Оберег от порочной любви - Соболева Лариса Павловна
– Да... – протянула она.
Внезапно зарыдала, да как! Голосила, словно у гроба покойника. Неадекватность налицо! Элла подскочила, взяла ее за плечи, Глеб, кажется, растерялся и сидел, потупившись, сведя брови к переносице. Во всяком случае, не знал, что делать при истериках, тем временем Наташка в паузах между рыданиями, выплескивала:
– Не могу-у-у... Не проси! Глеб, я очень виновата, но не могу!.. Мы все дерьмо! Не ты, не ты... Мы! Прости... И не проси рассказать... это невозможно... Уезжай, умоляю тебя, уезжай. Мне станет легче, когда буду знать, что тебя не тронут. Послушайся меня...
В таком духе полчаса, пока не выбилась из сил. Элла увела ее в домик, долго находилась с Натальей, потом вышла на террасу:
– Она уснула, я дала ей снотворного и сделала массаж. Что скажешь?
– Ничего.
– Как – ничего? – Элла села напротив.
– Я же не врач. Завра посмотрим, что делать.
– Кажется, тебе тоже нужен массаж.
Элла стала за его спиной, прикоснулась пальцами к шее, снимая напряжение. У нее волшебные руки.
И утром не поворачивался язык, но когда-то же надо сказать. Брасов тянул за завтраком, трапеза закончилась, пора.
– Тори, я должен сообщить тебе о неприятностях. Вчера не смог, не хотел расстраивать.
– А в чем дело? – насторожилась она.
– Видишь ли, ты знаешь, как любит гонять Роб... Лихач, черт возьми.
– Напротив, он очень осторожный, дорожит собой. А что? С ним, да?..
– М... да. Он разбился. (Тори вздрогнула, ахнула.) Прости, я не хотел причинить тебе боль. Ты ведь все равно узнаешь.
– Как сильно он разбился?
– Дела плохи. Очень плохи. В общем... насмерть.
– О боже! – Тори мяла пальцы, глядя на поверхность стола. Когда Брасов положил руку ей на плечо, она погладила. – Ничего, ничего... Странно, как о чужом человеке узнала. Это правда. И грустно, потому что он давно чужой. На какой день назначили?..
– На послезавтра, должны приехать родственники. Тори, обязан предупредить тебя: отец его с матерью злы на тебя. Отец меня отчитал, мол, поступил я подло.
– Злились бы лучше на него, когда Роб жил, как свинья. А что они мне и тебе сделают? Не подпустят к гробу? Уедем вместе с детьми. Ладно, Юра, иди, тебе пора. Я тебе благодарна за то, что вчера не узнала, у нас был замечательный вечер. Иди.
Успокоившись, Брасов поехал на работу. Червячок точил, но где выход? Роберт Брасова списал бы без всяческих сомнений и ощущения вины, просто друг Юрка опередил его, следовательно, червяка из себя надо выбросить. Такова жизнь, кто сильнее и быстрее, тот и прав.
В то же время Тори металась из угла в угол, ее мысли заняла вчерашняя старуха. «Твой муж умер», – как страшно воспринимаются сегодня ее слова! А вчера Тори не придала им значения. Стало быть, бабка знала?! Откуда? Кто она? И почему появилась?
«Я хочу, чтоб ты умерла. И ты умрешь. Скоро». Это еще страшнее, а главное, сегодня Тори поверила ей. А поверила потому, что умеет связывать одно с другим, поэтому она внезапно остановилась, похолодев.
– Бандероли! Вот, оказывается, что они означают.
Ей приготовили смерть. Сама мысль об этом убийственна, только от нее можно свихнуться или скончаться на месте. Умереть? Сейчас? Когда Тори ощутила вкус к жизни, когда ее любят и ей хорошо?
Как же это произойдет? И где? Кто это сделает? Кто ее приговорил? Итак, бандероли расшифрованы, они пришли от Женьки, вернее, якобы от нее. Получается, Женька приведет приговор в исполнение? Но этого не может быть!
– Тихо, тихо... – Тори присела на подлокотник дивана, сложила ладони, уперла кончики пальцев в низ подбородка. Так проще сосредоточиться, собрать хаотичные мысли. – Лешка погиб. Роберт погиб. А меня подготавливали, присылая бандероли, вчера карга... Да, да, да. Я же сразу что-то почувствовала, получив коробку, какой-то заговор... Может, Лешке с Робом тоже присылали «подарки», а они молчали? Спокойно, спокойно. Их нет, а я есть. И я буду. Найти бы концы... Найду.
Мигом Тори переоделась, жутко суетясь. Жаль, очень жаль, что она не восстановила цепочку продавцов и покупателей сразу же, хотя что это даст? Мало ли кто въезжал в квартиру. Глупо, не там следует искать, но Тори не откажешь в упрямстве. Вдруг выяснится что-нибудь полезное?
Наталья вскочила рано: не спалось, а если удавалось, получалось ужасно. Уйти, не попрощавшись, нехорошо, она курила на террасе и ждала пробуждения Глеба с Эллой. Вела себя она вчера... Что о ней подумали? Неважно, главное, чтоб Глеб уехал отсюда, хоть одно стоящее дело сделает Наталья за всю свою жизнь, обедненную однообразием.
Появилась Элла в коротенькой маечке и трусиках – чертовски хороша. Увидев Наталью, смутилась:
– Извини, я забыла, что у нас гостья, пойду оденусь.
– Оставь. Из-за меня не стоит одеваться, все мы из одного и того же теста сделаны. (Все да не все, например, Элла из более качественного теста.) Тебе не холодно?
– Люблю холод. Но сегодня тепло, и вчера было. Только опять пасмурно. Как думаешь, будет дождь?
– Нет.
Когда не о чем говорить, говорят о погоде-природе. Наталья чувствовала себя неловко перед Эллой, ставшей свидетельницей истерики, но выручил Глеб:
– Доброе утро, девушки.
– Мне пора, – поднялась Наталья.
– Без завтрака не отпустим, потом я отвезу тебя, – возразил Глеб.
– Не надо отвозить, береги время, – запротестовала Наталья, причем с учительской категоричностью. – Такси вызови, днем за клиентами они сюда приезжают и порожняком.
– Как скажешь. Но я оплачу, и не возражать.
Завтрак прошел в натянутой атмосфере, фактически в молчании. Вчерашнюю тему не затронули, но от этого Наталье проще не стало, нервозность не исчезла, что было явственно видно в мелочах. У нее то кусок упадет на пол, то нечаянно заденет стакан и разобьет, то впадает в задумчивость. Она мечтала побыстрее уехать отсюда и одновременно страшилась возвращаться в город, где за каждым деревом и углом чудились убийцы. А про школу вообще забыла.
Когда подъехало такси, Наталья попросила Глеба проводить ее, не хотела при Элле напоминать о вчерашнем совете, если так можно выразиться. Идя по дорожке к ограде, она зачастила полушепотом:
– Глеб, ты помнишь, о чем я говорила? Не думай, что я напилась и молола белиберду, а сегодня ничего не помню. Я не сошла с ума, здоровьем меня Бог не обделил. Пожалуйста, послушайся и уезжай подальше.
– Но я так и не понял почему.
– А ты просто поверь на слово. (Он открыл дверцу такси, Наталья села, но не дала ему захлопнуть.) Глеб, поверь. Пообещай, что уедешь. Ты уедешь?
– Наверное, раз ты настаиваешь.
– Перед смертью Лешка часто повторял: «Мы забыли одно правило, состоящее из слова «нельзя». Ты забудешь, что когда-то переступил через него, а правило всегда найдет момент, чтоб долбануть».
– Что он имел в виду?
Не взглянув на него, Наталья ответила требованием:
– Уезжай. – И захлопнула дверцу. – Поехали.
Глеб вернулся на террасу, закурил, наблюдая, как Элла моет посуду в эмалированном тазу. Условия на даче далеко не царские.
– По-моему, Наталья в пограничном состоянии, когда попросту сходят с ума, – заметила Элла.
– И мне так кажется.
– Но она приехала тебя спасти.
– От кого? – фыркнул Глеб.
22
Какой дурак подпирает спинами стены у дверей кабинетов чинуш? Только не Тори. Не хочешь получить отказ от букашки, не иди напрямую, а воспользуйся связями – таков принцип. Без очереди (по звонку) попав в кабинет Федеральной регистрационной службы, где занимаются сделками купли-продажи, Тори озадачила просьбой милую барышню.
– Понимаете, – мялась та, – у нас только за последние лет десять внесены сведения в компьютеры. Если помните, они не так давно вошли в нашу жизнь.
– Простите, кто вошел?
– Компьютеры.
Тори мастерица производить впечатление гранд-дамы, подлетевшей на лайнере (не меньше) к порогу вшивой регистрационной службы провинциального захолустья за мелочовкой, на которую она не желала бы потратить и двух минут. Слегка улыбнувшись барышне, наверняка вчерашней студентке, потому без опыта общения с людьми на сто голов выше нее, Тори мягко спросила: