапетянов сменился слишком радикально, мне не понравилось. Во всём должна присутствовать разумная соразмерность и гармония.
— Товарищи родители! Коллеги! — я снова стоял лицом к классу и снова вещал с прежней громкостью.
Стол с сидящей за ним троицей был у меня не просто за спиной, а я на нём полусидел. Хамство было умышленным и преднамеренным. Я бы даже сказал, вынужденным. Затратив немалые усилия на подавление воли школьных и околошкольных сатрапов, теперь ни в коем случае, нельзя позволить им расслабиться. Пусть лучше со страхом или ненавистью изучают ментовскую жопу, а не приходят в себя и не собираются с мыслями. Мне это сейчас совсем ни к чему. И посовещаться они не смогут. Поскольку в непосредственной близости у них перед носом не только моя задница, но и мои уши. Совсем неподалёку от жопы. Так что не посмеют они шептаться. Даже тихо и доверительно.
— Я тут вот, что подумал, товарищи… Раз уж так стихийно всё получилось и мне пришлось поделиться с вами оперативно-следственной информацией, то, может быть, всё же имеет смысл вернуться к первопричине классного конфликта? — я изобразил всем своим видом неуверенность и раздумья.
— С этими персонажами, — я небрежно ткнул большим пальцем себе за спину, — С ними мы разберёмся чуть позже. Я думаю, что гражданин Карапетян скоро кабинет своего магазина сменит на более тихое и изолированное место. И еще я думаю, что директор школы, оставшись без продуктовых подарков, его сыну перестанет протежировать!
Оторвав седалище от стола, я повернулся лицом к сидящим за ним специалистам. Самым достойным в воспитании советских детей и нового поколения строителей коммунизма. С младых ногтей и