Мария Спасская - Серьга удачи знаменитого сыщика Видока
– О, нет! – вскрикнула женщина, в ужасе прижимая ладони к лицу.
– К несчастью, – сочувственно продолжал рассказчик, – упавшая балка повредила Эмили позвоночник, и вскоре после пожара ноги её отнялись. Эмили разучилась ходить. Ваша дочь очень мужественная девочка, мадам Анри. Она перенесла свалившиеся на неё несчастья с удивительной стойкостью. Эмили провела много лет в больнице, прежде чем я её нашёл. К тому времени я вернулся в Россию, к родителям. Когда мой отец умер, оставив мне огромное наследство, я, став богатым, решил отправиться в Париж и разыскать Эмили. Я нашел её в заброшенной богадельне и забрал оттуда, собираясь поселить в хорошей квартире и нанять самых лучших сиделок.
«Нет, Николя! – сказала мне ваша дочь. – Шувани не может жить среди людей. Мне достаточно землянки на окраине города. Я ведь, когда ещё могла немного ходить, забрала у старухи Чарген колдовскую силу. Серьги-то у меня не было, и по-другому я не могла облегчить страдания старой цыганки, которая меня вырастила. Пока могла ходить, я жила в таборе, лечила людей. А лишившись ног, уехала подальше, чтобы никого не обременять своим убожеством».
«А как же с твоими родителями, Эмили?» – удивился я.
«Никак, – глухим голосом отозвалась она, отвернув к стене искажённое болью лицо. И тихо добавила: – У цыганской ведьмы нет родных».
«Но, Эмили, я заплатил большие деньги, чтобы получить доступ к полицейскому архиву! Нанял человека, который перерыл все дела о пропавших девочках в тот год, когда шувани Чарген увела тебя с ярмарки! Я всё-таки нашёл твоих отца и мать!»
«Молчи, Николя! Я ничего не желаю знать! Я чувствую, что скоро умру. После моей смерти отдай это матери».
Эмили неловко приподнялась на постели, сняла с шеи крестик и протянула мне.
«Конец мой близок…»
«Нет, Эмили!» – перебил её я, но ваша дочь, мадам, посмотрела на меня так, что слова застряли у меня в горле.
«Я очень боюсь смерти, Николя, – чуть слышно выдохнула она. – Мучения умирающей шувани поистине ужасны. Но чтобы не заставлять никого становиться ведьмой, я должна раздобыть цыганскую серьгу и выполнить обет, данный Саре Кали. Ты поможешь мне, Николя? Без тебя мне не обойтись. Ведь сама я мало на что пригодна».
Я не мог ей отказать. Разыскивая владельца серьги, ненавистного нам всем Геракла Блонди, я вдруг узнал, что во время пожара выжил ещё один артист нашего цирка. Карлик Эль Чаппо. Мексиканец бешено ненавидел светловолосого красавца из-за малютки Жижи, погибшей в огне, и я не мог не предоставить мексиканцу шанс тоже поквитаться с негодяем. На время я поселился в землянке у Эмили, и мы принялись за осуществление нашего плана. Мы с вашей дочерью, мадам, вызволили Эль Чаппо из лечебницы. Я снова, как в детстве, стал Рувом. Мальчиком-волком. Я сбрил бороду и добровольно сделался уродом. Та борода, что сейчас на мне, как вы можете видеть, накладная. Если я её сниму, перед вами предстанет ужасный лик, лишенный подбородка. Но я не стану этого делать, чтобы не пугать вас, мадам Анри. Я был ногами Эмили. Я заказал большую плетёную корзину, в которой носил её, привязав к спине. Эмили хотела сама отомстить негодяю, разрушившему её жизнь, лишившему родителей, и своими руками забрать у него серьгу удачи и передать мне, чтобы я отвёз её в Сент-Мари-де-ля-Мер. Два дня назад мы втроём подстерегли Геракла Блонди и думали, что убили, но оказалось, что это всего лишь двойник мерзавца. Этой ночью произошла решающая встреча.
– Месье Николя, что вы всё ходите вокруг да около? – вдруг рассердилась хозяйка дома. – Скажите же наконец, где моя девочка? Немедленно отведите меня к Эмили! Пусть она не ходит, пусть считает себя ведьмой, мне всё равно… Что вы протягиваете мне? Крестик Эмили? Зачем это? Вы же должны передать крест после её кончины… Неужели моя доченька мертва?
Мадам Анри страшно захрипела, хватаясь за горло, и дворецкий, распахнув дверь, вбежал в комнату. Он застал гостя стоящим на коленях перед распростёртым на полу телом хозяйки дома. Граф вскинул голову и, глядя за спину дворецкого, сдавленно произнёс:
– Вот и вы, господин Анри. Позвольте представиться. Граф Белозерский. Давний друг вашей покойной дочери Эмили.
Мытищи. Наши дни
Алёнка спала, беспокойно ворочаясь во сне на заднем сиденье машины, а я смотрела в окно, пытаясь понять, что в этот самый момент происходит в торговом центре. Сейчас всё встанет на свои места, и я наконец-то избавлюсь от глупого ощущения, что я сплю и мне это снится. Мне показалось, что рядом с машиной кто-то ходит, и, опустив стекло, я выглянула наружу. В лицо пахнуло ночной прохладой, и я решила, что не помешает впустить в салон автомобиля немного свежести. Чтобы накрыть спящую девочку, я вышла из машины и, открыв багажник, стала доставать лежащий в дорожной сумке плед, когда вдруг зазвенело выбитое стекло и грохнул выстрел. Малышка заворочалась, но не проснулась. Я же во все глаза смотрела, как на меня бежит, припадая на ногу, охранник в чёрном картузе и казённой куртке, так похожей на форму американских полицейских. Обернувшись, бегущий выстрелил. И тут же упал, растянувшись неподалёку от меня. Шагнув к раненому, я склонилась и, вглядевшись в его лицо, узнала Глеба. Я не удивилась, ибо была внутренне к этому готова. Муж тоже меня узнал. Протянул ко мне руку и тяжело заговорил, с трудом переводя дыхание:
– Я объясню. Я сейчас всё объясню. Соня. Только для тебя. Это. Всё. Для тебя. Я не имею права тебя подвести.
– Перестань, Глеб! Кто такой Егор? – непослушными губами прошептала я.
– Егор – бывший зэк. Я ехал с ним из Кандалакши. В дороге Егор хвастался, что освободился и едет домой. Дома его ждёт соседка Дарья. Работает соседка в торговом центре, и было бы неплохо ограбить ювелирный павильон. Егор напился и выпал из поезда. Документы остались в пиджаке, а я лишь воспользовался ситуацией. Ради тебя, Соня. Всё ради тебя. Потому что ты первая и единственная женщина. Моя женщина. Ты знаешь.
Шум шагов заглушил его последние слова. Обернувшись, я увидела, что к нам торопливо идёт невысокая девушка. Мне показалось, что я её где-то видела. Что-то неуловимо знакомое было в этих коротких, по-мальчишечьи стриженных волосах, тонких ногах и всей её хрупкой фигуре. Даже не взглянув на меня, девушка, приблизившись к умирающему Глебу, склонилась над ним и вытащила из-за пазухи бумажник. А из бумажника вынула серьгу удачи. Глеб всё-таки нашёл её в кухонном шкафу, достал из банки с рисом!
– Майор Рыбникова, какого чёрта ты делаешь? – прокричал из темноты голос сына. – Ты у себя в Питере всегда трупы обшариваешь без понятых? Мама? А ты здесь откуда?
Славик подошёл ко мне вплотную и только тогда увидел лицо покойного. Вскрикнув, сын бросился на колени, схватил отца за руку и рыдал, рыдал, рыдал… А я вдруг вспомнила, почему лицо девушки мне кажется знакомым. Майор Рыбникова как две капли воды походила на Лазареву, только без очков! Глядя в её бездонные синие глаза, я не могла пошевелиться, чувствуя странное оцепенение во всём теле и понимая, что всё, что со мной происходит, – какая-то дикая фантасмагория.
Париж, 18… год
Жак Анри шагнул в гостиную, поднял с пола крестик на тонкой золотой цепочке и сухо произнёс, обращаясь к посетителю:
– Не могу сказать, что рад знакомству. Тем не менее, месье Белозерский, пройдёмте в кабинет. Полагаю, нам есть что обсудить.
И, обернувшись к дворецкому, приказал:
– Не стойте столбом, Марсель. Пошлите за врачом. Вы же видите, мадам Анри в глубоком обмороке.
…Глава криминальной полиции Парижа прибыл домой прямо из морга. Мальчишка-посыльный отыскал хозяина в прозекторской. О странном трупе шестипалой женщины рано утром рассказали шефу явившиеся с докладом Юнитэ и Коко-Лакур.
– Господин Анри, мы гнались за ней по пятам и почти схватили злоумышленницу живьём, – браво повёл повествование Юнитэ. Коко-Лакур согласно кивнул. – Но потом мы поняли, что чертовка уходит, и выстрелили в голову.
– У неё было две головы, – мрачно проговорил Коко-Лакур. – Если быть точными, мы выстрелили в одну из голов.
– Да хватит рассказывать сказки, Серж! – вспылил Юнитэ. – Я видел только одну голову. В неё и стрелял. И, надо сказать, отлично попал. Уже светало, когда мы выволокли тело убитой из леса на ярморочную площадь, и оказалось, что на Видока и в самом деле напала безобразная ведьма со следами ожогов на лице. Это она отрубила Видоку руку.
