Шам - Виталий Фёдоров
– …лилляхи раббиль «алямин. Аррахмаанир-рахим. Маалики яумиддин. Иййякя на'бyдy ва ийякя наста'ыйн…
Так вот, насчёт проблем. Если вкратце, то на сто процентов сработали поговорки «Сила солому ломит» и «Порядок бьёт класс». Что там ещё… а, да – «Против лома нет приёма». Разбросанные на триста километров с севера на юг джамааты и катибы, долгое время успешно кошмарившие тяжеловооружённого противника, одна за другой попадали в окружение, наматывались на гусеницы, истреблялись артиллерией и авиацией, вытеснялись на минные поля или просто героически гибли при очередной атаке на неизмеримо превосходящего по силам врага.
– Аллаху Акбар!
«Сколько веревочка не вейся…», вот ещё хорошая поговорка. Впрочем, конкретно их роте грех жаловаться – три дня назад, в сумасшедшей ночной атаке во время песчаной бури, «русский джамаат» прорвал линию иракских блокпостов, вытянувшуюся вдоль трассы №47, потеряв при этом всего одиннадцать человек из имевшихся по списку пятидесяти трёх. На фоне арабов и пакистанцев, в ротах которых осталось по дюжине бойцов – несомненный успех.
– Самигаллаху-лимян-хамидах…
У «французов», правда, чуть было не получилось ещё лучше, чем у «русских». Их амир (тот самый, похожий на косящего под Че Гевару Варламова), неожиданно оказался толковым командиром, не хуже Аслана. Ну, собственно, если подумать, то удивительного мало – дурака на должность ротного не пропустил бы Эшреф, возглавляющий штаб батальона. Правда, раньше Марат как-то над этим не задумывался, зубоскаля над беретом и шевелюрой «Абу Одувана» вместе со всеми. Как выяснилось – зря.
– …ашхадy алля илляха илляллах. Ва ашхадy анна Мухаммадан. Габдyху уа расyлюх…
Приказ на отход требовал от их катибы прорываться на юго-запад, в пустыню на левом берегу Евфрата. «Французский джамаат» на момент получения приказа находился дальше всех к северо-востоку, в мешанине полей, деревень и арыков долины Тигра, и его шансы Марат, уже две недели как будучи командиром взвода и общую обстановку себе более-менее представляя, оценивал как околонулевые. Штаб, наверняка, тоже. Но патлатый француз Исса всех переиграл. Почти.
Командир состоявшего на три четверти из чёрных, как гуталин, уроженцев Западной Африки джамаата и прежде не раз использовал для акций французскую форму и эмблемы, причём успешно, но на этот раз он превзошёл сам себя. Колонна намародёренных где-то грузовиков со свеженамалёванными триколорами на дверцах успешно проделала бо́льшую часть пути, сопровождаемая радостным маханием руками на иракских блокпостах – как же, «союзники едут, будут за нас воевать!». Ещё немного, и… но не повезло, маша'Ллах.118 На предпоследнем блокпосту внезапно оказался неведомо как туда занесённый броневик со спецназовцами из настоящего французского контингента, за пару секунд раскусившими, с какими именно земляками они имеют дело.
Наверное, правильным ходом со стороны французов было бы спокойно пропустить колонну дальше и тихо вызвать авиацию, но вместо этого спецназовцы без лишней рефлексии в упор долбанули по соотечественникам из «крупняка». Возможно, решили, что джихадисты поняли, что те поняли, что… что-то типа того, в общем. Как бы там ни было, в итоге выжившим после уничтожения французов и обитавших на блокпосту иракцев трём дюжинам подчинённых Иссы пришлось плотно трамбоваться в единственный оставшийся на ходу грузовик и, положившись на волю Аллаха, прорываться дальше. Спасло их то (ну, помимо воли Аллаха), что впереди оставался один единственный блокпост, и квартировавшие там шиитские ополченцы при звуках боя поблизости попросту сбежали в пустыню, от греха подальше, здраво рассудив, что кто бы не прорывался по трассе, ему будет не до беготни по пескам за дезертирами.
– Ассаляму галейкум уа рахматуллах…
Марат покосился налево – Исса, мертвенно бледный и поддерживаемый с обеих сторон здоровенными неграми, прилежно пытался совершать намаз. Получалось не очень, но, учитывая оторванную крупнокалиберной пулей по локоть левую руку, парижанина можно было простить. По-хорошему, дали бы уж отдохнуть человеку – заслужил ведь.
– Табаракта йа за-ль-джаляли ва-ль-икрам!
Наконец-то, мысленно вздохнул Валеев. Боевой дух боевым духом, но лично он бы сейчас с куда большим удовольствием прилёг кемарну́ть на часок-другой. Не железный, всё-таки, и лет уже далеко не двадцать.
Завершив намаз, комбат повернулся к строю и, без лишних прелюдий, двинул энергичную и короткую, по местным меркам, речь. Разумеется, на арабском, так что Валеев, уровень владения языком за прошедшее время подтянувший не слишком (как-то не до того было, знаете ли), почти ничего не понял. Впрочем, общую идею он себе представлял и так (явно же не для отправки в отпуск их на запад перебрасывают), а «Дэйр-эз-Зор» и «Руси» сказали остальное. Марат ещё раз вздохнул и сплюнул на песок. Субхан’Ллах,119 млять.
* * *– Ух! А-а-а…
Вода была не такой уж и холодной, на самом деле, но вот сильный, не прекращающийся ни на секунду ветер выстуживал мокрое тело мгновенно, так что желающих затягивать мытьё под тремя торчащими из кубического пластмассового бака шлангами не нашлось. Собственно, далеко не всех хватило даже на водные процедуры в принципе, но тут уж Антон не дал себе слабину – бытовой дискомфорт ещё не повод становиться чухано́м.
Приняв душ, Шарьин не поленился найти свободный тазик и устроить ещё и большую стирку. Выезд завтра рано утром, но на таком ветру должно высохнуть, а вот будет ли время и возможность стираться по дороге на Дейр-эз-Зор – вопрос…
Большой завод встретил их неприветливо – суета, шум, носящиеся взад-вперёд машины, поднимающие тучи пыли, малосъедобный ужин в переполненной столовой. Нехватка палаток на всех прибывших и необходимость ночевать под открытым небом достойно завершали картину. И, раз уж батарея ГРАДов отходила из-под Акербата последней, мест в «уэсбэшках»,120 разумеется, не хватило именно реактивщикам. Собственно, ничего страшного в этом не было бы, не перерастай ветер в пусть и слабенькую, но пыльную бурю, а так неприятно.
Нет, конечно, есть вариант поставить свои палатки, но, учитывая позднее прибытие и предстоящий ранний подъём, возиться с этим никому не хотелось. Песок не дождь, в конце концов. Так что, не мудрствуя лукаво, личный состав разложил матрасы и карематы в два ряда прямо на земле121 и приступил обычным в свободное время процедурам – курить, болтать и чаёвничать.
– Антон! – бас Чёрного разносится по всему лагерю артдивизиона. – Чай будешь?!
Шарьин, столь впечатляющими голосовыми данными не наделённый (и вообще не любящий орать) одной рукой поднял вверх мокрое бельё, второй продемонстрировал пять пальцев, обозначая примерное время.
– Принял!
Чёрный тоже входил в их небольшую компанию – мужик он был нормальный, хотя частые перепады настроения, которые Антон про себя называл менструальными, иногда порядком раздражали.
– Слушай, Интеллигент. – Овод, наводчик из первого расчёта, энергично полоскал носки и трусы в соседнем тазике. – А там народу много, в Дейр-эз-Зоре этом? И чего вообще происходит?
Антон довольно хмыкнул (про себя, конечно) – роль признанного товарищами эрудита ему нравилась.
– До войны тысяч триста было, вроде как. Сейчас-то меньше, понятно – треть, может, осталась. Бо́льшая часть города под даишами, часть центра и аэропорт на окраине под сирипутами, типа уже пару лет там в окружении сидят.
Овод, тридцатилетний парень откуда-то из-под Краснодара, скептически шмыгнул носом:
– Сирипуты? Сидят два года в окружении? Сами?
Шарьин пожал плечами:
– Ну, хрен их знает. Наверное, наши помогают как-то. Сами-то они понятно… Или договорняк может какой. В конце концов, могли же они на всю страну пару тысяч нормальных найти?
Собеседник скорчил гримасу – идея о существовании в природе пары тысяч нормальных сирипутов, не говоря уж об их концентрации в одном месте, явно показалась ему чересчур смелой.
– А курды там чего?
– Курды там на севере. – Антон закончил с полосканием и приступил к отжиму. – Они потихоньку оттуда к Евфрату движутся. Походу, наши хотят их опередить, потому и вот это вот всё.
Он обвёл взглядом суету в окрестностях,
