Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Тодхантер Стаут
Хелен Лугос на сей раз не только не опоздала, но и пришла на десять минут раньше назначенного времени, и ей снова пришлось довольствоваться общением с простым помощником, пока Вулф не спустился из оранжереи. Она поинтересовалась, чем вызвана такая срочность, из-за которой ей пришлось отказаться от планов на уик-энд, но я объяснил, что только выполнил приказ.
Вулф вошел, пожелал доброго утра сначала мне, а потом ей, поставил в вазу свежесрезанные орхидеи так, чтобы ими было удобно любоваться, повернул кресло в сторону Хелен Лугос и сел.
– Благодарить вас за то, что пришли, я не стану, – сказал он. – Я вообще не настроен благодарить вас за что-либо. У меня есть основания полагать, что вы скрыли от меня весьма важные сведения. Более того, я считаю, что вы мне солгали. И не пытайтесь отпираться. Говорю вам только для того, чтобы вы знали, чего ожидать от нашего разговора. Я постараюсь подкрепить свои слова достаточно вескими аргументами. А что будете делать вы?
Она будет смотреть на него во все глаза. Именно это она и делала.
– Я знаю, что мне следовало бы сделать, – медленно произнесла она. – Встать и уйти. Это было бы лучше всего.
– Но вы не ушли. И не уйдете, насколько я понимаю, потому что вас разобрало любопытство. Вот что отличает нас от других животных – мы непременно пытаемся разобраться и найти всему причину. Вполне возможно, что к концу разговора вы поймете, что допустили одну ошибку или даже две. Например, девятнадцать дней назад, вечером в понедельник. Я спросил вас, не считаете ли вы вероятным, что человек, подложивший бомбу, находится сейчас здесь, в этой комнате, а вы ответили, что ровным счетом ничего не знаете. «Абсолютно ничего» – так вы сказали. А двенадцать дней назад, опять же в понедельник, в беседе с мистером Гудвином с глазу на глаз вы снова ответили так же, когда он повторил этот вопрос. Я попытаю счастья еще раз. Как бы вы ответили на этот вопрос сейчас?
– Господи! – Она всплеснула руками. – Ну сколько раз вам повторять…
– Ваш ответ?
– Тот же самый!
Вулф кивнул:
– Вам следует знать, мисс Лугос, что наш разговор записывается на магнитофон. Он установлен в стенном шкафу на кухне, чтобы можно было заменить ленту, когда понадобится. Помимо ответа на этот вопрос, меня больше всего интересуют ваши отношения с Кеннетом Меером. Все, что вы мне скажете, будет многократно проверено и перепроверено. Итак?
– Полиция уже все это проверяла, – сварливо ответила Хелен Лугос; ее подбородок вздернулся, а на шее едва заметно подергивалась жилка. – Мы не… Мы связаны только по нашей работе, поскольку работаем вместе. В личном плане мы не… мы не состоим в близких отношениях.
– Хотя ему бы этого хотелось?
– Он думает, что… да.
– Вы читаете книги?
Она повела себя так же, как и все остальные, когда ни с того ни с сего слышат неожиданный и совершенно бессмысленный вопрос. Ее глаза расширились, а рот приоткрылся. Это продолжалось секунды две, словно Вулф спросил, ест ли она кошек. Потом Хелен Лугос сказала:
– Э-э-э… да. Я читаю книги.
– А художественную литературу любите?
– Я читаю достаточно много.
– Тогда вы должны были заметить, что многие крупные писатели, как, впрочем, и менее искушенные авторы, очень точно, хотя порой и интуитивно описывают человеческие характеры. Довольно часто в романах встречаются два персонажа, питающие друг к другу скрытую симпатию, но на людях проявляющие враждебность. А вот обратного не бывает. Нет такого, чтобы две враждебно настроенные друг к другу личности прилюдно делали вид, что обожают друг друга. Писатели знают, что этого делать нельзя. Знаю и я. Я знаю, что не смогу выяснить степень вашей близости с мистером Меером, задавая вопросы в лоб и следя за тем, как меняется ваше выражение. Я даже пытаться не стану. Я понимаю, что бесполезно вообще спрашивать вас о чем-либо, но мне очень хотелось бы задать вам один конкретный вопрос – больше ради того, что этот вопрос скажет вам, чем ради того, что услышу в ответ я сам. У мистера Гудвина имеется подробнейший отчет обо всем, что вы делали и где были во вторник, двадцатого мая. Меня же интересует одна подробность, случившаяся накануне, в понедельник, девятнадцатого мая. Днем, сразу после ланча, мистер Меер находился у вас в приемной. Наедине с вами. О чем вы разговаривали? О чем шла речь?
Не могу сказать, что случившееся после этого доставило мне удовольствие, но я не пожалел о том, что присутствовал. Многократно, может быть добрую сотню раз, я наблюдал, как Вулф внезапно обрывает разговор и, не прощаясь, просто поворачивается к людям спиной и уходит. Вот почему мне было любопытно понаблюдать за тем, как один-единственный раз Вулф сам оказался в роли человека, к которому повернулись спиной. Хелен Лугос не стала злобно фыркать, кричать или размахивать руками – она просто встала и ушла. Должен признать, что Вулф тоже не брызгал слюной и не размахивал руками, а просто сидел и провожал ее взглядом. А я молча смотрел ей вслед, после чего встал, прошел в прихожую и удостоверился, что она не забыла закрыть входную дверь. Когда я вернулся в кабинет, Вулф уже полез в ящик за открывашкой – значит успел позвонить, чтобы Фриц принес пива.
– Повторите мне еще разок, что я разбираюсь в женщинах лучше, чем вы, – попросил я. – У меня прибавится уверенности. Только не просите, чтобы я это доказал. Пару недель назад я сказал, что она что-то скрывает. Я сказал также, что бомбу она не подкладывала, но теперь я уже не столь уверен. Неужели вы сделали такой вывод из слов Коупса?
– Черт бы побрал этого Коупса! – прорычал Вулф. – А ведь за уик-энд ни от Фреда, ни от Сола мы не узнаем ничего нового.
Он приподнял верхнюю бумажку из стопки почты. Это был чек от миссис Оделл на шестьдесят пять тысяч долларов.
Глава 17
Кеннет Меер тоже пришел раньше. Еще не было трех, когда в дверь позвонили и я пошел открывать. Сквозь одностороннее стекло я увидел
