Дерек Картун - Явочная квартира
- Разумеется. Я думаю, в дальнейшем ни один шаг не будет предпринят без одобрения премьера. Стоит нам высунуться - и все попадет в газеты. А через две недели - выборы.
- Знаешь, Альфред, - усмехнулся Вавр, - ты бы далеко продвинулся в политике.
- Боже упаси, у меня слишком чувствительный желудочно-кишечный тракт.
- Ты прав, - заключил Вавр, тяжело поднимаясь со стула и направляясь к окну. Из окна открывался вид на правый берег Сены. Серые черепичные крыши в бледном зимнем освещении. Тут и там высятся кварталы современных башен, нарушающие привычный беспорядочный силуэт города, который все ещё уходит корнями в прошлое столетие.
- Да, ты прав.
- В том, что не пошел в политику?
- В том, что не стал рыть дальше, не повидавшись с премьером. У него плечи пошире наших, пусть отныне он и будет тем, кто совершает ошибки.
Глава 20
Насчет пива Вавр оказался неправ. Премьер встретил их любезно, пожилая горничная приняла пальто и шляпы и проводила в кабинет - книжные полки вдоль стен, письменный стол, кресла и ещё один большой стол, на котором аккуратно, стопками, сложены книги, картотечные ящики и папки. На специальном столике - небольшой набор бутылок и стаканов.
- Что вам предложить, господа? - спросил премьер-министр, - Аперитив, белое, пиво?
Пиво все же наличествовало. Оба гостя предпочли вино. Хозяин налил им, себе ничего не взял и все трое расположились в креслах. "Такой невзрачный коротышка, подумал Баум, а ухитряется заполнить собой всю комнату." Премьер обратил острый, испытующий взгляд на массивного Жоржа Вавра, глубоко погрузившегося в кресло с таким безмятежным видом, будто он в ладах со всем миром и с самим собой.
- Итак, господин директор, ваши новости столь срочны и секретны, что нам пришлось встретиться вот так. Конспиративно, да?
- Мы пришли с важными сведениями, господин премьер-министр. И считаем необходимым, прежде чем начать действовать, ввести вас в курс дела.
- Слушаю.
- Агентом, вернее, агентами является супружеская пара - Марк и Лора Фабьен. Она, как вам известно, заведует канцелярией министра. Ее муж работает в Уази. Сам министр, насколько можно судить, абсолютно не при чем.
- Насколько можно судить?
- Можно допустить заговор всех троих. Или то, что Фабьены постараются намеренно очернить министра, в надежде, что тогда правительство решит замять дело. Господин Лашом уже стал жертвой одного заговора и, возможно, предназначен стать жертвой второго, в случае, если агенты почувствуют опасность. В данный момент против него нет никаких улик.
- А против тех двоих есть?
- Только косвенные - совпадение дат и прочее. При обычном раскладе мы, прежде чем придти к вам, подготовили бы более конкретный отчет, но здесь...
- Понял. - Министр славился тем, что терпеть не мог гонцов, доставивших дурные вести. А сообщение Вавра в его глазах как раз и было дурной вестью. - Вы уверены, что сумеете собрать достаточно доказательств для суда?
- Шансов поймать их с поличным нет. Остается только добиваться признаков вины. Никто не может предсказать, как Фабьены поведут себя на допросах, но, конечно, когда подозреваемых двое, можно натравить их друг на друга, - Вавр тяжко задвигался в кресле, - Постараемся. У моего коллеги Баума прямо-таки талант в подобных делах.
Премьер повернулся к Бауму:
- Ваше мнение, господин Баум?
- Сомневаюсь, что удастся сохранить незапятнанным имя министра и скрыть всю эту историю от желтой прессы. "Пти голуа", вы помните, уже вмешивалось. В тот самый момент, когда мы арестуем Фабьенов, все, кто норовил утопить министра, учуют свой шанс. Так и вижу заголовки: "Использовал ли предатель свою любовницу как посредницу?".
Премьер-министр, не находя слов, только вскинул бровь.
- Я приложу все силы, но дать гарантии, что дело в суде не развалится, не могу, - твердо сказал Баум.
- Стало быть, вы просто притащили ворох всяких гадостей и свалили на мой порог, - обозлился премьер.
- Если бы мы вместо этого арестовали Фабьенов и втянули вас в публичный скандал, вы бы нас не поблагодарили, - невозмутимо ответил Жорж Вавр.
- Я и сам могу решить, за что вас благодарить, господин директор.
Вавр слегка поклонился. Коротышка только ещё распаляется.
- А кто изготовил эти фальшивки? Кто вообще за всем этим стоит?
- Возможно, господин премьер-министр, вы бы, по зрелом размышлении, предпочли не знать подробностей. Скажем так: идея опорочить господина Лашома зародилась в недрах некой секретной службы и, как мы по некоторым признакам полагаем, корни её уходят в Вашингтон.
- Вы намереваетесь что-то по этому поводу предпринять?
- Неплохо бы. Но особого желания, да и возможностей нет. Если только вы лично распорядитесь. Но в любом случае считаем нужным предупредить: нам придется действовать в обход закона. Хуже того - если вы желаете сохранить имя министра незапятнанным, то единственный путь - пригрозить тем, кто норовит его запятнать.
Премьер поднялся. Подойдя к столику с бутылками, плеснул себе вина и со стаканом в руке направился через всю комнату к столу, на котором лежали синие папки с документами, каждая перетянута красной резинкой. Театральным жестом он хлопнул по верхней папке:
- Обратите внимание, господа - проблемы одного только дня. Не решения, заметьте, а проблемы сами по себе. Придется сидеть над ними до полуночи, а то и дольше. А вы приносите мне ещё одну проблему, грозящую всевозможными бедами. Ну так скажите, господа, как вы сами намерены поступить с этой гнусной компанией, с тайными агентами, заговорщиками, некомпетентными работниками спецслужб? - он снова хлопнул ладонью по груде папок, - Слушаю вас.
Альфред Баум внезапно почувствовал прилив симпатии к раздраженному и агрессивно настроенному коротышке, который пытается удержать под своим контролем скользкую ситуацию. Ему приходится ладить с президентом, терпеть его непомерные претензии и разбираться с заговорами покруче нынешнего. Но, подумал Баум, на пост премьера его привели собственные амбиции и жажда власти - не то, чтобы он кому-то этим любезность оказывал. Так что все в порядке, пусть понервничает.
- Вы это серьезно говорите, господин премьер-министр? - спросил Вавр после небольшой паузы.
- Более чем.
Премьер отошел от стола и уселся на прежнее место. Вавр и Баум переглянулись. Взгляд Вавра спросил: "Ты согласен с тем, что я сейчас скажу?". Взгляд Баума ответил: "Я бы сказал то же самое". Вавр повернулся к премьеру:
- Не вижу никакой возможности предъявить суду убедительное обвинение. И никакой возможности оставить в стороне имя министра Лашома, если суд все же состоится. Вам решать - но на мой взгляд перед самими выборами лучше не давать подобную пищу прессе. Самое целесообразное для господина Лашома и для нормального исхода выборов было бы заключение сделки с супругами Фабьен. Это послужит интересам госбезопасности и продемонстрирует наше уважение к закону, - он помолчал в ожидании ответа и, не дождавшись, продолжал, - Подобный способ действий, хоть и не безупречен, но имеет свои преимущества. Условия сделки: мы не трогаем Фабьенов, а они взамен признаются в содеянном целиком и полностью. Их исповедь дает нам ценнейшую информацию о целях и методах противника, о том ущербе, который нанесен нашим интересам. Подобный подход свойствен британским коллегам.
Премьер-министр встал, взгляд был отчужденный. Лицо ничего не выражало.
- Благодарю за визит, господа. Завтра утром я сообщу о своем решении.
И прислуга проводила их к выходу.
Двое пожилых толстяков в темных плащах с капюшонами переходили Сену по мосту Турнель, направляясь на левый берег. Оба сжались от резкого восточного ветра и ни один не хотел заговорить первым. Только на середине моста, когда Вавр замедлил шаг, ослепленный вспышкой полицейской ракеты, пущенной с Иль Сен Луи, Баум спросил:
- Ну и что он предпримет?
- По-моему, ясно, а по-твоему?
- Тоже.
Дальше они шагали молча, справа высился подсвеченный жестким белым светом прожектора собор Парижской Богоматери.
- В молодости я собирался стать священником, - сказал Баум.
- Знаю. Читал в личном деле.
Баум усмехнулся:
- Нечего издеваться над моим пристрастием к архивам. Погоди, вот будут ещё и похлеще дела.
Вавр примирительно погладил его по рукаву:
- Согласен, что архивы имеют первостепенное значение.
- Все, что привлекает меня в религии, как бы собрано в этом шедевре средневековых строителей, - он показал на мощные контрфорсы, несущие на себе тяжесть кровли. - Непоколебимая вера, воплотившаяся в труд. Такой простодушный взгляд на мир. Постоянство и выносливость, - он сделал паузу, - Когда я пришел учиться в семинарию, все оказалось другим. Люди такие же, как и повсюду. У нас нет монопольного права решать или делать моральный выбор - даже если речь идет о явном зле.
- Может быть, - заключил Баум свою долгую речь, - он захочет поступить правильно.
