Виктор Багров - NEXT 3. Маски сброшены
— Планета Земля! — выпалил Дергун. — Самое земное дно.
— Не скажи, — вмешался пожилой. — Это с какой стороны поглядеть.
— Поглядим отсюда, их вонючей ямы. Какое шоссе и какой ближайщий населенный пункт?
Получив исчерпывающие сведения, Дюбин набрал номер...
Через сорок минут на бывший кирпичный завод приехал Ессентуки. Как всегда, серьезный и солидный. Посетовал на то, что «хозяин» не взял с собой пяток пехотинцевя. за что и поплатился.
— Ладно, проехали! — перебил его Дюбин. — Филки привез? Выкладывай!
Распростившись с бомжами, Дюбин одарил их тремя сотнями баксов — скромная цена за котелок молока и сочувствие. Приказал покорному Ессентуки ехать к покинутой неподалеку от спортивного особняка машине.
Дарить Юрашу даже такую малость он не собирался...
Глава 20
Никто Федечку не будил — проснулся сам. Электричка стоит, вагон пустой. Драгоценная папка — на месте, никто на нее не польстился. А вот пакет с бутылкой побеспокоили — фольга содрана, содержимое ополовинено.
Может быть, зря он грешит на щипачей — сам в полусне пытался взбодриться? А одну «гранату» презентовал ментам. В знак признательности за то, что отнеслись с пониманием, не польстились на бумажник, не отправили в вытрезвитель.
Оказавшись на пустующем перроне, Федечка решил допить «Одессу». Не таскать же нелегкую «гранату»? Опорожнив бутылку, он аккуратно опустил ее в ближайшую урну.
— Извините, посуду забрать можно?
Мужик интеллигентной внешности — выбрит, пострижен, одет в пристойную куртку, на голове — молодежная кепчонка с длинным козырьком. Начинащий бомж, хронический алкоголик или чокнутый, сбежавший из местной психушки?
— Конечно, бери... А что, принимают?
— Еще как! В особенности «бомбы». Для местного плодово-ягодного разлива.
Надев на руку пакет, мужик выудил из урны пустую бутыль.
— Вы случайно не подскажете...
— Подскажу, почему не подсказать, — перебил «бутылочник» — Что вас интересует?
— Во первых, где я нахожусь? В каком населенном пункте?
— В Окимовске.
— Ага! — обрадовался Лавриков. — Алгоритм моих безумных действий понемного проясняется... Следующий вопрос — как лучше добраться до бараков?
— До каких именно? У нас, считай, повсюду одни бараки.
— До тех, которые поближе к затону. Там еще барка в песок вросла.
— Вот теперь понятно! Пройдешь через вокзал и топай, никуда не сворачивая, вниз.
— А где вокзал?
— Да вот он, перед тобой стоит. И дверь через него открыта.
Федечка пренебрежительно оглядывает вполне пристойное здание.
— Действительно, высится... Поверху написано для тупых — ОКИМОВСК. Спасибо, друг, услужил... До бараков далеко?
— Как пойдешь. Ежели вприпрыжку — полчаса, вразвалку — минут пятьдесят.
Бить ноги не хочется, они — свои, не казенные. Зря он поехал не на машине — общественным транспортом.
— Такси у вас бегают... Извини за глупый вопрос...
Мужик понимающе кивнул. Москвичу, привыкшему к столичному образу жизни, провинциальный городок кажется деревней. Вежливо простившись, он отправился обследовать другие урны...
Федечка не бежал и не плелся — шел размеренным шагом делового человека, знающего себе цену. С любопытством оглядывал деревенские избы, резные и запущенные заборы, огороды и цветники.
Наконец, добрался до дощатого барака, в котором живут Осиповы. Он запомнил его с прошлого визита, когда неизвестно кто кого провожал: Лерка его или он Лерку?
Солнце, оттолкнувшись от горизонта, медленно, с одышкой карабкалось по небу. Городок еще спит, даже чуткие собаки не реагируют на нахального пришельца.
Выбив по стеклу маршеобразную мелодию, Федечка отошел на несколько шагов и застыл в ожидании. Разбуженные жильцы могут и окатить дерзкого парня ведром воды, и натравить на него проснувшихся псов.
Из окна выглянула заспанная Лерка. В ночной рубашке, с растрепанной прической.
— Ты? — округлила она глаза и торопливо влезла в укороченный, выше колен, сарафанчик. — Откуда?
— О, милая, о, жизнь моя, о, радость! — продекламировал Федечка сочиненные в электричке стихи. Если честно, они, эти сонеты, позаимствованы у Шекспира. — Стоит, сама не зная, кто она. Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь...
Опомнившаяся девушка ответила тем же. Из того же источника.
— Как ты сюда добрался? Для чего? Ведь стены высоки и неприступны. Тебе здесь — неминуемая смерть, когда найдут тебя мои родные!...
Федечка во все глаза смотрит на Лерку.
— Ничего себе! Литературовед! Академик изящной словесности!
— Думаешь, ты один грамотный? Я, между прочим, в театральное поступала, два раза. Не прошла по конкурсу, зато в трагедиях и комедиях ориентируюсь.
— Здравствуй, Лерка... Лерочка.
— Привет, Федечка. Ты откуда свалился?
— С электрички.
— А почему не на своей шикарной иномарке? На ней было бы гораздо эффектней.
— Конечно, эффектней... Вот только, знаешь, я выпил вдруг шампанского. И уснул. Открыл глаза, смотрю — Окимовск. Знакомое местечко. Дай, думаю, проведаю знакомых...
— С чего вдруг? Соскучился?
— Не то, что соскучился. Наверно, влюбился.
Из-за забора соседнего участка выгляли два персонажа разыгрываемой постановки: старик и старуха. Глаза так и сверкают нестерпимым любопытством, уши выросли до размеров радаров.
— Ну, чего пялитесь? — с досадой пробормотала Лерка. — Ко мне человек по пьяни прикатил из Москвы, в любви объясняется, а вы вылезли, не мывшись.
— Извини, дочка, любопытно послушать, как общаются современные влюбленные... Пошли, старуха, самовар, небось, выкипел.
Дождавшись, когда престарелые супруги покинут свой наблюдательный пункт, Федечка повернулся к девушке и открыл рот для продолжения начатого цитирования великого поэта и драматурга. И снова ему помешали.
Из-за угла выбежал коренастый парень в нелепых шароварах, с наколками на бицепсах. Огляделся, выдернул из земли увесистый кол и, пригнувшись, направился к влюбленным.
Кажется, предстоит нешуточное сражение, подумал Федечка, но не отступил, только сконцентрировался, напрягся. Редкий случай показать Лерке свою молодецкую стать и рыцарское умение.
— Костик, прекрати! Слышишь, немедленно прекрати! Ой, мамочка, что сейчас будет! — заверещала Лерка, обхватив Федечку тонкими ручонками.
Парень остановился, переводя взгляд с незваного визитера на девушку. Он явно не знал, как поступить — врезать очкарику по мозгам или ограничиться матерным лексиконом?
— Кто это? Отвергнутый ухажер или охранитель девичьей чести?
— Это Кирюшкин дружок... Не подумай плохого... Не смей драться, Константин, по рецидиву пойдешь, годков на пять, не меньше!
— Ну, и сяду! — решился парнишка и замахнулся колом. — Вышибу твоему хахалю мозги и пойду в ментовскую сдаваться!
Федечка понял, что без схватки не обойтись. Он развернулся, поднырнул под поднятую дубинку и ударил противника в грудь. Для верности добавил под вздох. Кирюшкин дружок охнул, согнулся и упал на грядку.
— Получил? — торжествующе, спросила Лерка. — Я же просила тебя, предупреждала. Он же самбист, боксер!
Федечка не был ни самбистом, ни боксером, но слушать девушкины причитания было удивительно приятно.
— Здорово ты его сделал! С виду — мозгляк, а на поверку — действительно самбист.
— Точки надо знать! — с видом знатока рукопашного единоборства похвастался Федечка.
— Какие еще точки?
— Органы, по которым бить.
— Все мужики только и знают точки с запятыми, по которым бьют ногами и кулаками. На другое ума не хватает.
— Пардон, мисс, но он хотел меня грохнуть дубиной.
— Ну, и что? Тогда я бы тебя выхаживала, лечила. Как в кино.
— Проломленные черепа неизлечимы. Похороны по первому разряду ты организовала бы.
Костик, кряхтя и ошупывая ребра, поднялся с грядки.
— Считай, я тебя, очкарик, сфотографировал. При случае рассчитаюсь.
— Только, пожалуйста, пришли пробную карточку в маленьком формате. Желательно девять на двенадцать. С приложением изображения синяка на твоих ребрах.
Лерка прикрыла лицо косынкой и засмеялась. Язвительный смех девушки еще больше разозлил Костика.
— Обеспечу стандартный формат. Два метра на шестьдесят сантиметров. Глубина зависит от грунта.
Когда побежденный и униженный парнишка, покряхтывая и поохивая, ушел, Федечка осторожно взял Лерку под руку. Рука не отдернулась.
— Слышь, а мы можем смыться из этого греческого амфитеатра?
— Без проблем... Так сбрось же это имя! Оно ведь даже и не часть тебя. Взамен его меня возьми ты всю... Не особо торжествуй, Ромео, это я для любопытных соседей — пусть вспомнят свою нафталиненную молодость.
