Михаил Литов - Московский гость
Недалеко от помоста стояли Виктор, Вера и Григорий Чудов. Виктор, надев, к месту ли, нет, свой знаменитый картуз и тонко усмехнувшись, крикнул:
- Кто ж это делает вид, будто не знает, кто вы такие? Это очень даже хорошо известно. И в вашем происхождении тоже нет никакого секрета, так что о шинели вы заговорили зря, у разных портных одевались вы и поэт!
Оратор снисходительно хмыкнул - в микрофон, громко, велегласным фуком.
- Вы, молодой человек, - протрубил он, - судите поспешно и предвзято. Я вам растолкую свою метафору. Возможно, вы слышали, хотя бы краем уха, что поэт погиб, защищая свободу наших братьев южных славян. Роковая пуля пробила шинель...
- А он был в шинели? - не унимался Виктор.
- В высшем смысле - да! В шинели он и пал на поле брани, погиб геройской смертью! Мой юный собеседник, мы эту шинель поняли, мы постигли ее сокровенный смысл! А теперь скажите: кому поэт, умирая, мог передать эстафету героизма, если не нам, истинным друзьям народа?
- Вот, оказывается, что! Высший смысл! Вы, стало быть, из высших соображений одну половину своего возлюбленного народа отправили на тот свет, а вторую загнали в крысиные норы! И это уже мало похоже на метафору!
Григорий взглянул на Веру. Она улыбалась. Судя по всему, решимость, с какой ее брат ввязался в спор с трибуном, тронула ее.
Виктор потряс выброшенным высоко в воздух кулаком:
- Поэта не трожь! Проваливайте из Кормленщикова!
Образумилов стал оттеснять Леонида Егоровича от микрофона. Ему пришло в голову поведать о хищническом замысле Кащея скупить Кормленщиково на корню и как он, стойкий парень, защитил народное достояние. Но выкрики экскурсовода уже раззадорили в ждавших своего часа шутниках более чем невыгодные для неугомонного коротышки чувства, и не успел он открыть рот, как на помост полетели фруктовые и овощные огрызки. Надо сразу сказать, что ни один из них не поразил Коршунова. Удивительная произошла вещь! Образумилов и Петушков, бросив Леонида Егоровича и перемахнув через барьер, выбежали вперед, на некоторое подобие авансцены, и принялись, с акробатической ловкостью подпрыгивая, ловить эти огрызки жадно раскрытыми ртами. Их примеру последовали и прочие представители ячейки, до того уныло маячившие в загоне. Никто из этих людей не понимал, для чего же и в самом деле понадобилось охотиться за какими-то никчемными объедками, зато зрителям их выступление пришлось по вкусу, и на импровизированную сцену обрушился целый град съедобных веществ, такую потребность в которых вдруг обнаружили заезжие партийцы.
Вдова Ознобкина, подошедшая с Русланом в самом конце коршуновской речи, быстро разгадала фольклорную природу происходящего и зарыскала по толпе налившимся яростью взглядом. Так и есть! Чуть в стороне, под раскидистым деревом, никем не замеченная стояла Кики Морова, к уху и шее которой нежно склонялся Петя Чур. Из всей властной камарильи только эти двое и почтили своим присутствием Кормленщиково. Мэр Волховитов в очередной раз обманул ожидания людей.
Катюша крепкой рукой схватила Руслана за плечо:
- Возьми камень... их здесь много валяется... подойди к Кики Моровой и ударь ее этим камнем по голове.
- Зачем? - испуганно выдохнул юноша.
- Я приказываю, Руслан. - Глаза вдовы расширились, и их взгляд заставил Руслана нагнуться и поднять увесистый камень. - Я так хочу, мой мальчик. Ты должен это сделать для меня. Не буду скрывать от тебя, насколько это опасно. Это гораздо опаснее, чем ты можешь себе представить. Но если ты действительно стал настоящим мужчиной, это как раз то, что тебе следует сделать. Иди!
- А мы еще увидимся? - пролепетал он, глотая слезы. Впрочем, он отворачивался, чтобы Катюша не видела, что он ужасно расстроился и ведет себя отнюдь не по-мужски.
- Кто знает... Но я буду тебя ждать. Всегда. Пока жива...
Как загипнотизированный побрел Руслан сквозь толпу возбужденных представлением людей к месту, где, по словам Катюши, находилась Кики Морова.
Образумилов с Петушковым занялись собачьей гонкой за огрызками, и Леонид Егорович остался без поддержки. Его ноги катастрофически слабели под многопудовой тяжестью тела. Тут и он заметил Кики Морову. С нечеловеческим воплем вождь повалился на дощатый пол, и все временное, хрупкое сооружение, на котором Образумилов рассчитывал окончательно взять власть над ячейкой в свои руки, затрещало, зашаталось и на глазах потрясенных зрителей рухнуло.
Руслан медленно приблизился к довольной своими действиями секретарше. Она перевела взгляд на него, и улыбка не сошла с ее полных ярких губ, но глаза угрожающе потемнели. Она только смотрела на смелого мальчика, ничего не предпринимая, позволяя ему и дальше простирать свою смелость. Но отвага уже покинула сердце Руслана, он оцепенел в двух шагах от Кики Моровой и опустил бы голову, когда б его не заворожил ее змеиный взгляд. Он стоял и с бессмысленной улыбкой любовался таинственной красавицей.
- Расскажи сам, чего ты хочешь, паренек, - предложил Петя Чур, кривя губы в снисходительной усмешке.
У Руслана подогнулись колени, и он уже запрокинул голову и растопырил руки, падая, но какая-то сила резко выпрямила его, налетев извне. Его гладкое, миловидное лицо пошло красными пятнами. Он стыдился за свое анекдотическое поведение перед Кики Моровой, которая и в заботе об его устойчивости только смеялась над ним.
- Не то, малыш, - сказала она. - Держись. Надо дело делать, не так ли, юный господин?
- Убей! Убей ее! - заклинала издали Катюша.
Руслан не мог этого слышать, но он понимал, что Катюша не безучастна к его нерешительности, сердится на него. Рука с камнем поползла вверх, к высшей точке замаха. Опешивший, стыдящийся себя и негодующий на незнающую преград проницательность секретарши, которую ему почему-то нужно было убить, террорист натужно хмурился сквозь улыбку, все шире расплывавшуюся на его простодушной физиономии. Дотянуться до Кики Моровой и ударить ее камнем, не сдвинувшись с места, Руслан едва ли сумел бы, а мог разве что более или менее точно запустить ей свой снаряд в голову. Впрочем, он и сам не сознавал, что собирается сделать.
Из толпы, взбивавшей пыль вокруг рухнувшего помоста, выскочил Греховников, подбежал к Руслану и сзади будто клещами сжал его занесенную руку. Руслан заверещал, как зверек в захлопнувшейся ловушке, и теперь, когда уже было ясно, что покушение провалилось, ему особенно было нужно справиться с поручением вдовы, доказать, что он способен бросить камень. Он срывался на визг и с побагровевшим от натуги, искаженным болью и обидой лицом извивался в руках врага, отрывал от земли то одну, то другую ногу, норовя лягнуть писателя. Но тот был необыкновенно, железно силен, тем более что силу ему придавала ненависть к Ознобкиной, обманувшей его надежды, а вслед за тем пославшей доверчивого мальчика на верную гибель.
Чиновники мэрии, стоя под пышным деревом какой-то пасторальной парочкой, молча и насмешливо наблюдали эту сцену. Время от времени Греховников из-за спины Руслана бросал на них выразительный взгляд, как бы говоривший: вы сами знаете, мне вас любить не за что, вы ничего не сделали для того, чтобы мне, великому писателю, жилось лучше, и именно вы заставили меня пережить небывалый позор в ресторане и бегать от гадюки, но сейчас я спасаю наивного мальчика, которого даже у вас, наверное, не хватит злости погубить, так пожалуйста, не мешайте мне. Если писатель отчетливо и не говорил этого, то подобное читалось в его мыслях, а уж насколько эти его мысли были сейчас самостоятельны, едва ли он смог бы решить. И умоляя взглядом Кики Морову сжалиться над мальчиком, насмотревшись на нее, стало быть, вволю, Питирим Николаевич смутно подумал, что мог бы, пожалуй, любить уже не вдову Ознобкину, а эту загадочную секретаршу градоначальника.
Он оттащил Руслана в ближнюю рощицу, прижал там к стволу дерева; но как только отпустил мальчишку, тот занес камень, который продолжал сжимать в руке, и тогда писатель, сверкая безумными глазами, закричал ему в лицо:
- Ну, ударь, ударь меня! Это понравится ей!
- Ей? Кому? О чем вы говорите? - смущенно забормотал Руслан. - И зачем мне вас бить?..
- Ты поверил Катьке? Поверил, что она будет больше любить тебя, если ты отомстишь за ее унижения Кики Моровой?
- При чем здесь вера? - крикнул в ответ Руслан. - Женщина попросила... как я мог отказать ей?
- Попросила... - презрительно протянул Греховников. - А если бы она попросила тебя броситься головой в кучу дерьма? Это глупо, парень, очень глупо с твоей стороны. Она же поработила тебя, втоптала в грязь. Ты знаешь меня? знаешь, кто я такой? - вдруг взял он другой, самодовольный тон. - Я писатель Греховников...
- Мне все равно, - перебил Руслан, - я хочу к ней, отпустите меня... вы не имеете права меня держать, я хочу к ней...
- Ты хочешь заниматься любовью? - осведомился писатель вкрадчиво.
- Да, хочу, хочу заниматься любовью...
