Росс МакДональд - Три дороги
Она встала так резко и неловко, что чашка с блюдцем полетели на пол и разбились.
- Это совершенно не имеет значения. - Доктор поторопился предупредить ее извинения. Но он не поднялся, чтобы пожать протянутую на прощание руку. Не уходите пока. Пожалуйста, присядьте снова.
- Я не знаю, где он находится. Я должна его отыскать.
- Не бойтесь. Нет никаких оснований бояться. Обстоятельства попали в его ахиллесову пяту, но он поправится.
- Вы не понимаете. Я боюсь, как бы чего не случилось нынешней ночью. Боюсь, что он попадет в беду.
- Сомневаюсь в этом. Сомневаюсь, что он сделает что-либо неправильное. - Казалось, его глаза за стеклами очков просветлели и уменьшились. - Конечно, люди, предрасположенные к чувству вины, часто прибегают к насилию. Обычно вину представляют себе как результат греха, но она может быть и причиной греха. Человек, который чувствует свою вину, может бессознательно совершить поступок, который является греховным даже с его собственной точки зрения. Такой поступок5 может послужить тому, чтобы дать рациональное объяснение его вине, можно сказать, оправдать ее. Многие преступники совершили бессмысленные преступления, которые легко раскрывались, чтобы понести наказание и искупить воображаемую вину.
- Нелепо говорить о нем, как о каком-то преступнике. - Она все еще стояла в середине комнаты. Напряжение и неуверенность как-то скривили ее, и она потеряла свойственную ей стройность.
- Пожалуйста, садитесь, мисс Вест. Разговор - это общение сидящих людей.
- У меня нет времени на разговоры.
- Но вы должны выслушать, что я хочу вам сказать. И выслушать очень внимательно. Я говорил, пользуясь аналогией, и не выносил моральных суждений о вашем Брете. Я не подхожу к этому случаю с предвзятыми соображениями морального плана. Иногда я спорил со Стекелем и утверждал, что аналитик должен стараться проникнуть в сознание своего пациента без всяких предвзятых соображений. Дело Тейлора подтверждает мою точку зрения.
- Каким образом? - Она присела на подлокотник кресла, поставив ноги среди осколков посуды.
- Мои предвзятые соображения привели меня к ошибке. Я полагал с самого начала, что дело Тейлора - явное возвращение к инфантильной стадии его развития, когда в его сознании зафиксировался момент смерти матери. А теперь вы мне сообщили, что его мать и не думала умирать. Это, конечно, не означает, что здесь отсутствует элемент его отношений с матерью. Это будет всегда сказываться на отношениях Тейлора с женщинами. Чуть не сказал: будет определять эти отношения. Я имею в виду его ранние впечатления о матери. Его половая жизнь будет затруднена, потому что мать, так сказать, предала его.
- Вы можете не объяснять мне это.
- Правильно. Такие вещи вы легко понимаете. Вам должно быть известно также, что, несмотря на возникший у него протест против отца, он всегда будет склонен смотреть на себя глазами отца. Он не сможет освободиться от моральных суждений, которые внушил ему отец. И та часть его мозга, которая выносит суждения, будет определять его поведение и в будущем.
- Но разве потеря памяти представляет собой бегство от самого себя? Вы назвали это уловкой...
- Знаю. Возможно, существует и более глубокое объяснение этому. Потеря памяти может представлять собой какую-то форму наказания, причиненного ему его же собственным рассудком. Своего рода смерть, высшая мера наказания.
- Он говорил об этом, - прошептала Паула. - Он говорил, что это - как смерть.
- В самом деле? - Клифтер наклонился к ней. Его тело походило на кучу острых углов, кое-как запихнутых в твидовый костюм. - Тогда, несомненно, следует изучить такую возможность. Возникает и еще один вопрос. Какая вина, подлинная или воображаемая, потребует вынесения самому себе такого наказания?
Вопрос без ответа повис в воздухе; доктор опять откинулся на спинку дивана. Паула неотрывно смотрела на него, не способная расслабиться. Теперь ей нечего было стискивать, и пальцы просто нервно двигались на коленях.
Клифтер продолжал излагать мысль своим мягким голосом:
- Я иногда задумывался над тем, что мы, ученые венской школы, обращали слишком мало внимания на проблемы моральной вины. Сам Фрейд был человеком своего столетия. Он так и не поднялся над физиологической лабораторией и над ее атмосферой материалистического детерминизма. Удивительно, не правда ли, что самый тонкий специалист в области самоанализа недооценивал моральную и религиозную жизнь и рассматривал человеческий разум с точки зрения борьбы слепых сил в ньютоновском пространстве?
- Вы ударились в какие-то абстракции, - проговорила Паула. - Сейчас у меня нет времени слушать ваши лекции.
Но он не обратил внимания на ее протест.
- Это не абстрактные рассуждения. Я - аналитик до мозга костей. Швейцарский психоаналитик Юнг занимался изучением типов людей, он отказался от методов анализа и увлекся теологией. Думаю, этим объясняется его популярность в Соединенных Штатах, где живы традиции кальвинизма. Несмотря на это, я должен признать, что такой моралистический подход позволяет изучать поведение таких людей, как Брет. Но частично их надо также рассматривать с точки зрения их собственных моральных установок. Вину таких людей нельзя принимать на веру или объяснять на общих основаниях. Тут надо докапываться до первопричин.
- Но вы объяснили чувство вины Брета. Вы сказали, что впечатления детских лет сыграли в нем решающую роль. - Паула покопалась в сумочке, вынимая сигарету, которая сломалась, когда она пыталась прикурить ее.
Клифтер принес пепельницу и остался стоять около нее.
- Напряжение и потрясения взрослой жизни в равной степени важны в таком случае, как этот. Вы высказали сомнение в правильности моего поступка, когда я рассказал ему об убийстве, но я стою на своем и считаю себя правым. Ему надо рассказать обо всем. Человеку, который всеми силами стремится к правде, нельзя выдавать ее кусочками. Я не знаю всего, что знаете вы. Но мне и не надо этого знать. А ему надо. Он барахтается во тьме внешнего мира в поисках правды, в которой отказала ему собственная память. Вы говорили, что он думает, будто обнаружил убийцу своей жены. Вы верите этому?
По бокам ее алых губ образовались две складки.
- Не знаю. Я...
- Вы уверены, что не знаете? Если вы скрываете правду, то продлеваете состояние темноты в его разуме.
- Нет! - воскликнула она. - Я оберегаю его.
- От действительности? От справедливости и правосудия? Без знания фактов он не обретет справедливости. Справедливость кроется в правде, потому что это одно и то же. Неужели вы откажете ему в справедливости?
- Я не верю в справедливость!
- Но он верит. Возможно, вы не нуждаетесь в этой вере. А он нуждается. Когда разум дал трещину, то требуется крепкая веревка, чтобы удержать его здоровую основу.
- Я не верю ни в какие веревки. - Она почувствовала ужас от этого слова и подавила в себе содрогание. - А вы, доктор Клифтер?
- Верю ли я во всеобщую справедливость? Вы это хотите спросить? Нет. Но я уважаю веру людей, которые ее придерживаются.
Она почувствовала слабость его позиции и попыталась вбить клин дальше в образовавшуюся трещину.
- Разве это научный подход? Я пришла к вам как к доктору, а вы говорите как священник. Как священник, который утратил собственную веру.
- Очень хорошо. Я согласен с таким определением.
- Хотя вы сами ни во что не верите?
- Я верю в одно: в конкретного человека. Я не такой сумасшедший, чтобы пытаться переделать людей по своему образу и подобию. Я помогаю им перестраиваться по их собственному образу и подобию.
- Даже в этом случае вы принимаете на себя большую ответственность.
- Но не большую, чем приняли на себя вы. Думаю, ваша ответственность чересчур велика для вас.
Немного помолчав, она заметила:
- Я знаю.
- Тогда возвратите его ему самому. Расскажите ему правду. Думаю, он уже догадывается о ней, но не узнает ее. В конце концов он полностью восстановит свою память. И когда это случится, перестанет вам верить.
- О себе я не думаю. Я потеряла его, что бы ни делала. - Она поднялась в порыве непоправимой печали, собираясь с силами, чтобы противостоять полному одиночеству и тьме.
Он проводил ее до двери и протянул руку.
- Может быть, вы и потеряли его. Если это так, то его собственная потеря значительно превышает вашу. Но я желаю вам обоим удачи. Вам не надо тревожиться, я никому не расскажу, о чем догадался. Включая и его, если вы этого не хотите.
- Спасибо. - На ее лице отразилось беспокойство, но оно оставалось мужественным.
Она вышла из дома, и он услышал, как быстро застучали ее каблучки по цементному полу террасы и затем смолкли.
Глава 21
Брет постучал в дверь 106-го номера. После тяжелой минуты молчания раздался голос Майлса:
- Кто там?
Брет постучал еще раз.
