Френсис Уилсон - Прикосновение
Сильвия сидела молча. Она опасалась, что у Алана и в самом деле может обнаружиться что-нибудь серьезное. "Если уж я так напугана, то что испытывает он сам?" - думала она.
Взяв Алана за руку и крепко пожав ее, она заглянула ему в глаза.
- Вам страшно?
- Немного, - ответил он, передернув плечами. Затем улыбнулся. - По правде сказать - очень страшно.
- Тогда я рада, что нахожусь сейчас рядом с вами. Нельзя в одиночестве переживать подобное.
Всю оставшуюся дорогу ее рука лежала в его руке.
Сильвия ждала его на верхнем уровне многоэтажного гаража, расположенного возле университетской больницы, пытаясь читать газету, хотя ей было совсем не до чтения. Она никак не могла заставить себя отвлечься от мыслей об Алане. Единственное, о чем она еще могла думать помимо этого, ухудшения состояния Джеффи.
"Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы что-нибудь плохое случилось с Аланом. Он же хороший. Пусть у кого-нибудь плохого будет рак мозга, но только не у Алана", - думала она, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, не столько для того, чтобы дать им отдохнуть, но чтобы отгородиться от всего мира. Почему так происходит? Почему смерть и болезни обрушиваются на всех, кто дорог ей? Сначала бессмысленная смерть Грега, затем ухудшение у Джеффи, а теперь еще и Алан. Может быть, над ней нависло черное облако бедствий? Может быть, всем станет лучше, если она наглухо закроет железные ворота своего дома и никогда больше не будет выезжать из Тоад-Холла?
Полтора часа истекло. У Сильвии от напряжения разболелась голова. Тело зудело от долгого сидения в кресле автомобиля. Она уже хотела предложить Ба выйти из машины и пройтись, чтобы размять ноги, но внезапно начался дождь. И в то же мгновение она увидела Алана, который направлялся к ним, огибая стоящие поблизости машины. Подойдя вплотную к автомобилю Сильвии, он открыл дверцу и забрался в салон.
- Ну, что? - спросила она, затаив дыхание.
- Все в порядке. Никаких опухолей в мозгу не обнаружено.
Сильвия, не раздумывая, бросилась Алану на шею.
- Боже, как я рада!
На объятия Алан ответил не менее горячими объятиями.
- Давайте отпразднуем это радостное событие.
Он достал из кармана кассету и передал ее Ба. Салон автомобиля заполнили звуки красивой мелодии.
- Боже мой! - засмеялась Сильвия. - Что это такое?
- Это песня "Я хохочу" в исполнении группы "Джестерс". Здорово, правда?
- Это ужасно! Не могу поверить, что вы любите такую музыку.
- Вы не любите старой музыки? Но ведь не все эти мелодии похожи друг на друга. Мне сказать Ба, чтобы он выключил магнитофон?
- Нет, - сказала Сильвия, положив руку ему на плечо. Ей очень хотелось прикоснуться к Алану. - Я люблю кое-какие старые песни, но слушать их все время...
- Но ведь то же самое можно сказать и об опере, и о Вивальди.
- Ваша правда!
- Давайте послушаем следующую песню, - сказал Алан. Он загорелся, как мальчишка.
- А это песня "Мэйбеллин" в исполнении группы "Как вас зовут?"! попыталась угадать Сильвия.
- Да нет же! Чак Берри!
- Чак Берри! Боже! Я и не подозревала, что в наше время кто-то еще слушает его записи.
- Он лучше всех. "Битлз", "Роллинг Стоунз", "Бич Бойз" - всё они только подражали ему. Именно благодаря Чаку я понял, что такое рок-н-ролл.
Алан устроился в кресле поудобнее и откинул голову.
- Помню... дело было летом 55-го. Тогда за мной наблюдалось два увлечения: космические корабли и бруклинская группа "Доджерс". Летними ночами я любил слушать группу "Бамс", лежа в постели, но звуки радио не давали уснуть моему младшему брату. Однажды отец купил мне портативный японский приемник, разумеется, выполненный в виде ракеты. Вместо динамиков в него были встроены маленькие наушники. Громкость можно было регулировать, передвигая вверх-вниз кнопку, расположенную в носовой части "ракеты". И вот в одну из таких августовских ночей, пытаясь разыскать в эфире музыку группы "Бруклинские шалопаи", я наткнулся на эту странную музыку с гнусавыми басами и мужским голосом, который пел о том, как он гонял на "кадиллаке" и ухаживал за девушкой по имени Мэйбеллин. К этому времени я уже кое-что знал об Элвисе, но никогда еще не слышал его музыки. В те годы ребята моего возраста слушали ту же музыку, что и их родители. А мои родители любили музыку типа "Мистер Сэндмен", "Что это за пес в окне?", "Теннесси-вальс", "Плывет лодка с креветками" и тому подобное. Подобные вещи нисколько меня не трогали! Но эта! Эта музыка проникала мне прямо в душу. Это сумасшедшее соло на гитаре! Вот оно, слушайте!
Сильвия вслушалась. Да, действительно, это было нечто сумасшедшее. И сам Алан был таким же сумасшедшим. Она прямо-таки кожей ощущала исходящее от него напряжение.
- Да, так вот, я сидел в темноте, возбужденный звуками, доносящимися из крохотного наушника. Это было мое первое приобщение к ритмам рок-н-ролла. И в довершение всего диск-жокей - я потом узнал, что его зовут Алан Фрид, - выдал что-то вроде: "Это было так прекрасно, что я рискну запустить еще раз" - и он действительно так и сделал. Он, черт побери, дважды подряд проиграл одну и ту же мелодию.
Вот так я и стал поклонником этой музыки. Мне все еще нравились "Доджеры", но я уже держал приемник на волнах станции УИНС всю ночь напролет, делая перерыв только на коммерческие объявления, во время которых я проверял результаты спортивных игр. В то время как мои родители наивно полагали, что я слушаю в постели спортивные новости, я на самом деле слушал то, что некоторые называют "черной" музыкой.
"А я еще беспокоилась за его память!" - подумала Сильвия и покачала головой.
- Вы и вправду так любите эту музыку? - спросила она.
Алан кивнул.
- Она возвращает мне хорошее настроение. А в эти дни я особенно нуждаюсь в положительных эмоциях. Чего же мне искать еще? Ничего больше. Это именно то, что нужно. А вот песня "Флоренс" в исполнении Парагонов, сказал Алан, лукаво усмехнувшись, и поглядел на Сильвию, подпевая в такт мелодии.
Вдруг Сильвия почувствовала невероятную близость к этому человеку и в тот же момент с какой-то причудливо-сладостной болью поняла, что очень сильно любит его, но он никогда ей не будет принадлежать.
Глава 25
Алан
- Что ты делаешь? - спросил Алан, входя в спальню. Он собирался сообщить Джинни о результатах обследования.
Та даже не подняла на него глаза.
- Я полагаю, что все и так ясно.
Все, действительно, и так было ясно. Она вынимала из ящика комода свои платья и укладывала их в выстроенные на кровати чемоданы.
- Куда мы собираемся? - спросил Алан, почувствовав неприятное жжение в желудке, уже догадываясь, что "мы" здесь совершенно ни при чем; и тем не менее он употребил именно это местоимение. В комнату доносился шум дождевых капель, стучавших по карнизам. Алан ждал ответа.
- Во Флориду. И еду я одна. Мне... нужно побыть некоторое время одной. Я должна о многом подумать, Алан.
- Подумать о нас?
Джинни вздохнула и кивнула:
- Да. О нас. О том, что от нас осталось.
Алан сделал шаг в ее сторону, но она остановила его движением руки.
- Не надо! Пожалуйста, не надо. Я просто хочу побыть одна. Я больше не в состоянии выносить всю эту кутерьму.
- Все образуется, Джинни. Я уверен в этом.
- Ты думаешь? - криво улыбнулась она, швырнув пару брюк в большой чемодан. - А кто же сделает так, что все образуется? Уж не ты ли? Ты, который валял дурака перед Советом попечителей? Ты, потерявший все свои привилегии в больнице! Ты, не способный даже появиться в своем собственном кабинете из-за всех этих сумасшедших! Единственное, что ты делаешь, совещаешься с Тони насчет того, что еще предпринять, чтобы потерять окончательно свои права на врачебную практику!
- Джинни...
- С нами никто не желает больше иметь дела! - Ее голос становился все громче и визгливее. - Мы живем в абсолютной пустоте. Все наши друзья, когда я приглашаю их в гости, либо ссылаются на чрезмерную занятость, либо вообще не считают нужным сделать ответный звонок. Они думают, что я замужем за психом! И я не в силах с ними спорить!
- Благодарю тебя за доверие.
- И не только я! Возможно, Тони и на твоей стороне, но я уверена, что и он считает в глубине души тебя чокнутым.
- Это действительно так? - Алан вдруг рассердился: на Джинни и Тони за то, что те не верят ему, и на себя - за то, что ждет того, чтобы люди поверили в такую фантастическую вещь, как его целительная сила, не наблюдая собственными глазами формы ее проявления.
Он подошел к телефону, стоящему на ночном столике.
- Хорошо. Если я сумею доказать, что я не сумасшедший, - ты останешься?
- Давай без этих игр, Алан, и без всяких там сделок.
- Но ты можешь дать мне последний шанс?
- У меня билет на шестичасовой рейс. Если ты сможешь переубедить меня до этого времени, все будет о'кей. Но пока я все-таки продолжу упаковывать чемоданы.
До шести часов! Значит, в его распоряжении осталось всего пять... Он не был уверен, сможет ли он за столь короткий срок...
