Елена Гайворонская - Пепел звезд
Она упала на диван, закрыв лицо руками. Платья так и остались висеть на вешалках в шкафу.
ОНА. Совсем не изменилась. Та же жасминовой нежности кожа. Те же глаза цвета спелой майской листвы. Та же улыбка, застенчивая, немного растерянная. Головка, чуть склоненная набок в водопаде волос, густых и невесомых, как вечерний туман… Он ожидал, что она станет другой – капризно-надменной, стервозно-распущенной, в прозрачном дорогом платье, с крикливым макияжем на подувядшем лице…
А перед ним – девушка из душного мая. В потертых джинсиках и светлом джемпере. С опущенными ресницами и горящими щеками, и длинными тонкими пальцами без намека на кольца, теребящими деревянную заколку, выпавшую из непослушной пряди…
Вот она вскинула огромные зеленые глазищи, и у Дмитрия глухо ухнуло сердце.
– Здравствуй.
– Здравствуй. Проходи, пожалуйста.
– Спасибо.
– Ты… совсем не изменился… – ее голос прерывисто срывался.
– Только волосы малость поредели, – он неловко улыбнулся, чтобы преодолеть смущение, проводя рукой по голове.
– Я тоже не помолодела, – она улыбнулась вслед, снова опустив глаза.
«Как она хороша… По-прежнему. Чертовски. До боли в легких. Желанна, как никто… Если бы…»
«Я ужасно выгляжу… Что он сейчас думает обо мне? Почему мы должны были ТАК встретиться?
Захлопнуть дверь. И стать счастливой. Хоть на одну ночь. На час… Если бы…»
«Трык!» – Заколка переломилась пополам.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо. Если можно, только кофе.
– Кофе. Хорошо.
«Мы разговариваем как чужие. Мы и есть чужие.»
– У тебя красивая квартира. Второй этаж. По-прежнему боишься высоты?
«Помнит».
– Да, я всегда была трусихой. А ты где живешь?
– Купил «однушку» недалеко от работы. Мне много не надо.
– Ты не женат?
«Какое тебе дело?»
– Нет. И никогда не был. А ты… была замужем?
– Нет. Никогда. Ты извини, что я тебя побеспокоила. Может, и не стоило…
– Послушай, – он протянул руку через маленький квадратный столик, накрыл сверху Ленину. Она прерывисто вздохнула, кусая пересохшие губы. – Я вытащу тебя. Но ты должна рассказать мне чистую правду. Даже если ты виновна. Только правду. Понимаешь?
– Я не виновна, Дима, – она облизнула полуоткрывшиеся губы. – Ты должен мне верить. Иначе все не имеет смысла. Я никогда не убивала.
Ее пальцы под его ладонью дрогнули. Они были прохладны, но быстро согревались от жара его руки.
«Я хочу тебя.»
«Я хочу тебя.»
«Я люблю тебя. Всегда любил.»
«Я тоже всегда любила тебя. Одного.»
– Хорошо, – сказал Дмитрий, убирая руку, доставая диктофон и маленький блокнот, – тогда начнем…
Полутемный кабак с многообещающим названием «Расслабуха», куда Вован привел Марину был, несомненно, злачным местом. На небольшой сцене полуголые перезрелые девицы изображали варьете.
За бильярдными столами коротали время крепкие бритоголовые ребята. «Мартель», тут, конечно, не пользовали, но официантка в прозрачной юбочке принесла вполне сносный бренди «Наполеон».
Вован предпочел «Столичную».
– За встречу, – провозгласил он, опрокидывая рюмаху в глотку, поведя носом.
Марина пригубила бренди, надкусила лимон.
– Давно вышел?
– Пару лет.
– Чем занимаешься?
– Бизнесом, – он захохотал, – в некотором роде. Помогаю кое-кому дела улаживать. Дипломатия своего рода. – Он побил кулаком о кулак и довольно улыбнувшись, похлопал Марину по плечу.
– Ты-то как? Тачка, гляжу, крутая. Твоя?
– Работаю гримером в модельном агентстве. Теперь модно называть «визажист». Закончила медицинский.
– Ну? Я всегда знал, что ты девка с головой. Мужика, небось, крутого подцепила? «Мерс»-то он купил?
Марина поморщилась.
– Никого я не подцепила. Я не замужем. У меня, действительно, есть мужчина. Нам хорошо вместе. Пока. Что будет дальше, не знает никто.
– Это точно, – шумно вздохнул Вован. – А помнишь… – взгляд его сделался мечтательным, насколько это могло быть возможным, – десяток годков назад… Нам ведь тоже было неплохо вдвоем, а? Знаешь, я часто думал о тебе, Мара. – Он налил себе еще и залпом выпил. – Вернуть бы те деньки. Как ты, Мара?
Марина покачала головой.
– Это невозможно, Вован.
Он снова огорченно шмыгнул носом и потянулся за бутылкой.
– Мне хватит.
– Ну вот! – рука с бутылкой зависла над столом. – Может, ты еще и девственницей стала?
Она невольно рассмеялась грубоватой шутке, на миг вернувшей ее во времена тяжелой, но, подчас, такой тихой, бесшабашной юности.
– Ладно, давай по одной.
Он неожиданно стал серьезным, даже сосредоточенным, насколько вообще могла сосредоточиться груда мускулов, прозванная Вованом.
– Ты что, любишь этого мужика?
Марина аж поперхнулась.
– Что?! Какого мужика?
– С которым живешь.
– Вован… – она погладила гиганта по стриженой голове. – Ты стал лириком? Стихов, случайно, не пишешь?
– Ладно издеваться, – буркнул он, вгрызаясь в бифштекс.
Марина закурила. Некоторое время сидели молча.
Вован снова наполнил свою рюмку. Алкоголь совершенно его не брал, лишь глаза едва заметно поблескивали.
– Скоро подгонят твою тачку. Хочу, что б ты знала – я никогда не думал ломать твою жизнь. Потому и не искал тебя. Хоть и не забывал. Встретил, вот, и вижу – нам не по пути… Не одного поля мы ягоды, Мара. И все же… он достал пухлое портмоне, вытащил визитку. – Здесь мой номер. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь надежного друга – можешь на меня рассчитывать. И всегда найдешь меня в этом баре.
– Спасибо, Вован, – сказала Марина, думая о том, что вряд ли она захочет еще одной встречи с прошлым.
При подъезде к дому, она вынула карточку со скупыми реквизитами: «Владимир Полуянов. Тел…», опустила стекло и, скомкав, бросила визитку на поживу алчному вьюжистому декабрьскому ветру.
«Жизнь, как бы отвратительна порой она ни была, продолжается. И это прекрасно».
Юлька сама не знала, откуда взяла эту присказку. Как и не понимала, какого черта она делает в этой полутемной крутящейся клетке – Золотом зале «Седьмого неба». Она никогда не любила Останкино.
Впрочем, не все ли равно, если и здесь нашелся любимый «Хеннесси», хоть всего пятилетний, но его было можно пить, и курить длинные дамские сигарки и вспоминать с горестной усмешкой на красивых губах прелести своего звездного бытия.
Первая рюмочка за первого мужа. Первую любовь. Омут с головой. Красавчик-одноклассник, спортсмен, гитарист, душа компании… Безмерное счастье. Лопнувшее через месяц. С треском. Как проколотая покрышка. Обожаемый муж в супружеской постели с лучшей подругой жены.
«Ты просто девчонка. Ничего не смыслишь в сексе. Женщина должна уметь ублажать мужчину…»
Одинокие скитания по ночному городу. Слезы и сопли. И добрый дядечка, всю ночь обучавший глупую студентку искусству любви. Потом – однокурсник. И его друг. И их приятель. Парень из двора. Сосед по даче. Таксист, пара случайных знакомых…
Через месяц она вернулась к мужу. На одну ночь. Но теперь она преподавала старую добрую науку, которую, к сожалению, не проходят на школьных уроках.
Она победила. Муж в ногах валялся, вымаливая прощение. Но она оставила на память использованный презерватив и след на щеке от мыска новенькой туфельки, приобретенной на «чеки» в «Березке». Был когда-то такой магазин…
Уже после развода поняла, что «залетела». От кого? Не знала. Счет шел на «десятки». Аборт. Банально.
Вторая рюмочка за второго мужа. Пьер Буше. Изысканный француз. Галантный кавалер. Мечта о возвращении утраченного Эдема. Для него она была готова надеть пояс верности. Но ему было нужно совсем другое.
С ним она впервые услыхала хруст собственных костей, когда ломают пальцы. Узнала, как темнеет в глазах от наброшенной на шею удавки.
«Тебе должно быть больно, Жюли. Так ты искупишь свои грехи. Шлюха. Русская потаскушка…!»
Почему она молчала, не шла в полицию, почему?! Потому что была дурой. Русских женщин любят. Больше никто не позволяет так себя унижать, никто не терпит так долго, будь то Вася, Джон или Пьер…
Он обрадовался, узнав о ее беременности. И она тоже. Думала, ребенок все изменит. Все так думают. И почти все ошибаются. Ее ребенок не успел родиться. Он был уже мертв, когда из нее извлекали окровавленные куски мяса, называемые выкидышем. Хорошо, что он был мертв. Иначе, как бы он смог вынести эту боль, когда разрывают на части? Ведь это Юльке давали наркоз, а ему – нет…
«– Мадам, как это произошло? Вы должны дать показания в полиции.
– Я упала с лестницы.»
Она, действительно, тогда упала с проклятой лестницы. Но после того как Пьер… Почему она не рассказала об этом? Дура, круглая идиотка.
Сколько грязи он вылил на нее в суде при разводе… Хватило бы засыпать Сену…
