Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша
— Ты слушаешь? — переспросил Слава.
— Да-да, — спохватился я.
— Баб с собой берем?
— Все по-старому. Должен ведь нас кто-то обслуживать.
— И то верно, — согласился кент, подтверждая древнюю истину, что два здравомыслящих мужчины между собой всегда договорятся.
За неделю воды в реке сильно прибавилось, но не настолько, чтобы полностью затопить фургон. До поры до времени его надежно укрывала от посторонних глаз куча, но, когда она после Славиной «фигни» взлетела на воздух, остатки «мазды» явственно проступили из-под воды.
Я ошалело помотал головой, в ушах еще звучал грохот чудовищного взрыва. С начинкой Слава определенно перестарался, да и кто мог подумать, что столь безобидная с виду посудина таит в себе такую дьявольскую мощь?
— Что это у тебя? — поинтересовался я, когда мы, разбив лагерь, отправились на раскопки.
— Перекись ацетона, — небрежно ответил Слава, прижимая к груди трехлитровую банку, доверху наполненную белыми кристаллами. Из крышки шел длинный тонкий шланг — огнепроводный шнур.
Я слегка поежился. В школьные годы мне доводилось слышать много жутких историй о юных химиках, и повторить их порочный путь я даже не пытался. Получить трициклоацетонпероксид очень просто. Достаточно медленно влить тридцатипроцентньш раствор перекиси водорода в чуть меньшее количество охлажденного ацетона и добавить малость концентрированной соляной кислоты в качестве катализатора, чтобы через сутки получить искомый продукт в виде снегообразного осадка. Чем Слава усиленно и занимался, вспомнив детство и сюрприз ко дню моего выздоровления. Как корефана не разнесло на куски, остается загадкой. Пероксид ацетона — штука чрезвычайно норовистая, может взорваться от малейшего прикосновения, но, видимо, милость Господня к дуракам и пьяницам не имеет границ, а к пьяницам-дуракам тем паче. Теперь мне более всего хотелось, чтобы эта хреновина не бабахнула раньше срока.
Выдолбив лопатами в завале глубокую дырку, мы бережно опустили в нее бомбу, и Слава достал зажигалку.
— Ну, беги, прячься, — усмехнулся он.
Долго упрашивать меня не пришлось. Захватив инструмент, я живо взлетел вверх по склону и залег, с беспокойством глядя на обрыв, откуда должен был появиться Слава. Наконец он выскочил оттуда и плюхнулся рядом со мной.
— Ну, держись, — в глазах его горело мальчишеское озорство, — сейчас догори…
Тут огнепроводный шнур догорел, и конец фразы потонул в адском грохоте, какого мне с рождения слышать не доводилось. Земля под нами заходила ходуном, а в воздух взметнулся титанический фонтан бурого цвета. На мгновение солнце померкло.
А потом выпал «осадок».
— Еб твою мать! — Я выплюнул изо рта глину и попытался рукавом отереть лицо, но одежда оказалась еще грязнее. Вся местность вокруг покрылась ровным коричневым налетом. Мы поспешили к обрыву посмотреть, что осталось от кучи.
С первого взгляда стало ясно, что копать нам не придется. Бомба снесла насыпь до основания, разворотив заодно и микроавтобус. Что творилось внутри, пока не было видно — вода была мутной, течение выносило вбитую туда глину, но за сохранность груза я не беспокоился: контейнеры были достаточно прочными, чтобы выдержать давление взрыва бризантного ВВ, вдобавок самортизированного толстым слоем почвы.
— Ну дела, — восхищенно протянул Слава. — Видал, как шарахнуло!
— Тьфу ты, — сплюнул я. На зубах хрустел песок. — Ты бы еще ядерную бомбу приволок.
— А чего, — довольно оскалился доморощенный пиротехник. — Долбанула не хуже атомной!
— Давай торопиться, — сказал я, стаскивая ненужные теперь сапоги. Скоро тут народу будет… Наверняка примчатся посмотреть. Не дай Бог, мусора нагрянут.
— С мусорами мы разберемся, — обнадежил корефан.
Мне его кровожадные замыслы не понравились, и я решил, что пора пошевеливаться.
— Сворачивайтесь, грузите палатки, — крикнул я женщинам, издалека с интересом наблюдавшим за нами. — Мы быстро!
Мы сбежали очертя голову вниз по склону и влетели в реку, подняв фонтан брызг. Отмыться не мешало, но этим мы собирались заняться в процессе работы, поскольку основные операции были связаны с погружением.
Всего ящиков оказалось три. Оторвав выбитую взрывом боковую дверцу, мы, ныряя по очереди, обследовали раскуроченное нутро микроавтобуса и повытаскивали все, хотя бы отдаленно напоминающее контейнеры. Мы перенесли их в стойбище, где дамы героическими усилиями справлялись с поставленной задачей и почти достигли цели. Когда мы бросили на траву у черного круга кострища первый ящик, они отчаянно пытались затолкать скомканную палатку в багажник «Нивы». К моменту появления в лагере контейнера № 3 палатка была убрана, но багажник никак не закрывался.
— Марина, лопаты с речки принеси, — крикнул я, чтобы прекратить их бесполезные усилия. Палатку все равно пришлось бы вынуть, чтобы спрятать драгоценности, а заодно и свернуть как следует. — Слава, кувалду давай.
— Дома вскроем, — пробурчал тот.
— Нет уж, лучше здесь, — сказал я.
Надо было убедиться в наличии перстня ас-Сабаха, а если его нет, продолжить поиски.
Слава взмахнул молотом и по очереди сбил все замки. Подбежавшая Марина вместе с Ксенией и Славой обступили меня полукругом. Я открыл контейнеры. Золотой лом. И в первом и во втором. Я уже стал отчаиваться, открывая третий ящик. В нем поверх холщовых мешочков лежала черная пластиковая коробочка, которые обычно используются нашими ювелирными магазинами для обручальных колец. Я ожесточенно нажал на тугую кнопку и отодрал крышечку.
Сердце сладко замерло. С крупным древней огранки изумрудом, с гравировкой «шейх аль-джебель» на внутренней своей стороне, лежал каким-то чудом поместившийся там массивный золотой перстень, давным-давно принадлежавший могущественному повелителю земель ливанских и сирийских, Вождю и Учителю хангашинов Хасану ас-Сабаху, и бывший символом его мудрости, а теперь принадлежавший мне.
— Этот, что ли? — вопросил Слава.
— Именно, — кивнул я.
Перстень был очень красив, и выпускать его из рук не хотелось. Я примерил, кольцо пришлось аккурат на средний палец и село там как влитое. Классная «гайка»! Я решил его не снимать, все-таки ценная вещь, вдруг опять что случится. Мы запаковали груз в палатки и надежно упрятали по багажникам.
В город приехали засветло и сразу направились ко мне, вернее, к Марине.
Золота было столько, что даже делить было лень.
Используя напольные весы и небольшой пластмассовый тазик, мы располовинили рыжье, годное из-за своего изуродованного состояния разве что на переплавку. Много времени это не заняло, поскольку вещиц, представляющих художественный интерес, ни в одном из ящиков не нашлось. Мне досталась прорва благородного металла — сорок два килограмма. Без преувеличения скажу: в этой куче можно было купаться. Правда, что толку осыпать себя искореженными кусочками металла желтого цвета? Для меня эти цацки приобрели теперь качественно иное значение: всегда требуемые ценности, средство для достижения цели.
Однако компаньоны считали, видимо, по-другому. Славу трясло, а женщины нервно посмеивались от возбуждения. «Бедняки, переживающие приключение», подумалось мне. Я спокойно изучал их, пока Маринка не посмотрела на меня, и улыбка ее погасла. Я знал, что под моим холодным взглядом она чувствует себя очень неуютно. Слава и Ксения ничего не замечали и продолжали веселиться.
— Насчет перстня не беспокойся, — сказал я другу. — Я сделаю все как нужно.
— Успеется, — отмахнулся Слава. Такой реакции я от него не ожидал. Вкусивший реального богатства, он потерял счет деньгам и стал воспринимать Перстень как одну из множества лежащих перед ним побрякушек. Тем лучше.
Проводив друзей, я выгрузил из «Нивы» походные принадлежности, бросил в таз мокрую спецовку и забрался в вожделенную ванну. Марина из комнаты не появлялась, не могла оторваться от рыжья. Я отмокал в горячей воде, благодушно изучая свое приобретение. Перстень был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в неповторимый, прекрасный и пленительный мир — то ли далекого детства, то ли еще чего-то более раннего… гораздо более древнего.
У каждого свои ценности.
— Я никогда не расстанусь с тобой, — сказал я этому миру, и он отозвался, ласковой и бодрящей волной затопив плечи, руки и голову. Я словно глядел откуда-то сверху, из-под потолка, мгновенно увеличившись в размерах, как раздувается воздушный шар, накачиваемый из мощного баллона. На мгновение мне показалось, что я действительно вырос, — такое появилось ощущение превосходства над окружающим миром! Превосходство это заключалось в неуловимом преимуществе перед всеми остальными людьми, в познании чего-то ранее неведомого. Мне помогал могущественный союзник, который делал мой ум острее и прозорливее. Это было чудесно, и я осознал, что могу наслаждаться игрой с людьми почти как кошка с мышкой.
